Песнь копья (СИ) - Крымов Илья Олегович

— Коли ваш конан воистину так трепетно хранит память о своём сыне, это послание укажет ему путь к месту захоронения принца. Я воздвиг над Монго кэрн пятнадцать лет назад, и, хотя ныне, верно, то место сокрыто под льдом и снегом, отец сможет добраться до него и поднять останки для сожжения.

Шаман, волшебным оком окинувший меч и кристалл в янтаре, забрал письмо.

— Если ты не врёшь нам, человек, — Ивакак выпустил из пальцев обглоданный кабаний череп, — начнётся война между людьми Стигги и людьми Эриге. Хрейн будет мстить до самой смерти.

— Я не против, а ты? — спросил Майрон, ища в себе силы для второй бойни. Вдох, выдох.

— Мне всё равно, каких людей убивать, — оскалился чучуна, — людей-мужчин или людей-женщин. И я люблю когда мне платят. Другие чучуна не понимают, бродят по лесам голышом, едят грязь, спят с медведями, когда особенно одиноко, но не я. Мне нравится носить одежду, получать золото и убивать людей.

В глубине широченной груди чучуна зародился смех. Он поднялся по связкам и полился из пасти, пока свет костра искажал уродливое лицо ещё сильнее.

— Так тому и быть. Запаситесь едой перед отплытием.

///

Глава 19.3

///

— Эригманы вняли слову разума и отплыли с Ладосара на следующий же день, — продолжил Майрон. — С собой они увезли весть о том, где лежат останки Монго Бусхенглафа. Поэтому, конани, если ты беспокоилась о судьбе Оры, то можешь оставить это. В ближайшие годы Хрейн Пожиратель Собак и Свен Белоглазый будут воевать друг с другом. Кровная вражда — страшная вражда. А Свен к тому же потерял ещё одного сына. Дорога им всем, как вы это говорите, в пасть к Гедашу?

Опустошив рог, он подумал, что Йофрид, когда она была чем-то настолько поражена, с распахнутыми глазами и приоткрытым ртом, была особенно красива. Что-то очень трогательное и чарующе появлялось в могучей воительнице севера, стоило ей по-настоящему удивиться.

А Йофрид пыталась представить, во что превратится союз Стигги и Эриге, когда Ивакак Чёрный вернётся к своему господину с доказательствами её, Йофрид, невиновности.

— Но откуда… откуда ты, почтенный, знаешь, где лежит мёртвый Монго Бусхенглаф? Даже я этого не знаю!

Майрон не растерялся ни на миг.

— Мы, волшебники, привычны облачаться в одежды таинственности, заставлять других думать, что мы знаем намного больше, чем есть на самом деле. Однако довольно этого, скажу как есть: из донесений. Видишь ли, конани, много лет назад Академия Ривена, где я служил, отправляла в твой удел волшебников. Они искали путь к заветному месту. Возможно помнишь, был такой Финель по прозвищу Шкура?

Улва, сидевшая не так далеко, навострила уши.

— Он так и не вернулся, — продолжал Майрон Синда, вспоминая собственное путешествие на север. — Был ещё другой, сопливый молокосос, от которого хотели избавиться, но этот шельмец каким-то чудом преуспел. Он-то и привёз доклады о своих похождениях. Тогда в Вестеррайхе разразилась война с нелюдями зуланами, всем было не до этого волшебника, но я всё же документы прочёл и даже запомнил. Кто бы сказал тогда, что они пригодятся!

Майрон захохотал от всей души и протянул рог, который конани, пребывавшая в отстранённой задумчивости, наполнила.

Что-то гложило орийку изнутри, какая-то мысль, какое-то чувство на грани восприятия. Женщина не могла понять, что это. Важное, но забытое знание, какое-то нелепое подозрение. Тролли назвали этого человека сварди, он — яд для всего, что живёт вокруг, однако вот мальчишка, живой и здоровый, а переселенцы от этих двух не видели ничего кроме добра. Да и как же так вышло, что незнакомца и Йофрид связывало столько странных совпадений? Из всех людей именно он, встреченный нежданно, оказался сведущ в её бедах и её прошлом. Что же всё это значило?

