Наследство из Нового Орлеана - Александра Риплей

– Мадам, можно задать вам один вопрос?

– Разумеется, Мари.

– Нет ли среди ваших родственников некой Селест Сазерак, дамы среднего возраста?

– Ну конечно, это моя дочь, тебе она приходится тетей. А откуда ты ее знаешь?

Как только Жюльен Сазерак произнес свое имя, в голове Мэри родилось подозрение. И все же, узнав, что ее опасения подтвердились, она испытала некоторый шок. Трудно было смириться с мыслью, что ее предала родная сестра матери. Тем горше было сознавать это.

Мэри сжала руки в кулаки. От ярости ее голос дрожал.

– Позвольте, мадам, рассказать вам, откуда я знаю вашу дочь. Это довольно длинная и неприятная история. И когда я закончу, вы поймете, почему я никогда не смогу жить в вашем доме.

И она рассказала им все, с самого начала, с того момента, как ей вручили шкатулку в школе при монастыре. Спокойным, ровным голосом она поведала о смерти своего отца, о том, что женщина, которую она считала матерью, оказалась ее мачехой, о том, как она надеялась, что шкатулка поможет ей найти свою родню в Новом Орлеане.

О том, как опрометчиво она доверилась Розе Джексон и как ей чуть было не пришлось дорого поплатиться за свою наивность:

– Вы представить себе не можете, какой я чувствовала себя тогда обессилевшей и перепуганной. Слава Богу, мне удалось бежать из этого отвратительного места.

Описала Мэри, и как по-доброму ее встретили монахини, какой участливой казалась та дама, с которой она познакомилась в монастыре.

– Она обещала помочь вернуть мое наследство и деньги. Я была ей очень благодарна. И даже когда она сообщила мне, что вернуть украденное оказалось невозможно, я все равно была ей признательна за то, что она пообещала найти мою родню, помочь мне воссоединиться с моей семьей… Эту женщину звали Селест Сазерак.

Жюльен вскочил с места. Чашка и блюдце упали с его колен на пол и разбились.

Анна-Мари Сазерак покачала головой.

– Не понимаю, – сказала она. – Селест не могла быть той женщиной. Селест бы сразу догадалась, кто ты такая, Мари. Она всегда страшно любила перебирать вместе со мной вещи в шкатулке и слушать рассказы про тех Мари, которые передавали ее своим дочерям из поколения в поколение.

Жюльен взглянул на Мэри, взглядом прося ее быть терпеливой и не сердиться на его мать, бабушку Мэри.

– Maman, тут все ясно, – медленно произнес он. – Селест все знала. Постарайтесь понять это. Селест все знала. И намеренно скрыла от нас Мари. – Он снова посмотрел на Мэри: – Я понимаю вас, мадемуазель, такое трудно простить. Позвольте мне принести за всех нас всяческие извинения. Я исполню любую вашу просьбу, сделаю все, что в человеческих силах.

Жюльен умолял ее изо всех сил, а просить он не привык, это было очевидно, и Мэри почувствовала мстительную радость. Ей нравилось видеть его униженным. Пусть поползает тут на коленях перед ней – раз он брат Селест.

– Умоляю вас, мадемуазель Макалистер, посмотрите на мою мать. Когда-то она была счастливой, полной энергии и сил женщиной. Прекрасной матерью. Но с тех пор как она овдовела, последние десять лет, ее жизнь превратилась в кошмар. Постепенно она стала такой, какой вы ее видите. В течение десяти лет она живет, погруженная в такую беспросветную тьму, что даже лучшие доктора не в состоянии помочь ей. Единственное, что ее заботило до сих пор, – это надежда найти вас. Мы годами не могли уговорить ее выйти из дома. А сегодня вечером она вышла, она отправилась ко мне одна, без провожатых, чтобы я привел ее к вам.

Мадемуазель, вы могли бы вернуть ее к жизни, к людям. Прошу вас, пойдемте с нами, поживите в доме, который по праву принадлежит и вам, не отвергайте своих родных. Вы можете не испытывать любви к вашей бабушке, но пожалейте ее по крайней мере!

Анна-Мари все еще качала головой.

– Не понимаю, – повторяла она снова и снова.

Мэри взглянула на женщину, которая приходилась ей бабушкой. Она не испытывала к ней ни любви, ни даже жалости. «Слишком поздно, – говорила она себе. – Я могла пожалеть ее когда-то, даже полюбить, может быть. Если бы Селест привела меня к ней тогда. Но с тех пор многое, очень многое изменилось. И я стала другой. Я не хочу бросать то, что с таким трудом завоевала, – ни дом, ни магазин, ни душевный покой. Я не стану возвращать к жизни мадам Сазерак. С меня достаточно собственных тревог и проблем».

– Даю вам слово, – клялся тем временем Жюльен Сазерак, – Селест заплатит за содеянное ею.

Мэри снова почувствовала, как ее охватывает радостная дрожь.

– Я поеду с вами, месье. Но не обещаю остаться у вас навсегда.

– Спасибо, мадемуазель… Maman, вы слышите? Вы готовы идти? Мари едет с нами.

Мадам Сазерак улыбнулась. Она снова протянула руку Мэри. И на сей раз Мэри ее приняла.

В экипаже Анна-Мари Сазерак уснула – она так и не вынула руки из рук Мэри, голова ее соскользнула Мэри на плечо, во сне она тихонько сопела и улыбалась.

Жюльен внес мать в дом.

– Жак! – позвал он дворецкого. – Скажите горничным, чтоб подготовили комнату мадемуазель Мари. Она приехала домой. И зажгите все свечи. В этом доме теперь всегда будет светло.

Его взгляд, устремленный на Мари, был торжественным.

– Спасибо вам, – сказал он. – Я отнесу Maman в ее комнату. Если хотите, потом, после того как ее уложат, мы вместе займемся поисками вашего приданого.

Дверь в комнату Селест была заперта. Пробормотав какое-то ругательство, Жюльен отступил на несколько шагов назад и с разбегу взломал дверь, навалившись на нее. Мэри издала долгий радостный вздох. Ярость, бушевавшая в ней, искала выхода – ей хотелось громить и крушить все вокруг.

Комната Селест, словно зеркало, отражала уродливое сознание хозяйки. Каждый ящичек, шкафчик, гардероб оказались заперты. Жюльен снял с крючка у камина кочергу и взломал первый попавшийся шкаф. Дерево с громким треском хрустнуло.

– Осмотрите его, а я тем временем взломаю следующий, – сказал Жюльен. Он тяжело дышал, лицо его покраснело.

– Дайте-ка мне кочергу, – приказала Мэри. – Я сама открою следующий. Мне хочется это сделать. – Она атаковала резной шкафчик красного дерева. Рука ее на минуту дрогнула. Все-таки такая тонкая работа. Однако желание отомстить Селест взяло верх. Мэри со смехом взломала шкафчик.

Жюльен держал лампу над ее головой. Шкатулка оказалась в шкафчике. Мэри была обрадована и одновременно разочарована – слишком уж быстро окончился погром. Она взяла шкатулку в руки, ощупывая знакомые контуры.

На секунду она снова стала той прежней Мэри, которая так стремилась обрести дом, семью, любовь.

Но это ощущение тут же исчезло. И она вернулась в настоящее; она была одна, сама по себе, и ей вполне этого хватало. Впредь она не допустит, чтобы ей причиняли страдания.