Иные миры. Будущее возможно... - Альберт Дебейер

– Дорогой мой, – воскликнул Вильсон, когда мы прочли это место. – Какой потрясающий момент! Теперь моя очередь читать.

Я охотно согласился на предложение моего друга.

Вильсон разложил на коленях листы рукописи и приступил к чтению.

СЛЕДЫ НА ПЕСКЕ

В следующее мгновение я почувствовал, что медленно падаю. Но мне удалось удержаться на ногах, я растер затекшие члены, онемевшие от долгого сиденья на машине. На меня нахлынула странная дремота, и я решил поспать до рассвета. Не было возможности в темноте различить окрестную местность. Кругом не было заметно признаков жизни. Я снял свой дорожный костюм, свернул его, подложил под голову вместо подушки и улегся рядом с машиной. Спустя мгновение я погрузился в глубокий сладкий сон.

Проснувшись, я был принужден защищать глаза руками от нестерпимого блеска неба. Мне показалось, что я попал в раскаленную печь. Небо над Марсом ярко-красного цвета и производит впечатление жуткое, зловещее.

Внезапно я вспомнил, где нахожусь, и поспешно вскочил на ноги. Я весь трепетал от восторга, торжествуя по поводу благополучного окончания знаменательного путешествия. Свежий, бодрящий воздух веселил меня, напоминая зимнюю пронизанную солнцем атмосферу альпийских долин. В порыве радости я невольно подпрыгнул. Каково было мое изумление, когда я оказался парящим в воздухе на высоте шести или более футов. Я напряг мускулы, готовясь при падении удариться о почву, но, к крайнему своему удивлению, мягко опустился на песок, подобно порхающему лепестку цветка. Только тогда я вспомнил, что на Марсе притяжение гораздо слабее, чем на Земле, и, следовательно, здесь так же легко подпрыгнуть на шесть футов, как у нас на три фута. Естественная энергия живого существа на этой планете соответственным образом удваивается. Я чувствовал себя удивительно легким и, казалось, шагал по воздуху.

Итак, я прибыл на неведомую планету. Я совершил невозможное. Земля со своей путаной многовековой историей, со своей цивилизацией и природой осталась далеко-далеко в пространстве.

Мой фантастический полет сквозь мировое пространство представлялся мне теперь отдаленным, туманным кошмаром. Даже зеленый летательный аппарат, ярко блестевший на солнце, казался скорее воплощением чудес «Тысячи и одной ночи», чем реальным продуктом науки двадцатого века. Я снова чувствовал под ногами твердую почву и испытывал радость жизни.

Когда улегся первоначальный взрыв восторга, я начал осматриваться.

В ослепительном свете все казалось каким-то нереальным – и трудно было судить о размерах окружавших меня предметов.

Не раньше, чем через четверть часа после пробуждения, у меня начало проясняться зрение. Только по прошествии нескольких дней я окончательно привык к необычайному освещению, окрашивавшему все на Марсе в алый цвет, подобно свету автомобильных фонарей, мерцающих сквозь туман. Вся окружавшая меня панорама напоминала Лондон в ноябрьский день, когда мириады уличных фонарей пронизывают тусклый туман. Вскоре мне пришла в голову новая аналогия марсианскому пейзажу. Я вспомнил одно место из описания ада у поэта Блэка: «Выжженная мертвая пустыня, в кровавых отблесках пламени, изрыгаемого бездонным колодцем». Через некоторое время я достаточно освоился с окружавшим меня фантастическим ландшафтом.

Только тогда я начал осознавать, что попал в местность, пожалуй, не менее ужасную, чем ад, где будет стоить немалых трудов поддерживать жизнь. Кругом, насколько мог охватить глаз, в жуткой, безнадежной наготе под зловещим раскаленным небом простирались пески бесконечной пустыни: ни следа растительности, ни признака воды. Однообразие и мертвенная пустынность пейзажа навевали на душу тоску. Мне казалось, что я навеки оторван от реальной жизни и попал в какой-то заколдованный враждебный мир. «И это, – думал я не без иронии, – не какая-нибудь затерянная в мировом пространстве захудалая планетка, а родной брат Земли, если можно так выразиться, – ее ближайший сосед».

Пока я размышлял таким образом, небо сделалось заметно ярче. Подняв голову, я увидел над собой красный огненный шар и приветствовал его как давнишнего друга. Наконец-то я увидел знакомый мне предмет, милое старое Солнце.

Солнечный диск здесь, на Марсе, казался сравнительно небольшим, весьма отличным от земного солнца, победно пылающего на фоне мягкой синевы.

От этих размышлений я перешел к обдумыванию своего настоящего, весьма ненадежного положения и неведомого будущего. Надо было действовать. Прежде всего, я облекся в свой костюм, сел на машину и докончил провизию, от которой сохранились только жалкие остатки. Передо мной стояла дилемма: либо пан – либо пропал, или я найду себе пищу – или погибну. Корабли сожжены. Я решил лететь на небольшой высоте от поверхности Марса, опускаясь на планету каждые четыре часа, полет должен быть медленным, чтобы ничто не могло ускользнуть от моего наблюдения. Весь день я летел низко над песками, и характер местности оставался неизменным: все та же однообразная унылая пустыня. С наступлением темноты я снова опустился на пески. Я был очень голоден, но делать было нечего – приходилось терпеть. Прежде, чем лечь спать, я взглянул на темнеющее небо, и в вечернем освещении, после зловещего дневного сияния, оно показалось мне спокойным и кротким.

В пустыне царило гробовое молчание: ни звука, ни дыхания. На темном багрянце неба мерцали мириады звезд. Одни из них были моими старыми знакомыми, другие же чужды мне и неведомы. Я заметил несколько звезд, обычно видимых у нас в северных широтах: Орион, Арктур, Сириус, Альдебаран – все были налицо. Однако не было видно ни Большой Медведицы, ни Плеяд. Зато светили некоторые звезды, видимые на Земле только к югу от экватора. Южный Крест горел во всем своем великолепии. Спокойный и величавый, среди мерцающих звезд плыл Юпитер. Я начал искать вечернюю звезду – Венеру, но не смог найти. Наконец, мне показалось, что я ее разыскал: в северной части неба появилось крупное светило, затмившее своим блеском бесчисленные рои звезд. Однако беглые вычисления доказали мне, что это не могла быть Венера. Вынув из кармана зрительную трубку с мощными стеклами, я принялся наблюдать яркую звезду. Мое любопытство все возрастало. Я весь дрожал от волнения. Эта ослепительная планета – наша Земля. Планета была, конечно, слишком удалена, чтобы я мог рассмотреть ее отличительные черты, но вблизи нее я заметил световую точку. У этой планеты был только один спутник. Сомнения отпадали – это была Земля.

Сняв шляпу, я низко поклонился своей матери Земле. Я – самый отважный и, дерзко сказать, самый удачливый из всех мировых путешественников, исследователей неведомых областей – поклялся охранять честь нашей старой планеты в этом чуждом суровом мире. В порыве неожиданной гордости и самоупоения я схватил пригоршню песку и бросил ее вверх по направлению к далекой Земле. Вероятно, даже Вильгельм Завоеватель, вступая на почву Англии, не испытывал такого удовлетворения и торжества.