Похорони меня ложью - С. М. Сото
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она обхватывает меня руками и крепко обнимает. Все мое тело сжимается, напрягаясь от вторжения в личное пространство. Она, должно быть, замечает, что я не отвечаю взаимностью, потому что медленно отпускает меня и делает осторожный шаг назад. На ее лице написано чувство вины. Это видно по тонкому блеску слез, мерцающих в ее глазах.
Она шмыгает носом, глядя на мужа.
— Я понятия не имела, что ты приедешь. Я даже не знала, что ты здесь…
Я мрачно смеюсь.
— Ох, я уверена, что ты не знала.
Она закрывает рот и отшатывается, будто я дала ей пощечину. Тот факт, что они оба добровольно сплавили меня в психиатрическую больницу, это слон в комнате, о котором никто не хочет говорить.
— Я здесь не для того, чтобы наверстывать упущенное или для чего, по-вашему, этот визит. Я здесь за ответами. Не знаю, почему я ожидаю, что кто-то из вас скажет мне правду. Это определенно не сильная сторона вас.
— Дорогая, мы никогда не хотели сделать тебе больно, — голос моей мамы дрожит. — Мы хотели тебе помочь. Ты действовала…
Мой отец обрывает ее, бросая на нее уничтожающий взгляд.
— Все это не имеет значения. Давайте просто сядем и поговорим. Спроси нас о том, что тебе нужно.
Наступает тишина, когда мы садимся. Мой взгляд мечется между ними в попытке понять, как спросить то, что мне нужно, не звуча для них еще более безумно.
— Мэдисон действительно улетала в Италию по программе обмена студентов?
Мои родители переглядываются друг с другом.
— Да, ты знаешь что… — начинает говорить моя мать, бросая на меня взгляд, который говорит: «ты с ума сошла? Почему спрашиваешь об этом?»
— Нет, — вздыхает отец.
Каждый мускул в моем теле напрягается. У меня пересыхает во рту, когда я играю с реальностью следующих слов на языке.
— Где тогда она была?
Мама бросает на отца умоляющий взгляд, и впервые за все время отец смотрит на меня с сожалением.
— Она была в Эверморе, в больнице Святой Марии.
Я открываю рот, но сжимаю зубы, когда чувствую, что мой подбородок дрожит, потому что я знаю, что будет дальше. Думаю, я поняла это в первый момент, когда увидела Аву. Я напрягаюсь.
— Зачем она отправилась в больницу Святой Марии? Зачем лгать всем в школе и в городке о том, где она была?
Слеза скатывается по щеке моей мамы, и она смотрит на стол.
— Потому что твоя сестра была беременна. И… — она задыхается, прижимая тыльную сторону ладони ко рту, чтобы не разрыдаться. — Обстоятельства, при которых она забеременела… мы не могли допустить, чтобы это стало известно. Так что, мы отправили ее в больницу Святой Марии.
Тошнота закручивается у меня в животе.
— И что было дальше?
— Она родила, а затем вернулась домой.
Я прикусываю язык, пока не чувствую вкус крови. Мне хочется кричать. Хочется ненавидеть их, всех их, за то, что они скрывали от меня такой большой секрет.
— И вместо того, чтобы сказать мне, вы, солгали. Вы, скрыли это и заставили ее избавиться от ребенка, ради спасения собственных задниц. Всю мою жизнь вы оба заставляли меня чувствовать, что проблема во мне. Все, что я делала, я старалась быть лучше. Быть звездным ребенком, каким вы всегда ее считали. Я каждый день ненавидела себя за то, что никогда не была достаточно хороша.
— Ты была достаточно хороша, — плачет мама.
— Очевидно, черт, нет! — я провожу рукой под глазами, на секунду успокаиваясь. — Что случилось с ребенком?
Их брови опускаются.
— Каким ребенком?
Я начинаю волноваться.
— С ребёнком, которого она родила. Что случилось?
— Сестры в больнице Святой Марии забрали ребенка к себе. Несколько лет спустя детская организация взяла на себя заботу о детях в приюте, прежде чем он закрылся. Каждый ребенок был отправлен в другую часть штата. В любое место, где была комната или семья, которая хотела их.
Мои ногти впиваются в ладони, боль пронзает кожу.
— И вам ни разу не пришло в голову узнать о ребенке? Узнать, кто ваш внук?
Они оба отворачиваются, на их лицах написано чувство вины.
— Мы задавались вопросом. Но нет, мы никогда не предпринимали действий.
Я смотрю на них, позволяя тишине повиснуть, между нами. Часть меня хочет рассказать им все, особенно о том, как я впервые встретила Аву. О том, как она вошла в мою жизнь. Как Баз сделал так, что теперь я могу называть ее своей. Но по какой-то причине я ничего не говорю. Я сижу и смотрю на них прищуренными глазами, осуждая за все прошлые ошибки. Некоторые люди не созданы для того, чтобы иметь детей и заботиться о них по таким причинам, как бедность, злоупотребление наркотиками и неспособность любить. Причины моих родителей не были ни одной из вышеперечисленных, но в глубине души я знаю, что они никогда не должны были становиться родителями. Они облажались с нами по-королевски. Наша семья так разбита, что не подлежит восстановлению.
— Мне так жаль, что мы тебе не сказали.
Я усмехаюсь.
— Да. Мне тоже.
Папа кивает в сторону подъездной дорожки за окном.
— Ты можешь пригласить его войти. Я видел фотографии в новостях. Знаю, что вы двое вместе. Вот почему я передал ему опекунство. Потому что, то, как он смотрел на тебя на каждой фотографии, каждый отец хочет этого для своей дочери.
Я смотрю в окно, на машину, борясь со слезами. Подбородок дрожит, когда я борюсь с эмоциями. Нет. Нет, он не должен этого делать. Он не может играть роль хорошего человека. Он не может сделать так, чтобы казалось, что каждое принятое им решение было для общего блага.
Более сильный человек, который был бы готов отпустить прошлое, позвал бы их обоих и официально представил родителям. Но я не сильный человек. Никогда не была.
— Нет, не думаю, что буду приглашать.
С этими словами я отодвигаюсь от стола и встаю. Замолкаю, пытаясь придумать, что сказать. Когда мой взгляд перемещается между ними, мое сердце сжимается.
— Знаете, он единственный мужчина в моей жизни, который никогда меня не подводил. За тот год, что я его знаю, он оказал мне больше поддержки, чем кто-либо из вас за всю мою жизнь.
Я наблюдаю, какой урон наносят мои слова, когда они попадают в намеченную цель. Папа со стыдом опускает голову, не в силах смотреть на меня, а мама плачет. Оставив их обоих на кухне, я возвращаюсь
