Волчья мельница - Мари-Бернадетт Дюпюи

* * *

Пастушья мельница, 3 августа 1902 года

— Кому скоро исполнится пять? — спросила Клер у маленького брата, который стоял на низеньком каменном парапете, тянувшемся вдоль сливного канала мельницы.

— Мне! — радостно замахал руками Матье.

Молодая женщина подхватила его на руки, поставила на землю. Мальчику было категорически запрещено одному ходить к реке, а тем более к этому вот каналу.

— Боюсь, как бы ты не упал в воду! — в двадцатый, если не больше, раз пояснила ему сестра. — Сюда никогда сам не ходи! Обещаешь?

— Обещаю! Но когда пойдем на речку за раками, мне что же, к воде не подходить? — вдруг забеспокоился Матье. — Ты меня не пустишь?

— Это дело другое! Берег там пологий, в воде неглубоко. Ловить раков — занятие увлекательное.

Мы возьмем с собой фонари и что-нибудь перекусить.

Взяв мальчика за руку, Клер повела его к дому. Матье относился к ней как к матери, а Этьенетту, которую отец велел называть «мама», не любил.

— И Виктор сегодня идет с нами? — спросил мальчик, строя рожицы Соважону, шедшему с ним рядом.

Когда Матье и Николя оказывались рядом, в Соважоне просыпался сторожевой инстинкт, унаследованный от отца, старого Моиза. Он глаз не спускал с детей и лаял, когда кто-то из них отходил слишком далеко во дворе. Николя в свои четыре года был очень непослушным. Долго он оставался ленивым увальнем, но теперь наверстывал упущенное.

— Да, я его пригласила! Он ждал этого больше года, бедный! Идем, поможешь мне собрать корзинку.

Матье засмеялся. Благодаря Клер у него было счастливое безоблачное детство, в котором игры и прогулки перемежались уроками алфавита.

В кухне их поджидала Раймонда. Недавно помещение перекрасили в оттенок розовой охры (то была идея Клер), на окна повесили короткие кружевные занавески, скользящие по карнизу на медных кольцах. На двух буфетах с навощенными дверцами в керамических вазах — букеты полевых цветов, источавших чудесный аромат.

Служанка как раз нарезала ломтиками вареный окорок. Срез был красивый — красный и блестящий. Сперва ветчину варили в бульоне, затем натирали солью, черным перцем и чабрецом, после чего подвешивали к потолочным балкам сушиться. Мясо получалось упругим и вкусным, и его ели, положив ломтик на хлеб с маслом.

— Смотри не поранься! — сказала девушке Клер. — Фолле наточил ножи, и они теперь острые как бритва.

— Не беспокойтесь, мадам!

От усердия у Раймонды раскраснелись щеки.

Служанка и хозяйка прекрасно ладили. Клер много раз предлагала девушке перейти на «ты» и звать друг друга по имени, но та отказывалась.

— Я вас очень люблю, — говорила Раймонда, — но для меня вы — настоящая дама, и так я показываю свое уважение и привязанность.

Клер опасалась того дня, когда Раймонда уйдет. На танцевальных вечерах в Пюимуайене она считалась одной из лучших танцовщиц, и при ее миловидности от женихов не было отбоя.

— Однажды ты выйдешь замуж и покинешь меня! — частенько сокрушалась Клер.

— Я не спешу, мадам! — отвечала верная служанка.

Матье стащил кусочек сухой ветчинной шкурки и теперь с довольным видом ее жевал. Сестра ущипнула его за щечку:

— Милый мой шалун! Ну, что берем с собой? Яйца вкрутую, соль, хлеб, ветчину…

— И козий сыр! — воскликнул Матье.

Своими сырами Клер гордилась, и заслуженно. У нее было две новые козы, и их молоко шло на изготовление белоснежных головок сыра, который семья уплетала за обе щеки. Иногда молодая женщина угощала и Виктора. За прошлый год он из просто жильца стал искренним другом семьи и теперь занимал в ней особое место. По вечерам, когда Виктора приглашали к ужину, все домочадцы, затаив дыхание, слушали его рассказы.

Заворачивая нарезанный хлеб в чистое полотенце, Клер вдруг вспомнила тот июльский день, когда галопом мчалась в Ангулем, чтобы потребовать отчета у Бертий. Пришлось остановиться, потому что Виктор ненамеренно загородил ей дорогу. С тех пор они провели вместе немало приятных минут: обед в портовом кабачке в ангулемском квартале Л'Умо, на берегу реки Шаранта; исследование пещеры, прогулки вдоль бесконечной линии скал. Копаясь в земле, Клер нашла несколько обтесанных кусочков кремня — наконечники стрел или что-то подобное, и зубов животных, которые, по мнению Виктора, относились к очень давней эпохе. Их отношения оставались учтивыми, без двусмысленности. Клер знала, что нравится ему, да Виктор этого и не скрывал, но с его стороны не было ни малейшей попытки ее соблазнить.

— Во сколько выходим? — спросил Матье. — Скажи, и Николя с нами?

— Да, я обещала его взять. Так, теперь посиди спокойно на лавке, а я пойду переоденусь. Виктор будет ждать нас у моста в семь вечера!

Клер побежала наверх. Сняла платье, умылась, обмыла шею и руки в фарфоровом тазу, подаренном ей отцом на день рождения вместе с кувшином той же расцветки.

«И почему я сегодня об этом вспомнила?» — задалась она вопросом.

Для молодой женщины «это» означало письмо Базиля, в котором сообщалось, что Жан жив, и неприятная сцена, устроенная ею кузине. Каждый месяц от Бертий приходила открытка с двумя словами: «Прости меня!» Но видеться они перестали. Эта размолвка удивляла Колена и Раймонду, но никаких объяснений со стороны Клер не последовало.

«Пусть все остается как есть! — подумала Клер. — Жан простил меня, и этого достаточно. Остальным знать не обязательно».

Молодая женщина регулярно переписывалась с Базилем. Прежняя связь между ними восстановилась посредством слов. Они обменивались новостями о себе и своих близких, не вдаваясь, впрочем, в детали. Очень скоро вернулась и привычка комментировать прочитанные книги, делиться размышлениями о мире и обществе.

— Я счастлива! — шепнула Клер своему отражению в овальном зеркале.

Она внимательно присмотрелась к себе. Черты лица утончились, а тело ее, наоборот, расцвело. Бедра и груди стали круглее, а загорелая кожа прекрасно сочеталась с очень темными каштановыми волосами и черными глазами. Виктор иногда называл ее «прекрасной андалузкой».

«Я — андалузка? Какая нелепица!»

Сегодняшняя прогулка подразумевала удобную одежду. Такую, что не боится ни грязи, ни воды. Клер спрятала свои восхитительные формы под старой юбкой из коричневой саржи и просторной, желтого цвета хлопчатобумажной блузой. Собрала длинные волосы в косу, повязала голову платком. Оставалось забрать приманку — признаться, дело не самое приятное. Ее загодя приготовил Фолле. Со временем на мельнице он, мастер на все руки, стал просто незаменимым. Колен полностью на него полагался. Вот уж когда оправдалось его прозвище: Фолле всегда был при деле. То чинит замок, то косит крапиву, то перекапывает огород… Снова жениться парень не спешил, и Клер думала, что это из-за любви