Гренландский меридиан - Виктор Ильич Боярский

на то что мы простились с предводителем, я оставался ответственным за работу с собаками его упряжки. Поэтому после того как мы с Бернаром поставили теперь уже нашу общую с ним палатку, я распряг уилловских собак, покормил их, провел метеонаблюдения, отобрал очередную пробу снега и только в начале девятого вечера забрался во французский шатер к Бернару. Конструкцию этой палатки разработал все тот же неистощимый на выдумки и неподражаемый Мишель Франко. Она представляла собой неправильную трехгранную пирамиду, размеры которой наверняка рассчитывались с учетом выдающихся габаритов Бернара. Палатка была такой высоты, что в самом ее центре Бернар вполне мог подняться во весь свой двухметровый рост. Две ноги ее были короче третьей, а потому в рабочем положении в профиль она несколько напоминала знаменитый постамент памятника Петру Первому работы Фальконе – таким образом, просматривалась определенная преемственность дизайнерских идей Мишеля Франко.

Двойной тент палатки был укреплен на ее каркасе намертво, что избавляло нас от необходимости всякий раз при установке его натягивать. Эта особенность дизайна, свойственная, впрочем, большинству пирамидальных палаток, намного облегчала процедуру ее установки. Фактически необходимо было только, укрепив длинную ногу палатки в наветренном направлении, растянуть и зафиксировать две оставшиеся. Наружный чехол палатки был угольно-черным для максимального использования дешевой солнечной энергии. При выборе такого цвета Мишель наверняка руководствовался общими и международными физическими соображениями, но вот нежно-розовый цвет внутреннего чехла с головой выдавал национальную принадлежность дизайнера. Когда я впервые увидел его при слабом свете предзакатного солнца первое, пришедшее мне на ум сравнение было с будуаром. Этот искусно и со знанием дела подобранный цвет создавал иллюзию незримого женского присутствия, что вполне могло определять всю манеру поведения обитателей палатки. В частности, я с трудом представлял возможность органичного включения в этот изысканный интерьер предводителя с его неряшливостью и диковатыми повадками. В то же время Бернар, несмотря на его габариты, всем своим романтическим обликом, неторопливой и негромкой речью, а также соразмерными и несуетливыми движениями весьма достойно вписывался в окружающую его зефирную атмосферу. Когда я пришел в себя после созерцания всего этого непривычного, во всяком случае в наших условиях, великолепия, то заметил, что ужин уже готов, то есть в этом отношении Бернар ничуть не уступал предводителю, и происшедшая смена гражданства пока не отразилась на состоянии моего желудка. После непродолжительных переговоров на чуждом для обеих сторон языке мы пришли к соглашению о том, что завтраки готовлю я, а ужины – Бернар, то есть, по существу, договорились о той же форме международного сотрудничества, которая выработалась у нас с Уиллом.

Сейчас, когда нас разделяли каких-нибудь полметра палаточного пространства и можно было разглядеть Бернара получше, я еще больше убедился в верности своего первого впечатления от встречи с ним. Внешне он гармонично сочетал в себе черты сразу двух из трех мушкетеров – Портоса и Арамиса, – а прожив с ним в одной палатке больше двух недель, я мог с уверенностью заключить, что в этом замечательном человеке сочетались сила Портоса, изящество Арамиса, благородство Атоса и, естественно, отвага Д’Артаньяна. Хорошо, что Дюма-отец не дожил до встречи с этим человеком, а не то его знаменитый роман «Три мушкетера» наверняка получил бы название «Бернар Прюдом», что могло иметь самые тяжелые последствия для многих поколений мальчишек всего света, воспитанных на примерах бессмертных героев Дюма.

Бернар был президентом Ассоциации горных проводников в Шамони, небольшом городке на юге Франции, расположенном у самого подножья Монблана. Перед началом Трансантарктической экспедиции в мае 1989 года всем нам пришлось побывать в гостях у Бернара в Шамони, где мы в течение двух дней проходили под его руководством практику преодоления ледниковых трещин и получали основные навыки горноспасательных работ. После того как мы, вдоволь поползав по ледникам, спустились наконец в живописную долину Шамони, Бернар пригласил нас к себе домой. Многие предметы обстановки его дома, такие как столы и стулья, говорили о том, что хозяин их – человек очень высокого роста. В некотором роде многие из нас ощущали себя Машенькой в доме Михаила Иваныча из сказки «Три медведя». Больше всего мне понравилось, как установлена раковина на кухне: она была поднята так высоко, что Этьенн вполне мог облокотиться на нее, как на стойку бара, при этом кран находился примерно на уровне его груди.

Эти «воспоминания о будущем» в моем дневнике были прерваны довольно прозаичными строками о том, как у меня болели пятки, натертые то ли маклаками, то ли креплениями, то ли и тем и другим. Наиболее болезненной была область Ахиллова сухожилия на левой ноге, а еще заметно увеличилась и приобрела зловещий бордово-синий оттенок мозоль на пятке, в связи с чем после перерыва я решил вновь перебраться в ботинки «Salomon». Спать в новой для меня палатке было комфортно: ни один лучик солнца не проникал внутрь, и было темно, как ночью, когда все приличные люди, даже путешественники, должны спать.

2 июня

Мы все и рады бы стараться

Чуть свет на лыжах снова в бой,

Но нет нужды нам просыпаться —

Все потому, что ВЫХОДНОЙ!

Погода в течение выходного дня: температура минус 10 – минус 15 градусов, ветер юго-восточный 4–5 метров в секунду, ясно, солнечно.

Проснулся в девять, как в кошмаре:

Сквозь розоватый полумрак

Себя я вижу в будуаре…

Когда б не мощный храп Бернаров,

Я б мог легко схватить инфаркт!

Слава Богу, этого не произошло, и, чтобы окончательно проснуться и отделаться от наваждения, я буквально выскочил на улицу освежиться и принять душ. Погода нас баловала второй день – солнечно и морозно! В честь дня отдыха и начала последнего месяца второго отчетного квартала я сменил белье. Посвежевшим и иссиня-чистым (цвет нашего исподнего в соответствии с международными правилами для полярных путешественников был темно-синим, основным предназначением которого в условиях достаточно редкой смены белья были камуфляжные функции) я ввалился в палатку. Бернар с неизменной спокойной и добродушной улыбкой готовил завтрак из останков вчерашнего ужина. Подобная практика стопроцентно себя оправдывала во всех моих последующих экспедициях, поскольку позволяла уйти от неизменной овсянки и в то же время плотно позавтракать без особых усилий. Бернар с Этьенном использовали небольшой примус MSR, тогда как мы с Уиллом применяли двухконфорочный примус «Coleman». Конечно, наш агрегат был более громоздким и тяжелым, но по удобству эксплуатации ни в какое сравнение не шел с маленьким