Антарктида ONLINE - Владимир Васильев

– То есть я?

– Любой из нас, – «принял мяч» Шеклтон. – Возможно, Шимашевич выбрал тебя потому, что именно тебя он просчитывает лучше других. Вы ведь дважды соотечественники…

– Это ненадолго.

Шеклтон заморгал.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Я больше не антаркт.

На лице Кацуки остекленела ни черта не значащая улыбка. Чаттопадхъяйя поморщился. Коган закряхтел. А Шеклтон признался:

– Что-то я не понимаю…

– Зато я все понимаю. Ерема, мы с тобой провозгласили независимость, чтобы стать свободными людьми в свободной стране. Я настоял на непосредственной демократии – самой либеральной из всех систем. Я стал бы анархистом, если бы верил, что анархия – мать порядка. Мне и в страшном сне не могло привидеться, что наше государство будет играть людьми точно так же, как это делается везде! Спасибо, хватит. Я приехал и схожу с поезда.

– А я думал, что мы провозгласили независимость, чтобы Антарктиду не раздергали на части, – сказал Шеклтон.

– Все равно, что ты думал.

– Жаль. Что ж, если наше дело ничего для тебя не значит…

Он вздохнул и замолчал. Коган только развел руками. И они вышли, все четверо, оставив меня злиться в одиночестве. Гордо удалились, можно сказать. С таким видом, как будто я был во всем виноват.

Да с какой стати я должен безропотно позволять государству ставить свои интересы выше моих? Что я им – винтик какой? Или недруг, или посторонний, которого не грех разыграть втемную?

Кой черт! Конечно, я согласился бы пережить то, что пережил, ради общего дела. Но добровольно! И только если бы сам понял, что иного выхода просто нет. Но ни в коем случае не так, как сделали они…

А если нельзя иначе?

Иногда становится просто стыдно за свою принадлежность к человечеству. Только оно могло выдумать такую прорву ситуаций, когда успех можно купить исключительно подлостью, и придумало для подлости массу эвфемизмов. Нет, не надо мне такого успеха.

Мне – да. Имею право отказаться. А Антарктиде?

Спустя какое-то время я устал скрежетать зубами и переменил позу, чтобы наблюдать в окно кусочек пейзажа. Пейзаж был – во! Заглядение. Сначала мне казалось, что природа попросту насмехается надо мною, а потом я, как ни странно, поддался ее очарованию, стал понемногу успокаиваться и уже начал задремывать, когда услышал визг тормозов подкатившей к дому машины.

Кто еще пожаловал? Швейцарская полиция? Спецслужбы с группой захвата? Очень может быть.

А когда я услышал доносящиеся из гостиной голоса, то не встал с постели, не вскочил и даже не выпрыгнул – телепортировал, что ли. Как был, неглиже. И ухитрился устоять на своих двоих, придерживаясь только за воздух.

– Генка!..

– Папка!!!

Дети опередили Валю и с разбегу повисли на мне – к счастью, симметрично, так как малейший крен вогнал бы меня в пике. А Валя обняла всех троих, расцеловала меня так, что потемнело в глазах, и заголосила:

– Генка, мы так боялись за тебя, так боялись… И сначала, и потом, и особенно когда передали, что ты пропал…

– Ошиблись, – прохрипел я, силясь вдохнуть под всей этой грудой. – Бывает.

– Мы так и поняли, когда один человек оформил нам выезд. Быстро-быстро, я даже не поверила, что такое может быть. И квартиру через него продали в два дня и по хорошей цене…

– Папка, а мы теперь тоже антаркты!

– Пап, когда мы поедем в Антарктиду?

– Что-о?

– Пап, ты у нас самый крутой!

Краем глаза я заметил Ерему Шеклтона. Он стоял – рот до ушей – и делал мне какие-то знаки. Похоже, они означали: «Благодарить не надо. И еще имей в виду: ты нам никаких заявлений не делал, мы ничего не слышали».

А ну вас всех! Когда приходит счастье, надо просто быть счастливым, а дела текущие решать в порядке очереди…»

***

К исходу вторых суток после потери трактора Непрухину стало ясно: пешком до Солнечного не дойти.

Ночи были ужасны. Ни луны, ни звезд, одна лишь светящаяся стрелка компаса. Одиннадцать часов полной темноты и летящего снега. Двое бредущих в обнимку, как пьяные. Черепашье движение в замороженной бесконечности. Пурга то затихала ненадолго, то принималась выть с новой силой. У пурги было очень много терпения.

Да… Экватор…

Непрухин отдавал себе отчет: в прежние околополюсные времена Антарктида уже убила бы их с Женькой. Любой поход в мае месяце считался безумием, а пеший – просто самоубийством.

И не только считался, но и являлся в действительности. Исключений из правила что-то не припоминалось.

Сейчас, конечно, было легче. Особенно днем. По прикидке Непрухина, в светлое время им удавалось проходить километров по тридцать – тридцать пять. Да еще не меньше пятнадцати в темноте.

Вроде совсем неплохо для начала. Если бы можно было хоть полчаса в сутки отдохнуть в тепле. Если бы утихла резь в желудке. Если бы была пища. Если бы был горячий чай.

И Женька, кажется, все понял. Рычал, скрежетал зубами, но боролся. Тянуть парня не приходилось. Силой он превосходил Непрухина, но много ли толку от силы там, где все решают выносливость и терпение?

– Крышка! – определил он, едва отдышавшись к концу очередного короткого привала. – Как думаешь?

– Все там будем, – зло сказал Непрухин. – Не надо придавать своей персоне слишком много значения. Вот увидишь: сразу легче станет.

– Персону-то жалко, – возразил Женька.

– А мне мою, представь, тоже. Так что, будем тут сидеть и жалеть себя, пока не окочуримся? Я за то, чтобы двигаться. Если и замерзнем, то хоть будем знать, что сделали все возможное. Подумаешь – помрем! Какое необыкновенное явление! С начала цивилизации уже небось миллиардов сто людей перемерло, и то ничего.

– Я-то в первый раз, – заметил Женька, силясь изогнуть в улыбке непослушные губы. – Привычки нет.

«А парень-то вроде ничего, – с облегчением подумал Непрухин. – Истерики, кажется, не будет… Черт, но до чего не повезло!..»

– И я не в десятый. Вставай, пошли.

– Далеко ли?

– В Солнечный город, Незнайка. Можно бы к складу, где летчики провизию с горючкой оставили, оно и поближе, но там ведь радиомаяк. Там нас с тобой запросто могут ждать… Так что – в Солнечный. Я говорил тебе, что он не в оазисе Грирсона?..

Еще можно было надеяться на чудо. Пурга могла прекратиться. Правда, с той же вероятностью она могла завыть в полную силу, но Непрухин почему-то убедил себя, что она точно скоро стихнет. И если на несколько ближайших дней установится хорошая погода – бывают же чудеса! – то добраться пешком до Солнечного теоретически в человеческих силах. Всего-то чуть более

двухсот километров. Если сравнить это ничтожное расстояние с тем, сколько сумели пройти по Антарктиде Эрнст Шеклтон или Роберт Скотт, то предстоящий переход покажется просто жалким…