Лестница в небо - Михаил Хазин

В результате развитие вооруженных сил в каждой отдельной стране сильнейшим образом зависит от ее индивидуальных особенностей [667]. Пытаться собирать денежные налоги с малонаселенной сельскохозяйственной территории — столь же тупиковый путь, как и требовать рекрутов и продовольствия с богатого города, способного дать деньги и предоставить возможность купить на них все необходимое для войны (включая наемников). Тилли особо замечает, что, хотя возникновение торговых (а позднее и промышленных) городов происходит по всей территории земного шара, существование регионов с интенсивным капиталом характерно только для Европы [668]. Это автоматически делает «капитал» отдельной теоретической проблемой [669]. Во всех частях света, кроме Европы, развитие государств шло по пути «концентрации принуждения» [670]; это естественный процесс, не требующий специального объяснения. А вот как же в условиях всеобъемлющего «принуждения» мог возникнуть самостоятельный у не зависящий от государства «капитал», к помощи которого потом (только потом!) можно обращаться для развития военного дела? И почему государства не просто отбирают у этого капитала деньги, а прибегают к договорным отношениям — купле–продаже, налогам и займам?

Хотя Тилли не рассматривает специально этот вопрос, в его книге содержится достаточно соображений и примеров, полностью его закрывающих- Во–первых, капитал, как и принуждение, обладает свойством накапливаться:

«…города — это не только место обитания капиталистов, они сами по себе являются организационной силой. Поскольку выживание домохозяйств зависит от присутствия капитала (в виде трудовой занятости, инвестиций и перераспределения, а также других крепких связей), то и распределение населения следует за капиталом. (Капитал, впрочем, иногда следует за дешевой рабочей силой, так что здесь наблюдается взаимозависимость.) Торговля, складирование, банковское дело и производство, тесно связанное с одним из этих видов деятельности, — все они получают прибыль от соседства друг с другом» [Тилли, 2009, с. 43-44].

Возникнув однажды, центр концентрации капитала — город — становится лучшим местом для торговли и наемного труда, чем соседние деревни, туда начинают стекаться работники и товары, и город начинает расти. Однако такое накопление капитала в городах имеет свое ограничение:

«В городах, которые не соединялись с сельскохозяйственными районами посредством дешевого водного транспорта, устанавливались непомерно высокие цены на продовольствие» [Тилли, 2009, с. 44].

Только там, где такой водный транспорт имелся, обычные торговые города смогли развиваться до уровня городов–государств, таких как Венеция или ганзейские города Балтики; в остальных же местах рост городов прекращался. Таким образом, далеко не везде в распоряжении будущих государств могли оказаться достаточно богатые «центры капитала» [671]. В Европе 1300 года только на трех территориях [672] — в Северной Италии, Испании и Фландрии — городское население составляло более 10% [Malanima, 2007, р. 6]. На протяжении следующих веков именно на этих территориях и возникли первые европейские сверхдержавы — Венеция, Генуя, Испания и Голландия.

Следующим отличием города (в книге Тилли «город» фактически синоним для «капитала») является тот факт, что он представляет собой намного более сложную систему, нежели живущая натуральным хозяйством деревня. Для получения доходов с деревни достаточно регулярно изымать какую‑то часть урожая в пригодном для хранения виде (зерно, рис); а вот что брать с городов?! То же самое зерно? Но город богат не только и не столько зерном, сколько всем многообразием товаров. Брать с него дань каким‑то списком товаров? Но для этого нужно заранее знать, сколько каких товаров понадобится в будущей войне, что никому не под силу. Единственным эффективным способом использования городов является обложение их денежными налогами, с последующей покупкой за собранные деньги именно того, что прямо сейчас потребуется на войне. Начальным этапом такого обложения были разовые откупы осажденных городов от разграбления (после этого завоеватель оплачивал услуги наемника и шел воевать в следующий город); на следующем этапе налоги становятся постоянными.

