Тропа барса - Петр Катериничев

Его дикий, полный тоски и боли вой, казалось, мог разбудить только что уснувших вечный сном сотоварищей. Кое-как зажимая раздробленное колено, он поднял искаженное болью и ненавистью лицо.

— Куражишься, да? Сука! Царствуй, твоя власть… — Он заскрипел зубами, зажмурился от нестерпимой боли, снова поднял глаза и натолкнулся на острый, как жало, взгляд Маэстро. Тот сидел рядом. И произнес только одно слово:

— Кто?

Вожак попытался сглотнуть, выплюнул слюну с кровью:

— Шаповал.

— Кто такой Шаповал?

— Опер фээсбэшный. Старший. В области.

— Велел списать?

— Да. Начисто!

— Всех?

— Тебя. Девку — поберечь. Про второго-вообще разговору не было.

— На кого работает Шаповал?

— Не знаю. И знать не хочу.

— Это все?

— Все.

Маэстро помедлил, произнес:

— Тебе просто не повезло.

— Везет не всем.

— Это точно.

Маэстро едва заметно двинул руками, легко поднялся на ноги. Вожак остался лежать на спине, глядя в синеву неба мутнеющим безразличным взглядом.

Гончаров стоял чуть поодаль. Маэстро быстро глянул на него, спросил:

— Чего такой невеселый?

— Есть чему веселиться?

— Обычная работа, — пожал плечами Маэстро. Гончаров скривил губы в подобии улыбки, проронил тихо:

— Отвык. — Одним движением бросил в рот сигарету, чиркнул спичкой, поломал, вытащил другую, чиркнул снова, зажег, но сигарета выпала. — Черт… — Помолчал, добавил:

— И не хочу больше привыкать.

— А вот это правильно. Минздрав предупреждает… — Маэстро подхватил флягу, так и стоящую на земле, слил чачу, обмыв горлышко. — Примешь сто пятьдесят? — Втянул ноздрями аромат:

— Это тебе не пойло буржуйское, чача первого выгона. От стрессов. — Растянул губы в улыбке, но глаза при этом остались холодными. — «Имидж ничто, жажда — все».

Впрочем, совету Гончаров последовал. Сделал из фляги глоток, другой и опустил ее вдруг, проливая содержимое на землю. Послебоевой синдром прекратился, он встревоженно поднял глаза на Маэстро:

— Влад… Что с Алей?

Оба метнулись к камню, за которым скрывалась девушка. Она сидела в отрешенной позе, жива и на первый взгляд невредима. Но совершенно неподвижна.

— Аля… — позвал Гончаров, тихонько проводя ладонью по ее щеке. Девушка не пошевелилась. Он поднял глаза на Маэстро, и взгляд его был беспомощен, словно взгляд близорукого человека, разом лишившегося привычных, укрупняющих мир толстых линз.

Тот тоже наклонился, оглядел внимательно:

— Она не ранена. Боевой синдром. Даже скорее… Досталось ей слишком за несколько дней. У волкодавов психика ломается, а у девчонки… Не переживай сильно, все же дочь Барса! Флягу, живо!

Олег поднес сосуд к губам девушки, осторожно влил в рот глоток. Она поперхнулась, закашлялась, зрачки расширились…

— Что застыл! Лей! — скомандовал Маэстро. Она глотнула и — пришла в себя окончательно. Оглядела мужчин, улыбнулась:

— Олег… — Встретила взгляд Маэстро, помрачнела… — Те, что стреляли…

— …больше не стреляют, — закончил ее фразу Маэстро. Добавил:

— Приходи в себя, детка. Если у нас и осталось время, то совсем немного.

Девушка встала. Ее слегка покачивало. День разошелся, стало тепло и ясно. Она подошла к краю обрыва. Солнце рассеяло туман, вода играла бликами. Девушка стояла на самом краю, и ей вдруг показалось: стоит раскинуть руки — и она полетит, понесется в этом просторе…

Рокот, сначала слабый, был слышен все сильнее. Аля прищурила глаза, пытаясь хоть что-то разглядеть в переливающейся под солнцем чешуе моря… Она не заметила, как встревоженные Гончаров и Маэстро оказались рядом с ней.

— В ямы, быстро! — скомандовал он.

— Не успеем, — спокойно отозвался Гончаров.

Вертолет вырастал на глазах. Он шел низко над морем и тут вдруг взмыл вверх.

Спаренный крупнокалиберный пулемет ударил из-под днища, вздыбливая каменистый обрыв веером осколков. Гончаров мигом толкнул девушку на землю, выхватил оружие, выстрелил трижды, пока пистолет не замолк с беспомощно откинутым затвором.

Высокие фонтаны щебня приближались, Олег вжался в землю, притиснув девушку и прикрыв ее собой.

