Привилегированное дитя - Филиппа Грегори

Джимми громко рассмеялся.

— Не помолвлены! Почему же, когда я вас встретил в первый раз, он не хотел брать факел? Да потому, что он хотел проводить вас домой в темноте!

— Пойдем же, — прервал неожиданно Ричард. — Пойдем, Джулия. — Его рука обвивала мою талию, а лицо было так близко к моему, что я ощущала тепло его дыхания. — Пойдем, моя королева, искать твой куст боярышника, — сказал он, увлекая меня от остальных. И мы, не торопясь, пошли вправо к вершине холма, ища глазами темный силуэт куста.

На Ричарде была его накидка для верховой езды, и он на ходу накинул ее мне на плечи. Я легко и уверенно ступала в темноте, ибо шла по своей земле.

Неожиданно мы вспугнули овцу с ягненком, они выскочили у нас из-под ног с жалобным блеянием и исчезли в темноте. Земля там, где они лежали, была теплая и пахла шерстью. Ричард расстелил свою накидку, я уселась с краю, а другим концом он укрыл меня от холода.

Я чувствовала себя напряженно, помня тот последний раз, когда мы были в холмах и он поцеловал меня без разрешения. Но он твердо придерживался данного мне слова, его объятие было дружеским, братским, но не более. Мы сидели в молчании, пока небо не начало светлеть. Трава вокруг нас сначала стала серой, потом постепенно цвет ее стал переходить в зеленый, одновременно становилось теплее.

— Я люблю тебя, маленькая Джулия, — нежным голосом сказал Ричард. — Я хочу, чтобы ты забыла городских друзей и вернулась ко мне, ко мне и Вай-декру. — Я смотрела в его затуманенные глаза и видела свою первую любовь, любовь моего детства и юности.

— Слишком поздно, — сказала я почти с сожалением. — Ты поймешь это, когда влюбишься, Ричард. Только тогда.

Его улыбка в предрассветном сумраке была почти виноватой.

— Я никогда не полюблю никого, кроме тебя. — И больше он не проронил не слова.

Небо посветлело, и раздались первые трели птичьих голосов, их становилось все больше. Вокруг нас стали подниматься другие пары, отряхивая одежду и улыбаясь друг другу.

Все вместе мы направились туда, где холмы смотрели в Экр. На вершине одного из них была меловая осыпь, видно которую было только из Экра. Оттуда она казалась белой лентой, накинутой на вершину. Ее называли Меловой Отметиной, и, когда мы с Ричардом были детьми и нам случалось потеряться в лесу, мы всегда по ней отыскивали путь домой. Сейчас она лежала у наших ног и мы ожидали восхода солнца.

Все лица были обращены на восток, и первые лучи солнца окрасили их в розовый цвет. Ребята опять запели. Я запомнила несложную мелодию и могла петь вместе с ними. Я была счастлива здесь. Ричард держал мою руку, мои друзья стояли рядом. Но на моем сердце лежала тяжесть тревоги за Клари, и когда я оглянулась в поисках Мэтью, я увидела, что он тоже ушел. Я пожала плечами, печаль коснулась меня своим крылом.

Песня закончилась, и мы пошли обратно. Ребята подвели ко мне Мисти, и Ричард помог мне взобраться в седло. На меня надели венок и вручили жезл. Мисти тоже имела праздничный вид, с ветками, вплетенными в гриву, но они доставляли ей массу неудобств, и она крутила и трясла головой. Я тоже испытывала обычные неудобства, сидя в длинных юбках на лошади. Тед Тайк дружески подмигнул мне, намекая, что ему видны мои лодыжки, но я не собиралась разыгрывать чинную леди на вершине холма.

Мы пели, спускаясь по тропинке, и так мы принесли в Экр весну. По старой традиции, в эту ночь позволялось разыгрывать невинные шуточки с соседями, и ребята не упустили такой возможности. Одна не очень молодая девушка, влюбленная в парня, не отвечавшего ей взаимностью, утром узнала, что ее тайна раскрыта, найдя у своей двери ободранную ветку ивы. Муж, бывший под каблуком у своей жены, утром обнаружил палочку со вставленным в нее куриным пером. Мужчина, слишком строго воспитывавший своих детей, получил намек в виде прибитой к двери палки, а одна женщина, слишком охотно улыбавшаяся молодым людям, нашла ветку, обвязанную красной лентой.

На Кларином пороге ребята оставили половину разорванного венка, вторая половина которого оказалась у дверей Мэтью. Таким образом наиболее популярная в Экре пара получила как бы официальное благословение на свадьбу. Но меня вдруг пронзило сходство этих цветов с погребальными. Только мне было известно, что эта любовь, начавшаяся в худые дни, оборвалась как раз тогда, когда дела в Экре пошли хорошо.

Глава 21

Мама, сидя в кровати, пила свой утренний шоколад, когда я постучала к ней в дверь.

— Доброе утро, — сказала она. — Добро пожаловать, ваше величество, королева мая! Вы не расстались с вашими волшебными чарами, дорогая? Не могли бы вы даровать мне вечную молодость и красоту?

Я весело рассмеялась.

— Думаю, что ты обладаешь ими, мама, — сказала я, усаживаясь у ее ног. — Ты выглядишь непозволительно молодой и очаровательной с тех пор, как дядя Джон вернулся домой.

— Это потому, что я счастлива, — улыбнулась она. — а как ты? Не устала после ваших утренних песнопений?

— Нет, — ответила я, потянувшись. — Хочется спать, но я не устала, хотя прогулка оказалась дольше, чем я ожидала. Я ведь прежде не ходила туда пешком.

— Ты можешь отдохнуть до завтрака, — предложила мама. — Или даже ложись поспи, а я разбужу тебя к полудню.

Я встала с кровати и подошла к окну.

— Не искушай меня, пожалуйста. Раз в деревне праздник, то, значит, следить за скотом придется мне. После завтрака я съезжу проведать овец, а потом к Фении — посмотреть коров.

Мама кивнула и, откинув одеяло, выскользнула из кровати.

— Ты пристыдила меня, я уж было подумала, что у нас всех праздник.

Вдалеке хлопнула калитка.

— Кто это? — спросила мама, накидывая пеньюар и становясь у окна рядом со мной.

— Джем привез почту, — и я пошла к дверям. — Может быть, будет что-то от Джеймса!

Я вихрем слетела с лестницы и почти упала в объятия Дженни Ходжет, которая только что забрала у Джема целую пачку писем.

— Есть что-нибудь для меня? — спросила я.

— Да, мисс Джулия, — ответила она, улыбаясь. — и похоже, что от вашего молодого человека.

Я взглянула на конверт. Он был надписан знакомым наклонным почерком Джеймса, но опущено письмо было в Англии.

— Дженни! — воскликнула я. — Письмо опустили в Англии. Джеймс уже дома! — Она просияла в ответ. — Я прочту его позже, — мне вдруг захотелось побыть одной. — Передайте маме, что я вернусь к завтраку. — Выскользнув из дверей, я побежала через сад к конюшне.

Джем был в своей комнате наверху, и там мне никто не мог помешать. Мисти стояла в своем стойле, там, где я оставила ее все еще под седлом, ее венок висел рядом на крюке. Войдя к ней, я уселась на опрокинутое ведро, ощущая ее теплое, пахнущее овсом дыхание.