«…европейские государства обычно переходили к системе сбора налогов в денежном выражении, оплате средств принуждения собранными деньгами и использованию части этих (наличных) средств принуждения для дальнейшего сбора налогов. Для того чтобы такая система работала, необходимы были два непременных условия: относительно монетизированная экономика и доступность кредита В экономике, где только небольшая часть товаров и услуг продается и покупается, имеются следующие неблагоприятные факторы: сборщики доходов (rei‑enue) не могут сколько‑нибудь точно определить и оценить ресурсы, многие претендуют на какой‑нибудь отдельный ресурс и утрату этого ресурса утратившему лицу трудно восполнить. В результате всякое проводимое налогообложение неэффективно, по видимости несправедливо и. скорее всего, вызывает сопротивление. Когда кредит малодоступен, даже при монетизированной экономике, текущие расходы зависят от наличных денег, и большие траты возможны только после долгого накопления» [Тилли, 2009, с. 132].

Государства, опирающиеся на города как поставщики товаров и кредита, получали возможность не только содержать большие армии, но и быстрее собирать их в случае войны. Однако такая возможность требовала от государств встречных уступок: развитые отношения между городами и государствами не могут строиться только на принуждении. Тилли цитирует Адама Смита: «В стране, где множество купцов и промышленников… конечно, множество групп людей, которые могут во всякое время, если пожелают, направить очень большие суммы денег правительству», особо выделяя слова «если пожелают» [Тилли, 2009, с. 88]. Откуп от грабежа можно получить простой угрозой, но получить тем же способом кредит не получится: кредит придется возвращать, иначе это будет последний кредит.

Читатель. Последний у этого кредитора, но кто мешает занять у других?

Практик. На самом деле, все еще веселее. Представим себе двух феодалов, которые хотят друг друга завоевать. Но по силе они равны — и значит, воевать опасно, поскольку даже победитель ослабнет настолько, что его легко завоюют другие соседи. Но тут обнаруживается, что можно нанять наемников, которые позволяют легко победить противника. Следующий шаг — догадаться, что деньги на наемников можно взять в долг, а потом из завоеванной добычи долг вернуть. Но теперь представьте себе, что в долг взяли оба феодала… В этом случае вернуть его сможет только один. А что делать банкиру, который дал кредит проигравшему?

Теоретик. Так что банкирам нужно тщательно взвешивать, кого кредитовать, а кого нет. Если эти «другие» что‑то понимают в бизнесе, они тоже не выстроятся в очередь кредитовать ненадежного заемщика!

Читатель. Ну тогда можно двинуть на них войска…

Теоретик. Погодите, какие еще войска? Мы с вами обсуждаем ситуацию, когда правителю срочно понадобились деньги на ведение войны. На него уже кто‑то напал, денег нет, воевать не на что — и в этих условиях вы предлагаете напасть на богатый город? Какой армией, откуда ее взять?

Читатель. Хм, да это же кредитная удавка получается. Экономим на постоянном содержании армии, зато когда припрет, приходится идти к кредиторам с протянутой рукой?

Теоретик. Совершенно верно. Но другого выхода нет — постоянно кормить многотысячную армию не мог себе позволить ни один европейский правитель. Выбирать приходилось между двумя вариантами: либо вообще не вести масштабных войн (слабое государство), либо вести их на заемные деньги. Приведем наиболее показательный пример [673] такого «частно–государственного» сотрудничества: финансирование генуэзскими банкирами Испанской империи во времена Филиппа II (1566-1598)

В знаменитой книге Фернана Броделя «Средиземноморье и средиземноморский мир в эпоху Филиппа II» рассказывается в числе прочего о нескольких дефолтах короля Испании, разоривших огромное число кредитовавших его банкиров. В начале XXI века историки Дрелихман (профессор Ванкуверской школы экономики) и Вот (завкафедрой Цюрихского университета) заинтересовались вопросом: а чем думало следующее поколение банкиров, снова давая кредиты столь ненадежном заемщику? Неужели они были настолько наивны, что не понимали, чем дело кончится? Исследователи на пять лет погрузились в архивы, изучили более 5000 страниц кредитных договоров [674], создали целую базу данных по всем финансовым операциям между банкирами и Филиппом II и написали интереснейшую книгу «Кредитование заемщика из ада» [Drelichman, 2014], раскрывшую подлинную «кухню» имперских финансов.