Том (5). Льды возвращаются - Александр Казанцев

Алексей Александрович обходил гостей и передавал каждому темные очки.

Через некоторое время по обе стороны блистательной Венеры появились еще две такие же звезды. Лиз уж поняла, что звезды не могут так сверкать.

И только теперь показался край огромного Солнца, красного, «закатного», но все еще жаркого, совсем не такого, какой ночью была луна.

Солнце вставало в фантастической оправе из двенадцати поднятых в небо самоцветных камней, умножая его свет. Глаза щурились. Лицо ощущало ласковое тепло.

Созвездие светил! Тепло жизни, свет радости, лучи надежды! Жизнь, жизнь, жизнь! Ее начало и смысл! Ее красота и движение! Ее ширь и бессмертие!

Лиз увидела рядом с собой Алексея Александровича.

– Петрарка-поэт создал Дочь Дивную Солнца, – сказала она. – Разве не поэты ваши ученые, которые создали созвездие солнц?

– По мере сгорания термоядерного топлива будут запускаться новые спутники с искусственными солнцами, – сказал Алексей Александрович.

– Не понимаю, – недовольно заметил мистер Игнес, – чем это лучше «Икара»? На фонари придется израсходовать не только ядерные запасы, но и воду океанов.

– Хотя бы тем, – возразил ему Терми, – что эффект не надо ждать десятилетиями.

– Уже сейчас можно загорать, – смеясь, поддержал сенатор Никсон.

– Тогда, если позволите, мы передадим Штабу Солнца все ядерные материалы, предназначенные для космической боеголовки корабля «Петрарка», – объявила Лиз.

– Спасибо, – сказал Алексей Александрович. – Нам это пригодится.

– А как же ваш космический корабль? – повернулась к Лиз Анна Седых. Она с удивлением глядела на американку. Может быть, у нее слезы на глазах оттого, что она смотрела на Солнце и новое созвездие светил? Или она плакала?

Лиз плакала. Ей было бесконечно жаль себя и своей мечты, которой она отдала все, что имела. Что теперь остается у нее. Рой? Но у него есть любовь к Дочери Дивной Солнца, которая непременно вернется в Америку, потому что Бурову уже не выйти из камеры анабиоза. Где же будет место Лиз?

И вдруг Лиз, вытерев платком набежавшие слезы, обернулась к Анне Седых и сказала:

– Вы руководитель ракетным центром, запускающим космические корабли. Разве мой «Петрарка» не годится для исследовательских целей? Разве не стоит достичь на нем Юпитера и кольца астероидов, исследовать эти осколки когда-то взорвавшейся планеты, раскрыть тайну ее поучающей гибели? Во имя Земли, чтобы с ней этого никогда не случилось?

Анна Седых ответила, что вопрос о полете «Петрарки» требует тщательного изучения.

Лиз приветливо улыбнулась ей. Она уже не плакала.

Часть третья

Великая весна

Весной начинается жизнь.

Глава первая. Великая весна

«Никогда я не думал, что так трудно расставаться со своей рукописью. У меня к ней щемящее чувство привязанности, словно к живому человеку… Быть может, к тому, кто написал ее первую, так и не переписанную страницу?

Чокнемся, старина! Почтим память когда-то существовавшего бравого репортера шести футов ростом и двухсот фунтов весом, с улыбкой киноковбоя встречавшего удары кожаных перчаток и судьбы. Убедился, что волосы седеют с висков, а на коже загадочной клинописью появляются некие письмена жизни. Как безжалостно расшифрованы они в этом дневнике, ждущем последней точки!

Лиз вернулась из Москвы вместе с появлением созвездия светил, которые зажгли в небе русские, снова удивив мир. Пора бы перестать удивляться, и все же…

Да, это была удивительная… Великая весна!

Со всей силой летнего зноя обрушилось созвездие светил на ледяную корку, уже взломанную миллиардом трещин и на поверхности Земли, и в сознании людей. Весна уносила в первых потоках не только ледяной покров земли, но и «холодную войну», его породившую.

Какая веселая, какая бурная и обещающая была эта весна с фейерверками новых звезд и надежд, с бурными ураганами пьянящей атмосферы, с наводнениями переполненных радостью рек!

Сегодня, как никогда, я почувствовал, что действительно весной начинается жизнь!

И даже мокрые исхудавшие люди, которых снимали с крыш затопленных внезапным половодьем домов, говорили не о своем погибшем имуществе, а о летнем тепле, что вернулось на Землю.

И еще одна радость волной прокатилась по планете. Сам по себе Сербург стоил этой радости. Но речь шла уже не только о нем, но и обо всех людях. Наконец-то ученые, объединившись, русские и американцы, арабы и индийцы, победили самую страшную болезнь на Земле – рак. И не только рак. Попутно, кажется, они замахнулись и на старость.

Говорят, что те, кто видел Бурова и какую-то его ассистентку, излеченную одновременно с ним, не надивятся на них, будто умывшихся живой водой.

И вся Земля сейчас умывается живой водой великого половодья!..

Том телеграфировал мне:

«Дядя Рой. Всходы прут из земли, как бешеные. Непременно приезжай убирать урожай. Фермер Том».

Природа словно старалась нагнать упущенное время. Поля кипели жадной зеленью. Газеты печатали бюллетени о видах на урожай… вместо уголовной хроники.

Но пессимисты всегда добавят «для здоровья», в бочку меда столовую ложку касторки.

«А как же дальше? Ведь термоядерные фонари скоро сожрут все ядерные запасы коммунистических стран. А дальше?»

Это порождало тревогу. Никто не хотел снова ледников на полях.

Конечно, было множество людей, ни о чем не задумывавшихся и торопившихся дожить свою жизнь повеселее. Слава богу, моя «Мона Лиза» не таскалась теперь с ними по ресторанам «Созвездие светил», в которые переименовали прежние «Белые карлики».

Нас с Лиз газеты славили как первых американских благотворителей, отдавших ядерные материалы «Петрарки» Штабу Солнца. Пронырливые газетчики подсчитали, что, совершив благородный акт для потомства, мистер Бредли (так теперь величали меня газетчики) и Лиз Морган, подобные один раз взлетающим обреченным муравьям, неизбежно погибнут, разорятся!

«Мона Лиза», смеясь, показала мне эту газету и сказала, что первый раз видит, чтобы в газетах писали такую безусловную правду.

– Надеюсь, Рой, ты не бросишь свою неимущую жену? Впрочем, я действительно в последний раз взлечу…

Я не понял ее, вернее, я понял только, что отныне нахожусь в столь же печальном финансовом положении, в каком начинал свой дневник, рассчитывая на миллион.

Но разве мог я теперь торговать дневником, обнажая себя не только перед всеми, но и перед Лиз?