ГОРСТЬ СВЕТА. Роман-хроника. Части третья, четвертая - РОБЕРТ ШТИЛЬМАРК

— Какой же во всем этом смысл? — недоумевал малоопытный новичок.

Юрка Милосердный только усмехался: — Погодите увидите!

Обед принесли бригаде с явным превышением обычных порций. Доставлен был даже жбан с квасом — его готовили для вохры из хлебных огрызков: разумеется, у зеков огрызков не оставалось, и для них квас бывал редкостью.

Вечером, перед снятием бригад, Рональд вовремя просигнализировал о приближении десятника и начальника вохры — его было нетрудно угадать еще издали по черной кожаной куртке. Бригада тот час же разбежалась по своим «окопам». Кстати, вохровский стрелок, охранявший бригаду, ушел еще с утра и появился перед вечером. Свой трудовой день он провел на ближнем озере, будучи страстным и добычливым рыболовом. Рассказывали, что налавливал на уху целой бригаде и заставлял работяг ладить веревочные снасти, плести верши из лозняка и точить самодельные крючки.

Акт о выполнении нормы звеном Романюка подписали командир охраны, десятник и бригадир. Норма была перевыполнена на 410 процентов, о чем в лагере немедленно вывесили листовку-молнию, блестяще намалеванную художником Ваней-Малышом. Остальным бригадникам «вывели» перевыполнение по 151 проценту каждому, то есть на большую пайку! В те времена, в зависимости от выполнения нормы, заключенному полагалось от 500 до 800 граммов хлеба (пайка штрафника — 300 граммов). Впрочем, эти нормы часто меняли, как и сам состав хлебной «пайки», то есть содержание в ней муки и суррогатов.

Ну, а победитель Романюк получил: пять пачек махорки, два премблюда, двести пятьдесят граммов сахару, листовку-молнию, кусок мыла, бушлат и штаны первого срока. На его счет в конторе лагеря зачислена была какая-то денежная сумма, правда, с условием выплаты после окончания 20-летнего срока... Короче, благодаря «рекорду», бригада всласть дымила махрой, выпила по кружке чаю вприкуску, прославилась по селектору на всю стройку, а вечером распевала старую канальскую песню с припевкой:

«Без туфты и аммонала не построили б канала!»

Таковы реальные плоды социалистического соревнования в ГУЛАГе МВД!

2

В этот радостный для бригады Юрия Милосердного день, 14 мая 1950 года, сразу после ужина, когда остаются зеку лучшие минуты относительного отдыха — для царапанья письма (огрызком карандаша на клочке оберточной бумаги), починки прохудившейся телогрейки, «прогулки» по зоне с другом или дремоты на нарах, устланных покамест еловым лапником, поверх которого разостлан матрасный мешок, — именно в минуты перед вечерней поверкой и отбоем заглянул в палатку Милосердного пожилой, жуликоватого вида зек и пальцем поманил к себе Рональда:

— К хозяину... Айда по-быстрому!

Ваня-Малыш, Слушавший Рональда, шепнул:

— Это — дядя Миша! Валерия Петровича Василенко шестерка... Ступай!

В зоне уже высился второй барак-палатка. Там и обосновался нарядчик со своими подручными — дядей Мишей и поваром. Для них за двое суток успели выгородить слева от входного тамбура целый угол барака. Рональд толкнул дверь этого заповедника и... был просто поражен внутренним убранством этого помещения!

Все в мире относительно! Ему случалось бывать в кабинетах королевских послов и министров, видеть роскошь Востока, Алмазный фонд, соборы Кремля, Оружейную палату. Но кабинет Василенко на колонне № 33 в тайге, напомнивший генеральские блиндажи на полевых позициях, не мог оставить равнодушным человека, привыкшего к гулаговским условиям.

Дощатые стены! Брезентовая палатка изнутри была обшита сплошь досками, тамбурная стена — из таких же досок. Нары — тоже дощатые, а не из еловых слег, как в бараке — покрыты чистой простыней, одно ложе — вполне «индивидуальное», второе — в два яруса, первое — для нарядчика, второе для повара и дяди Миши. Все это значило, что две-три бригады пильщиков («тебе, себе, начальничку») с маховыми пилами трудились на этот кабинет двое суток с утра до вечера.

Василенко сидел за дощатой тумбочкой, прикрытой до полу марлей! Догадливый читатель сообразит, что все предметы первой необходимости были доставлены сюда на руках, а за кусок марли для накомарника работяги отдавали по две хлебные пайки! На тумбочке лежала перед Василенко коробка «Казбека» (гвардии майор у вахты курил махорку). Кожаный шлем Василенко висел не на гвоздике, а на вешалке с колками...

Сам хозяин этого северного походного дворца Шехерезады сидел перед горящей печкой, от которой струилось упоительное тепло. При свете керосиновой лампы со стеклом нарядчик сочинял приказ о премировании завхоза, выдумавшего способ добывать деготь.

Жестом екатерининского вельможи хозяин предложил гостю табурет. Рональд, понимавший, что такое табурет в тех условиях, вслух отдал должное убранству. Василенко улыбнулся самодовольно, показал жестом, что колонна у него в кулаке, а начальство относится к нему поощрительно.

— Сами видите: кое-какие возможности у меня есть покамест. Можно иметь надежду, что их не убудет и начальник не изыщет меня ограничить.

Речь Василенко напомнила гоголевского кузнеца Вавилу перед запорожцами, когда кузнец из Диканьки старался не уронить себя в глазах козацкого паньства!..

— Хочу вот побеседовать с вами об одном деле... Скажите, как вы относитесь к романтике, ноу, то есть к... романам? Ведь вы, как говорят, литератор? Романа вы писали?

— Нет, романов я не пишу.

— А повестя? Рассказы?

— Ношу их, как говорится, за пазухой, но пока не спешил выкладывать. Другими писаниями занят был.

— Какими же?

— Да так, разными. Стихи писал и печатал, критические очерки, рецензии, военные очерки, пособия по стилистике, даже учебник для студентов... Ну и... всякое прочее, включая сценарии, сценки и интермедии. Выпустил книгу очерковой прозы о Голландии.

— Ну, а... романом не желали бы заняться?

— Может, и занялся бы не без удовольствия, только... кому это нужно?

— Вот мне-то и нужно! Только... покамест тяпните по-быстрому!

Из-под складок марлевой завесы, свисавшей с тумбочки (это массивное плотничье изделие служило хозяину и временным письменным столом), появилась алюминиевая двухсотграммовая кружка, полная почти до верха. В нос ударил острый спиртовый дух. Это в лагере перепадает не часто! Тут же явилась и миска. Рональд хватил всю порцию слегка разведенного спирта и закусил жареным пирожком, плававшем в горячем жире. Нектар и амброзия, перемешанные вместе! Невыразимая отрада разлилась по телу, измученному последними передрягами!

Отдышавшись, Рональд быстро обрел способность слушать дальше.

— Видите ли, — продолжал собеседник мягко и вкрадчиво. — У нас только общие работы, к тому же колонна вскоре станет штрафной. На общих долго не протянуть, верно? А вы — человек образованный, много писали всякой литературы. Вот и хочу потребовать от вас труда по специальности, хе-хе-хе... Ведь сапожнику заказывают сапоги, портному— костюм. Ну, а литератору—роман. Правильно я говорю?