Блеск клинка - Лоуренс Шуновер

Алексий, которому немедленно доложил о речи Давида гонец, бесшумно скрывавшийся за портьерой, благословил государственный ум молодого императора и послал отряд самых высокопоставленных офицеров полиции с приказом окружить имение Балта Оглы и не позволять принцу, под угрозой немедленного публичного ареста, высунуть нос из стен его прекрасного дома из розового камня.

Император сел и слегка кивнул Пьеру. Пьер снова преклонил колени и коснулся лбом каймы императорской мантии, поднялся, отступил назад, сделал вместе со своим Орлом пол-оборота направо и присоединился к сэру Джону, лицо которого было гордым и сияющим.

— Вы шли так, будто родились с этой птицей на груди, сэр Питер, — шепнул он. Новый титул прозвучал в его устах естественно и серьезно, как будто он всегда называл Пьера именно так. — Император говорил так долго, что некоторые греки, кажется, начали завидовать. Зато турки ликовали.

Вновь прозвучали фанфары. Собравшиеся вновь коснулись лбами пола, затем процессия удалилась из комнаты в обратном порядке; последним скрылся за портьерой рыцарь с серебряным луком, держа оружие перед собой, чтобы каждый помнил о могуществе Трапезунда.

Глава 30

Апартаменты великого герцога занимали один из верхних этажей дворца. На балконе над садом, который был виден из приемной, где Великий Комнин вручил Орла Пьеру, Алексий устроил роскошный завтрак для нового рыцаря и сэра Джона. Сам Алексий уже позавтракал, но из вежливости взял бокал фруктового сока. Красные черепичные крыши городских домов и море за стенами нижней части города радовали взор.

Пьер начинал привыкать есть из фарфоровых тарелок. Однако у него не очень-то получалось управляться с едой левой рукой. Слуги Оглы, потом слуги графа Месембрийского, а теперь слуги Алексия, по-видимому, считали само собой разумеющимся деликатно вытирать пальцы гостя, если на них появлялось хоть малейшее пятнышко.

— Мне кажется, я снова превращаюсь в ребенка, Ваше Высочество, — сказал Пьер. — Может быть, когда я вернусь во Францию, я забудусь и протяну пальцы, чтобы их вытерли.

— Если сэр Питер сделает это дома, он получит столько бокалов вина, сколько пальцев покажет, — пояснил Джастин.

— Наши обычаи отличаются от ваших, господа, я знаю это. Возможно, со временем они привьются и у вас. Мне доложили, что Его Императорское Величество затронул вопрос о возможности для вас остаться в Трапезунде, сэр Питер. Практически это приказ остаться. Большая часть его речи имела целью ублажить турок. Разумеется, я имею в виду его слова, обращенные к публике. То, что он сказал вам лично, меня не касается.

Пьер улыбнулся тому вежливому способу, которым великий герцог выразил свое любопытство.

— На самом деле это вас касается, Ваше Высочество. Он предложил мне спросить у вас, почему ему доставляет такие страдания необходимость быть вежливым с турками. Вы несомненно знаете все те лестные слова, которые он произнес в их адрес, а теперь он отправляется на охоту с тринадцатью из них.

— Вы их пересчитали, сэр Питер? На самом деле их пятнадцать. Двое не смогли присутствовать на церемонии вашего посвящения в рыцари. У вас острый глаз, сэр. Могу вам сказать, что следствие по делу Балта Оглы будет щекотливым. Нелегко обвинять родственника султана, независимо от того, что он совершил. Только сегодня утром, после речи императора, я решился наложить на Оглы мягкий домашний арест. Из труб его дома идет дым, без сомнения он избавляется от всех компрометирующих документов. Его слуга Мануэль вспомнил еще кое-какие детали, и в качестве назидания туркам была упомянута пытка, которой подвергли вашу руку. Арест Оглы нанесет колоссальный удар национальной гордости турок. Мы должны любыми средствами заранее снискать их расположение. Вот почему Его Императорское Величество упомянул о вашей руке, и вот почему он отправляется с ними на охоту.

— Я впервые слышу, что рука сэра Питера была подвергнута пыткам, — произнес сэр Джон. — Мне бы уже давно следовало догадаться об этом, а не ждать, когда мой друг окажет мне доверие.

— Она почти зажила, — сказал Пьер, — а благодаря упоминанию императора этот инцидент приобрел незаслуженные масштабы. Сержант ударил меня камнем, когда я отказался сообщить ему, где находится письмо де Кози. Не стану говорить, что мне не было больно, но я уже был настолько оглушен, что не ощутил эту боль в полной мере.

— Если Его Императорское Величество изобразил инцидент в более мрачных тонах, чем было на самом деле, это не повредит, — произнес Алексий. — Трапезунду пойдет на пользу, если турки задумаются о зле, которое несет в себе человек, совершивший это. Я хотел бы, чтобы вы сообщили мне все обстоятельства, сэр Питер. В следствии против болгарина любая мелочь может оказаться важной. Его вина очевидна, и даже у турок воровство строго преследуется по закону. Что касается вашей руки, рассказ об ударе камнем очень хорошо прозвучит на суде. Однако еще драматичнее выглядело бы, если бы рука принадлежала, скажем, благочестивому старому мусульманину в зеленом тюрбане.

— Что вы имеете в виду, Ваше Высочество?

— Что вам известно о турецком рабе по имени Мауза, которому загоняли под ногти иглы кактуса?

— О Боже! Ничего. Ах да, Ваше Высочество, кажется, я знаю. Бедный старый раб пролил каплю ликера, когда наполнял мой бокал. Василий попросил разрешения наказать его за небрежность. Оглы дал разрешение.

Алексий сказал:

— Мауза тайно обратился к хирургу несколько дней назад с просьбой извлечь из-под ногтей его правой руки несколько иголок кактуса. Он пожаловался на несчастный случай, но было очевидно, что его пытали, и это стало мне известно.

— Вот почему Василий был уверен, что наказание не оставит шрамов! Он еще хуже, чем его господин. Я слышал, как Оглы предостерег его, чтобы он не причинил вреда слуге. Во всяком случае, не до такой степени, чтобы он не смог снова прислуживать за столом. А ваши законы не запрещают пытать рабов?

Как один из двенадцати членов Верховного суда, Алексий мог дать точный ответ на вопрос Пьера.

— По закону Трапезундской империи рабы не обладают какими-либо юридическими правами. Они являются собственностью, и человек может делать с ними, что хочет, как с любой другой собственностью. Однако старое римское право, дух которого восприняла наше трапезундская юриспруденция, предоставляло много прав рабам.

Может быть, самым точным ответом на ваш вопрос, сэр Питер, является указ императора Марка Аврелия, который предоставил владельцу юридическое право отдать раба под суд и выдвинуть против него уголовное обвинение. Вам может показаться странным, что господин должен тратить усилия на обращение в суд из-за раба. Целью этого парадоксального закона было отбить у людей охоту лично наказывать рабов, как сделал Оглы, и отнести взаимоотношения между господином и рабом к юрисдикции суда, а также вынести их на суд общественного мнения.