Надо было принимать решение. Теперь Йофрид знала всё, что хотела знать, — эригманы покинули Ладосар и теперь единственным препятствием между ней и новообретённым домом был Майрон Синда. Орийка должна была сделать всего один шаг, чтобы украсть то, в чём отчаянно нуждались её люди. Заплатить презлым за предобрейшее.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Рог вновь был протянут для мёда, волшебнику нравилось, что его поит сама Йофрид. Но вдруг на стол перед ними со стуком опустился поднос. Там стояли две большие деревянные кружки, увенчанные пенными шапками, источавшими сладко-горькое благоуханье. Конани подняла глаза и сжала челюсть, встретившись с прямым взглядом Улвы. Проклятая девчонка решила, что ждать больше не надо и допустила самовольство!

— Это… — хотела начать Йофрид, но Майрон перебил:

— Я знаю, что это. «Дубовая бочка» Тронтольпа Пивомеса. Пиво королей!

— Да… — во рту конани пересохло, — подарил один гном ящик лет… пятнадцать назад. Не смогла оставить такое сокровище…

Майрон усмехнулся, он помнил того гнома, плыл с ним через Седое море на Ору.

— Что ж, — громыхнул он, поднявшись, — за новые начинания!

Йофрид поддалась импульсу и встала, судорожно складывая слова, которые находила в душе и в памяти. Она высоко подняла кружку.

— За нашего доброго хозяина! Он совершил славные подвиги, осветившие нам путь в будущее! Истинно говорят: ценнее злата и побед — лишь славы путеводный свет!

Хирдквинне радостно загомонили, раздался хохот, громче заиграла музыка, но прежде всего этого тонкий слух конани смог различить одно важное слово: «знаний». Она не была уверена, чего ожидать, когда провозглашала эту здравицу, надеялась что-то увидеть в самом Синде, однако тот остался неколебим, но его юный ученик, видать, не задумываясь, промолвил: «знаний». Исправил.

Майрон поднёс кружку ко рту, сдул пену, однако сильный удар выбил сосуд из его руки. Пиво расплескалось по столу, потекло на пол. Музыка умерла, как и все прочие звуки. Множество непонимающих взглядов сосредоточились на Йофрид. Седовласый не шевелился, ничего не говорил. Он не был удивлён и вполне понимал, что только что произошло. Ведь Майрон тоже слышал обронённое слово, — Оби мимовольно сломал его игру.

— Ценнее злата и побед, — сказала конани, — лишь знаний путеводный свет.

— Складно. И кто это сказал?

— Мне кажется, что ты, — ответила женщина чуть дрожащим голосом, — полтора десятка лет назад.

Он хмыкнул.

— И верно, так и сказал…

Застывший было воздух шевельнулся, Майрон ощутил это кожей лица, успел заметить движение краешком глаза, и рука метнулась словно жалящая змея. Звон металла о металл, — лезвие топора угодило прямо в захват бронзовых пальцев.

— Для них, — сказал он, поворачиваясь к нападавшей, — ты, наверное, очень быстрая, Улва с Оры. Для этих женщин. Самая быстрая, не по годам сильная, рослая, выносливая. Но для меня ты как падающий мешок с дерьмом, — ловить тебя не хочется, но не убегать же, верно?

Он дёрнул и вырвал топор из рук девчонки, сдирая кожу ладоней. Раздались вопли, когда большой стол отлетел в сторону, пришибив нескольких ориек, а пальцы Майрона сжались на горле Улвы. Он поднял её над землёй как игрушку и сдавил нещадно, ещё чуть и гортань сломалась бы.

— Учитель, не надо!

— Молчать! — приказал Майрон свирепо.

Вновь повинуясь своим рефлексам, седовласый выставил левую руку и удар меча Йофрид пришёлся на тонкий бронзовый браслет, что он носил. К конани обратилась пара очей, светившихся в темноте. Она отступила, роняя оружие, опустилась на колени, сложила руки в жесте молитвы и покорности.

— Пожалуйста, — воскликнула воительница, — пощади её! Убей меня, если хочешь, но не её…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Умолкни ты тоже. — Его голос сделался холоднее ледяных ветров самой Оры. Майрон вновь посмотрел на отчаянно цеплявшуюся за жизнь Улву, что пачкала кровью ладоней его предплечье. — Наверное, я должен преподать тебе урок, исправить дурное воспитание, но какое право я имею после стольких лет. И всё же…

Он схватил её за правое плечо и дёрнул так, что вырвал руку из сустава, а девчонка не смогла даже закричать. Да и не попыталась, только бешеного пламени в её глазах прибавилось. Язык не помещался во рту, слюна текла по подбородку, наливались кровью склеры, боль была ужасной, но первая хирдквинне не покорялась безысходности.