Боевая единица - Артём Каменистый

– Да, так и было. Однако всю грязную работу выполняли другие, вашим воспитанникам выпали второстепенные роли. Кроме того, сюда их свезли со всей планеты, поначалу они не имели никакой информации о последних событиях, но за эти дни неизбежно собрали немало слухов. Мои агенты зафиксировали среди них немало красноречивых разговоров. Нет, монахи мне здесь не нужны. С завтрашнего дня, вы поняли?

– Так точно!

– А теперь о главном: у меня для вас есть ответственная работа.

– Я готов, – поспешно произнёс настоятель.

– Вот и хорошо. Дело несложное, вы наверняка уже знаете, что нам удалось схватить Ветрову?

– Так точно!

– Так вот, завтра её необходимо будет убить. Справитесь с такой работой?

– Так точно! Могу прямо сейчас.

Ланс скривился – временами Берг его сильно раздражал.

– Не всё так просто, её надо не просто убить, а разыграть перед этим целый спектакль. Если она согласится выступить с обращением к Ордену, то неплохо бы прикончить её прямо перед камерами. Если откажется... Можно тоже перед камерами. Только не дать ей раскрыть рот. Впрочем, прямого эфира не будет, так что всегда можно поступить по обстановке. От вас требуется составить несколько сценариев её смерти, утром я сравню их с замыслами других сотрудников, из всех вариантов выберем лучшие.

– Разрешите...

– Да.

– Насколько я понимаю, нам нужно обставить её смерть с максимальным по эмоциональному воздействию эффектом?

– Вы правы, именно это и требуется.

– В таком случае правильнее не убивать, а просто нанести ей серьёзную рану, или это имитировать. Весь Орден будет с утра до вечера заниматься обсуждением её здоровья. Июньские события свежи в памяти, Практикантка запомнилась надолго.

– Нет, её надо убить, – непреклонным тоном произнёс Ланс. – Это не обсуждается.

Он не стал объяснять настоятелю, что девушка узнала то, что знать никому не следовало. Пока не следовало. Впрочем, тот и не собирался выяснять причины решения босса – авторитет магистра был для Берга непререкаем.

– Понятно. Ладно, раз так, то хорошо бы схватить убийцу прямо на месте преступления, или просто прикончить. У меня в голове вырисовывается неплохой сценарий.

Демон улыбнулся, в который раз хваля себя за разумную предусмотрительность:

– Господин Берг, у меня есть отличный кандидат в убийцы: Бровкин.

– Чапай?!

– Да, он сейчас сидит в подвале по соседству с Ветровой. Надо сказать, сбрендил окончательно: едва до смерти не замучил Робинсона, пытал его всю ночь.

– Так ведь это чудненько! – обрадовался настоятель. – Надо и Робинсона использовать, тут целый блокбастер состряпать можно! Чапай у нас личность весьма знаменитая, от него можно ждать чего угодно. Никто не удивится, если он окажется мятежником.

– Вот и хорошо, утром я жду ваших предложений.

Лина не верила, что сможет пережить следующий день. Даже если подчиниться демону, это не поможет – она была не настолько глупа, чтобы поверить в его искренность. Ланс не станет оставлять в живых человека, узнавшего столь страшную тайну. Ей оставалось заниматься излюбленным делом смертников – вспоминать всю свою жизнь.

Увы, вспоминать здесь особо нечего. Кроме Монастыря и Алтайской базы, мало от него отличавшейся, она не видела ничего. Девушка по третьему кругу прокрутила ролик с самыми яркими событиями, чувствуя, что тот надлом в душе, что вызвали слова демона, всё более расширяется, превращаясь в пропасть, грозящую поглотить её целиком, без остатка. Психика большинства воспитанниц была нестабильной, и хотя Лина в этом отношении представляла собой исключение, но и у неё был свой предел.

Неудивительно – здание, выстраиваемое с самого детства по кирпичикам, рухнуло в одно мгновение. Лина не выбирала свою судьбу, это сделали за неё, но попав в систему Ордена, она всю свою жизнь старалась стать хозяйкой самой себе. Добиваться этого пришлось доступными способами, а они оставляли одну дорогу – наверх. Прозябание на Алтайской базе и последующее служение напоминали завуалированное рабство, для девушки это было неприемлемо. Вопреки всем препятствиям она пробилась на тропу, ведущую к запредельным вершинам.

Монастырь не просто элитарное учреждение Ордена, его выпускницы – это совершенно особый класс. Они высшие создания, источники жгучей зависти для всех остальных сотрудников. Про них рассказывают легенды и одновременно гадости, но что ещё взять с завистливых неудачников? Они сами выбирают свою судьбу и свободны от тягостных обязанностей, обременяющих окружающих.

Лина не знала другой жизни, и в её представлении выпускницы были почти небожительницами, свободными настолько, насколько вообще можно быть свободным в этом мире. А лучшие из них становятся неподсудными легендами, занимая места на вершине пантеона. На эту вершину девушка рвалась, не жалея ногтей и зубов, тянулась туда, барахтаясь в обволакивающей грязи, затягивающей дерзкую девочку назад.

И вот теперь Лина узнала, что если внизу была грязь, то верх оккупировала сущая мерзость. То, к чему она так стремилась, оказалось ложью. Сейчас, сидя в маленькой камере, она с отчётливой ясностью начинала понимать то, о чём раньше не пыталась задумываться. Девушка проводила ревизию своей короткой жизни. Выводы были неутешительными.

Всё зря.

В сущности, ей можно поблагодарить Ланса за то, что он принесёт ей смерть. Как существовать дальше, узнав, что все её идеалы были ложными, она не представляла. Все девятнадцать лет жизни были простой подготовкой к прислуживанию силам, чуждым всему человеческому. Демоны использовали её для борьбы с другими демонами, и всё это она считала дорогой наверх. Микрокосмос сироты-одиночки получил сокрушительный удар. То, что прежде казалось свободой, стало рабством, самопожертвование – эгоизмом, героизм – ложью, воинское братство – лакейством.

На четвёртом часу самоедства, когда голова отказалась переваривать лавину мыслей, Лина наконец смогла заплакать.

Странно, но стоило показаться одной слезинке, как процесс пошёл с ураганной скоростью. Кусая губы, чтобы не завыть в голос, и уже плохо понимая, из-за чего, собственно, плачет, Лина вспомнила маму. Нет, она не могла её помнить, так, смутное, скорее выдуманное ощущение чего-то родного. Попытка вызвать этот образ уверенно подтолкнула девушку к истерике.

Слово «мама» неизбежно вызывало в ней комплекс вины.

Да, психологи Алтайской базы в своё время доказали Практикантке, что подобные мысли не имеют под собой основания – она никоим образом не может считать себя виновной в смерти матери. Однако Лина с детства отличалась дотошностью и если за что-то бралась всерьёз, то почти всегда доводила до конца. Вот и в этом вопросе добилась полной ясности, сумев сделать свои выводы, после изучения всех доступных, а иногда и недоступных данных.