Любовники - Джудит Крэнц

— Бывают случаи, когда никакое письмо не может передать всей признательности. Спасибо тебе, Джиджи. Ты была… великолепна.

— Не стоит благодарности. Приходите еще. Скажи мне, Зак, а если бы я ударила тебя, что бы ты сделал? — не удержалась от вопроса Джиджи, убирая в сумочку остатки клинексов.

— Я бы повалил тебя и стал щекотать ушки.

— О черт, ты слишком много знаешь, — пробормотала Джиджи, заливаясь краской. Некоторые ее слабости были известны одному Заку.

— По-моему, неплохая идея. Можешь не волноваться, я никому не скажу. Слушай-ка, а не съесть ли нам по пицце? В честь будущего кино для влюбленных парочек?

— Я бы, пожалуй, и две съела. После плохого кино мне требуется стакан газировки, а после хорошего — пицца, уж не знаю почему, но это самый верный критерий. У меня что-то, должно быть, с составом крови. Может, мне стать профессиональным кинокритиком?

— Ты тогда поправишься на целую тонну. Пошли отсюда.

Зак заказал пиццу с двойной колбасой, двойным сыром, двойным соусом и тройной порцией анчоусов, но без зеленого перца, а в придачу — маслины и два пива. Джиджи серьезно слушала и думала о том, что есть вещи, которые совершенно не меняются, — в частности, вкусы в отношении пиццы.

Когда пиццу принесли, он аккуратно прорезал до конца сделанные поваром насечки и протянул ей кусок, держа его к ней внешней стороной. Джиджи согнула кусок пополам и два раза откусила от середины, после чего оставшуюся внешнюю часть с корочкой вернула Заку, чтобы он доел. Так продолжалось, пока пицца не была уничтожена, после чего они немедленно заказали вторую. Где-то на половине Джиджи остановилась.

— Не могу. Боюсь, больше не влезет.

— Да брось ты. Ешь одни середки — какой в них прок? Вот корка — это да, ею можно наесться, а серединка… Видимость одна.

«Какая она хрупкая, — с тревогой подумал Зак. — надо ее подкормить». После пролитых в кинозале слез туши на ресницах совсем не осталось, и сейчас Джиджи казалась совсем юной. Это безнравственно — расхаживать по городу в таком виде, когда рядом с нею любого мужика начинают одолевать низменные мысли. «Надо ей об этом сказать», — подумал он и не решился. Она не любит критику в свой адрес, он это слишком хорошо знал.

— Середка — это самое вкусное, там же сплошная начинка, — терпеливо втолковывала Джиджи.

— Тебе края никогда не нравились, — неодобрительно покачал головой Зак.

— А ты всегда недооценивал серединку, — парировала Джиджи.

— Ты даже ни разу не попыталась распробовать край, — твердил Зак.

— Я отказываюсь спорить на эту тему: мы оба получаем, что хотим, так в чем же дело?

— О'кей, но ты все равно не права, — упрямо заявил Зак.

— Верно.

— Верно? Ты согласна, что ты не права? — Зак не верил своим ушам.

— Нет, я не могу с тобой согласиться, я просто считаю, что нет смысла продолжать эту дискуссию. — Глаза Джиджи лукаво сверкнули.

— Что ж, это осложняет дело, — нехотя проговорил он, прикончив вторую пиццу и вдруг осознав, что Джиджи ничего не прибавила к своей последней реплике. — Тогда о чем будем говорить?

— Я думала, ты что-нибудь предложишь. — Джиджи откинулась на спинку и скрестила на груди руки.

— Очень умно с твоей стороны, — сказал Зак, — уступить в этом извечном, но ничего не значащем споре. А я-то купился.

— Ну и? — Голос Джиджи звучал кротко, но непреклонно.

— Не знаю, — признался Зак, чувствуя, что это тот редкий случай, когда у него нет готового ответа, нет ясной позиции, нет четкого суждения по поводу того, что должно произойти дальше.

— Ты не считаешь, что нам следует поговорить? — тихо спросила Джиджи голосом, в котором одновременно слышались и насмешка, и нежность — та терпкая нежность, которая вызывала у него желание слушать этот голос еще и еще, чтобы понять наконец, что делает его таким притягательным, почему на звук этого голоса отзывается его сердце.

— Конечно, надо поговорить. А как, кстати, ты попала на просмотр?

— Отец провел. Мы об этом будем говорить?

— А зачем ты пошла?

— Считай, что из простого любопытства.

— Из простого любопытства ни один человек не станет сидеть два с лишним часа и смотреть черновую копию. Нормальный человек, я хочу сказать.

— Ты прав, — согласилась Джиджи без ложного колебания.

— И?

— Может, мне надо было убить время. Или я хотела посидеть впотьмах, тихонько посмеяться и поплакать. А может, мне захотелось вновь увидеть тебя… — Она замолчала и стала придумывать новые причины, которые могли бы привести ее в просмотровый зал.

— Все же что именно? Убить время? — спросил Зак.

— Нет.

— Посидеть в темноте? — продолжил перечислять он.

— Нет… не то. Не совсем то, — неуверенно произнесла Джиджи.

— То есть… последнее?

— Пожалуй… пожалуй, да.

— Ты хотела видеть меня? Неужели?

— А ты разве не хотел меня видеть?

— Ты прекрасно знаешь, что хотел, да еще как!

— А почему? — горя от нетерпения, спросила Джиджи.

— Потому что я тебя боготворю, — выпалил он. — Потому что я готов целовать землю, на которую ты ступаешь, потому что ради тебя я могу пройти сквозь огонь, забраться на вершину айсберга, переплыть океан — потому что я тебя безумно люблю, а то ты не знала! С тобой невозможно иметь дело!

— Неужели? — удивилась Джиджи. — Пожалуй, да, особенно если меня провоцировать, но ты ведь в последнее время этим не грешил, правда?

— Да, и довольно давно.

— Пожалуй, — медленно произнесла она, словно с трудом подбирая слова. — Пожалуй… Хотя, если все взвесить, не знаю, что у нас могло бы получиться… У нас настолько разные взгляды на многие вещи… Но, может, нам стоит попробовать снова?

— Джиджи, любовь моя! — Он резко приподнялся, намереваясь подсесть к ней, но Джиджи остановила его:

— Оставайся на месте, Зак! — Голос Джиджи пригвоздил его к месту. — Мы должны договориться о некоторых правилах игры, иначе все начнется снова, а я не смогу пережить это во второй раз.

— Джиджи, я теперь совсем другой! За последний год я столько пережил, что просто не мог бы остаться прежним. Я часто думал о том, как был не прав по отношению к тебе, как пытался подчинить тебя себе, о всех ужасных словах, которые тебе говорил, — ну, неужели ты считаешь, что я не способен стать лучше?

— Нет, ты способен… Но ты всегда будешь в первую очередь влюблен в свою работу, и я всегда буду соперничать с ней. Разве не так?

Зак тяжело вздохнул. Чтобы быть с Джиджи, он готов на что угодно — только не на ложь.

— Если все дело в этом, — с горечью признал он, — то тут мы ничего не сможем изменить. Я не мыслю себя без этой работы. Я и есть моя работа. Это для меня полжизни. Но вторая половина, Джиджи, — это ты.