Маэстро остался стоять недвижно, словно Каменный гость. Пистолеты в его руках заплясали, изрыгая свинец. Вертолет вихрем промчался над ним, усыпав с ног до головы вырванной крупнокалиберными пулями щебенкой. Очередь распорола обшивку двух автомобилей, один просто стал похож на дырявую сковородку, другой разлетелся на части, опалив пространство вокруг клубом огня: грохот взрыва в вертолетном гуле показался выхлопом циклопической машины.

Маэстро остался невредим. Он продолжал стоять на краю обрыва во весь рост.

Улыбка застыла на бледном лице, глаза сияли ребяческим восторгом. Похоже, у него в самом деле был договор со смертью, и смерть свою часть выполняла.

Вертолет развернулся с креном, пошел на второй заход, Гончаров знал: пилот примерился и на этот раз не промахнется. Оставалось только надеяться, что пули не прошьют его насквозь и девочка останется живой… Хотя такая надежда и была смутной, она, как известно, умирает последней.

Как только фонтанчики вздыбились на краю обрыва, Гончий вжал девочку в грунт и притиснул к земле. Мышцы спины напряглись, Олег хотел бы превратить их в броню, в метровый слой кевлара, в котором эти смертоносные куски железа застыли бы обессиленно…

Надежда не умирает никогда.

Маэстро успел заменить обоймы. Пока вертолет делал разворот, он любовно осмотрел головки бронебойных пуль… Усмехнулся: красивые штучки… Спецзаказ.

Сделал несколько шагов в сторону: теперь пилоту придется выбирать мишень: или эти двое, или он. Маэстро знал, кого выберет пилот. Договор есть договор.

— Тяжелым басом гремит фугас, ударил фонтан огня… — пропел он негромко. Лицо его было бледным, сосредоточенным и необыкновенно спокойным. Маэстро прищурился, разжал губы и произнес коротко, как выстрел:

— Все счеты.

Фонтанчики приближались. Вертолет потряхивало от отдачи: это не был боевой «Ми-28»; обычный «фонарь», украшенный спаренным «эрликоном». Торопились ребятки, явно торопились… Маэстро с удовольствием наблюдал, как сверкающие в лучах солнца гильзы сыплются в море — будто гора золотых червонцев, которыми оплачены его жизнь и его смерть…

Пулемет грохотал непрерывно. Гончаров почувствовал себя так, словно толстый раскаленный прут впился в тело, вколотив его в землю. Грохота пистолетных выстрелов он не услышал. Боль расколола мозг, и он провалился в месиво, красное и горячее, как расплавленный металл…

…Когда металлическое брюхо зависло над ним. Маэстро выпустил в него всю обойму. Вертолет дернулся было, но выровнялся. Пилот произвел разворот и бросил машину в атаку сразу, со стороны берега. Он шел совсем низко над землей, стремясь срезать человека в черном прямой очередью.

Маэстро, вы пустил пистолет с опустевшей обоймой, обеими руками сжал другой.

Пулеметчик открыл огонь. Маэстро ухмыльнулся, ощерившись, прошептал: «Все счеты». Пистолет запрыгал в его руках, направляя пули в ведомую стрелку точку…

Будто черная тень пронеслась над лежавшими и — исчезла.

Аля попыталась выбраться из-под отяжелевшего тела Гончарова; ей это почти удалось, когда Олег, в полном беспамятстве, схватил ее здоровой рукой и притиснул к земле.

— Лежать! — прохрипел он чужим голосом, как команду. Где-то там, внизу, новый взрыв упруго разодрал воздух.

— Сейчас, миленький, я сейчас…

Девушка высвободилась из железной хватки, подняла голову. Маэстро на краю обрыва не было. На четвереньках она кое-как подползла к краю и заглянула вниз…

Вертолет, разваленный на куски, догорал на галечном пляже. Там же, у самой кромки воды, лежал Маэстро. В своем черном сюртуке, так похожем на концертный фрак, с высоты он казался штрихом, оставленным кистью китайского мастера на щелке… И штрих этот расплывался, расплывался… Аля прищурилась, не понимая, что творится у нее со зрением, пока не поняла, что плачет… Слезинки катились по щекам, девушка свернулась калачиком и заплакала, уже не сдерживая слез…

Потом она встала. Подошла к Гончарову. Попыталась приподнять его, но он был слишком тяжел.

Правая рука висела плетью; пуля, казалось, перерубила ее. Аля снова попыталась тащить мужчину — ничего не получалось.

— Олег, Олежек, ну пожалуйста, очнись…

Теперь она снова плакала. От собственного бессилия. Кое-как перевязала руку.

Потом — добежала до машины, включила зажигание. Когда-то, еще в экспедиции, она пыталась научиться водить, но скорее для форсу. Теперь стартер запускался, машина взбрыкивала, как живая, и глохла;

Заставить мотор заурчать удалось, наверное, лишь с десятой попытки. Аля мягко отпустила сцепление и подрулила к самому обрыву. Кое-как подхватила Гончарова, втянула его на заднее сиденье. Набралась храбрости, посмотрела вниз.