Когда птицы молчат (СИ) - Unknown

Наира замолчала. Я представляю себе ее девушкой, избалованной и одинокой, пытающейся найти свое счастье в браке. Но даже если не повезло с мужем и свекром, ребенок должен был стать ее лучиком света, сокровищем, избавить от одиночества.

Петя любил меня, но это граничило с ненавистью. Ему, оказалось, ненавистна была моя независимость, мое своеволие. А мне тогда думалось, что ни в чем я ему уступать не должна. И когда он сказал, что пора сделать мне ребенка, чтобы я успокоилась и остепенилась, я взорвалась. Такого ему наговорила… Хотя сама иногда мечтала о ребенке, о девочке. Но во мне взыграло мое упрямство, моя горячая кровь. Сколько же мы всего наговорили друг другу тогда! Мне и сейчас тяжело это вспоминать. Но он сделал мне ребенка в тот же вечер, помимо моей воли. Как же я его возненавидела. А когда узнала, что беременна, записалась на аборт. Он на коленях вымаливал прощение. А я не знала, как смогу с ним жить, как смогу полюбить его дитя - столько ненависти к нему во мне скопилось! Только надеялась, что будет девочка, которая будет нежно любить меня, а я –ее.

Но родился мальчик.

Да. Рожала я его тридцать часов. Так тяжело, что от боли забывалась. А после родов сказали, что я чуть было не умерла, что детей у меня больше не будет. Петя тогда переменился ко мне окончательно. Больше слова поперек не говорил. Молился, как на икону Богородицы. А уж за сына как меня благодарил! Осыпал драгоценностями, платьями. А мне все было не в радость. Я почти не вставая пролежала первые три месяца, настолько мне было худо. Восстанавливалась я после родов медленно, болело все так, что садится не могла еще долго. И горько у меня было на душе, пусто и одиноко оттого, что не чувствовала никакой радости, никакой материнской любви. Когда попыталась поговорить об это с мужем, он только посмотрел на меня с презрением, и я больше не пыталась вести подобные разговоры. Мать моя не смогла приехать – боялась, что потом не выпустят. Свекровь умерла. С подругами ничем не делилась – завидовали. И корила себя за то, что не испытываю к Сереже ни безумной любви, ни крепкой привязанности. Я так уставала, до головокружения, до обмороков, пока ухаживала за ним, на чувства сил не оставалось. Петр работал, а я, едва ползая по комнатам, кормила, стирала, гладила и падала в забытьи на кровать, как только сын усыпал. И все плакала, когда к груди прикладывала. Потому что смотрела на него и не понимала, почему сердце молчит.

Нет в этом ничего странного. Я тоже когда свою дочку родила, не почувствовала бурного всплеска любви. Два дня провалялась в депрессии, которую потом как рукой сняло. Гормоны. А когда она начала улыбаться мне, тянуть ручки к моим волосам, к сережкам, я поняла, что дороже ее у меня никого нет. Вроде только что все было как всегда, а в следующий момент я плачу оттого, что так сильно ее люблю, что не описать словами.

Мне некому было объяснить, что и так бывает. Мне казалось, что со мной что-то не так. Он плакал все время. Руки у меня оттянулись до колен. Качаю и плачу вместе с ним. Мне тогда пришло в голову, что я не создана быть матерью, что это было ошибкой. Тем более, он не был долгожданным ребенком. Какой же глупой я была!

А муж вам не помогал?

Он работал. Часто сверхурочно. Денег у нас всегда было много. Он считал, что это его обязанность – зарабатывать. А моя –дом и сын.

Неужели не видел, как вам тяжело?

Видел. Но так уж было тогда заведено – каждый выполняет то, что ему положено.

А сына вы так и не полюбили?

Пыталась. Катала на коляске везде – ведь без него я не могла никуда выйти и очень злилась на эту несвободу. Одевала его красиво. Всегда он был у меня нарядный и ухоженный. Но чем сильнее его любил Петя, тем больше злилась я. Мне казалось это несправедливым. Ведь на мне лежали все заботы о нем, это я была его матерью, я должна была любить его сильнее всех, а он - меня. Но не было ничего подобного. И сын будто чувствовал это. Тянулся к отцу больше, чем ко мне.

Мальчики часто предпочитают пап мамам. Им интереснее с мужчиной.

И этого я тоже тогда не знала. Мне казалось, что сын инстинктивно презирает меня. Однажды Петя привел в дом няню. Наверное, увидел мое нежелание возиться с ребенком. Мне хотелось ходить в кино и встречаться с друзьями, а не сидеть взаперти.

И что же, когда стало легче, ничего не изменилось в вашем отношении к сыну?

Злость на него прошла. Я стала такой же свободной, как и была. Сама себе хозяйка. Любила играться с ним, но это походило больше на забавы с щенком. Господи, говорю, а самой так стыдно за себя!

Я ничего не отвечаю. Мне страшно, что можно подобным образом относиться к собственному ребенку. Даже слова поддержки не могу выдавить. Это Сергея нужно жалеть.

Сколько лет вам тогда было? Когда он родился?

Двадцать почти.

Немалый возраст. Ну хоть что-то же в голове уже должно было быть? Хотя мне легко говорить. Я родила Женю поздно, в двадцать восемь. В пору интернета я знала о беременности, родах и последующем за ними периодом все, что нужно. Когда я приехала домой с роддома, моя мама и свекровь поочередно возились с Женей, пока мне не стало лучше, и я смогла подолгу быть на ногах.

А у нее не было никого, кто дал бы мудрый совет, поддержал, помог. Я не знаю, имею ли я право ее судить.

Я поняла, что не хочу быть дома. Пропадала невесть где, лишь бы не сидеть взаперти. Устроилась продавщицей в универмаг, но не надолго. С мужем ругались так часто, что в один прекрасный день мое терпение лопнуло, и я ушла. Жила у подруги. Потом возвращалась. Петя ревновал, называл шлюхой, но я ему не изменяла. Просто слишком уж мы с ним оказались разные и не смогли ужиться вместе. А как ругались! Оба вспыльчивые, упрямые. Вот только после того случая … он на меня никогда руку не поднимал, даже не прикасался. Но разве от этого легче? Когда сказала, что хочу развестись, он только хмыкнул. Но когда добавила, что заберу с собой сына, обезумел. Тогда умер мамин второй муж, оставив ей огромное состояние. Она позвала меня, а я согласилась приехать, потому что здесь была, как неприкаянная. Сына хотела забрать с собой. Там ведь было лучше, сами понимаете. Совершенно другие возможности. Петя сказал, что сын мне не нужен, потому что я никогда его не любила. А если я хотя бы попытаюсь его отнять, он меня убьет. Я испугалась, ведь в сыне Петя души не чаял. Не убил бы, но в бараний рог скрутить смог. Не скажу, что было легко, когда уходила. Сереже тогда четыре с половиной года было, совсем маленький. Я чувствовала, что когда-нибудь я буду сожалеть об этом сильнее, чем в то мгновение. Но тогда бежала, словно собака, погоняемая ударами плети, с позором опустив голову.