Пропавший чиновник. Загубленная весна. Мёртвый человек - Ханс Шерфиг

Человек захотел поучать Создателя! (Смех.)

Когда человек стремится противопоставить себя богу, это значит: в него вселился дьявол. Он делает это неспроста. У него одна цель — смутить человека, сбить его с истинного пути.

Современное искусство — не что иное, как наваждение, дьявольское наваждение. Современное искусство надломлено. Оно аморально. Оно негативно. Оно бесплодно».

Да, он тоже был одним из этих модернистов, и как художник и как человек. Да, нравственно он тоже был архисовременным. Но теперь это все позади. (Восторженные восклицания.) Он пал слишком низко. Но теперь он преображен. Перед вами стоит заново рожденный Хакон Бранд, о чем он сам свидетельствует. (Гром аплодисментов.)

А затем последовали признания в грехах. Тут было что послушать. Легко представить, как захватил этот рассказ участников митинга. Бог знает, но преувеличивал ли он? Неужто и вправду можно так занятно грешить?

Но об одном Хакон умолчал. Он не сказал ни слова о том, в чем признался мне, когда я по наущению фру Друссе посетил его ателье. Не признался в том, что убил человека и спрятал его труп.

Закончил он свою речь рассуждениями о датской культуре добрых старых времен. Говорил о надгробных камнях, курганах, шпилеобразных деревенских церквушках. О наших милых памятниках старины, которыми следует дорожить. О нашей национальной традиции, которую он как художник будет развивать. Он пойдет впереди и укажет путь своим прежним товарищам. Он будет знаменем, факелом...

Это историческая встреча. Смотрите, как развеваются и трепещут флаги над добрым фюнским краем, над тысячами зрителей, над бесконечной вереницей автомобилей. Прошел дождь. А сейчас вновь выглянуло солнце. Это доброе предзнаменование обещает нам новые времена, что грядут. Перед лицом Оксфордского движения все равны. Богатые и бедные. Великие и неприметные, господа и слуги. Рабочие и управляющие. Каждый обязан трудиться и выполнять свой долг на том месте, которое отвел ему господь, каждый должен воздавать хвалу и славу богу за судьбу, которая уготована ему в жизни. Это великое божественное братство народов.

Превращение Бранда стало излюбленной темой разговоров, ко всем иным новостям, в том числе к тому, что творилось в мире, интерес был утрачен. О Бранде писали на первых страницах утренние газеты. О нем говорили целый день. Одним взмахом «Оксфорд» сделал его знаменитым. Уже на самой встрече двое управляющих заказали Бранду картины. Многие последовали их примеру.

Я прослушал всю передачу до конца, с напряжением ждал, не подойдет ли Бранд вновь к микрофону и не откроет ли свою страшную тайну. Ничего подобного. Выступали другие, но их признания были чистой водицей по сравнению с брандовскими. Выступила дама из высшего копенгагенского общества, в великолепном шелковом платье, с бриллиантовым крестом на груди. Слушатели затаив дыхание ждали, что поведает она. Однако грехи ее были так ничтожны и безобидны, что невольно наводили на мысль: не сама ли королева Дагмар предстала перед ними. Правда, спустя некоторое время дама была осуждена за воровство, в том числе — того самого шелкового платья, в котором выступала па «оксфордской» встрече. Но в этом она забыла признаться.

И Бранд забыл признаться в преступлении, в которое посвятил меня. Перед тем как выключить радио, я услышал следующее сообщение:

«Полиция Копенгагена доводит до сведения о начавшихся розысках 34-летнего журналиста Поуля Вольбека.

10 месяцев назад Поуль Вольбек покинул свою квартиру (он проживал на улице Рерхольмсгаде, 18) и с тех пор не возвращался домой. Никто из его родных и знакомых не встречал его на протяжении этого времени.

Рост Поуля Вольбека — 167 см, глаза светло-голубые, темный блондин. Волосы, разделенные пробором посредине, гладко причесаны. Цвет лица — бледный. Широкоплеч, довольно крепкого телосложения. Ходит, наклонившись вперед.

На Поуле Вольбеке в последний раз, когда его видели, был темный пиджак и полосатые брюки. Без головного убора. Под мышкой он нес желтый портфель.

Есть опасения, что он совершил самоубийство.

Все сведения об исчезнувшем 34-летнем журналисте Поуле Вольбеке просим сообщать в главное полицейское управление Копенгагена — телефон Центр-1448 (один, четыре, четыре, восемь) — или в ближайшие полицейские участки».

Глава 11

Не знаю, кто заявил в полицию о необходимости начать розыски Поуля Вольбека, хозяйка ли с улицы Рерхольмсгаде или фру Друссе. У меня не было желания видеться ни с одной из них. Делу теперь дан законный ход, и наверняка Вольбека найдут.

До меня доходили слухи, что фру Друссе, потеряв сразу двух своих молодых друзей, стала еще более экзальтированной и странной. Она с большим рвением предалась оккультным занятиям. Те, кто навещал ее на Фиулстреде, рассказывали, что она подолгу сидит, уставившись в стеклянный шар, зажигая длинные свечи во спасение души Вольбека.

—      Он не умер. Моя душа ведет с ним беседы каждый вечер. Он присутствует здесь, в этой комнате! — говорила она гостям, размахивая бахромой на рукавах.

Полиция в поисках исчезнувшего нисколько не торопилась использовать сведения фру Друссе, почерпнутые столь таинственным способом. Однако собственные методы расследования и объявление по радио не принесли результатов. Правда, несколько человек обратились в полицейское управление, но все они отрекомендовались кредиторами Вольбека, желавшими убедиться, вправду ли он умер. Если так, то пропали их денежки! Ответ полицейских едва ли мог утешить:

—      Во всяком случае, труп пока не обнаружен.

А Бранд тем временем жил припеваючи в плодородном крае Фюн. Он, по-видимому, не испытывал никакого желания помочь полиции. Да у него и без того хватало хлопот.

Он рисовал портреты управляющих и фабрикантов из Оденсе и их жен. Получил заказ сделать фреску на историческую тему для реставрировавшегося Свенборгского замка. Несмотря на энергичные протесты Национального музея, нескольким фюнским депутатам риксдага удалось настоять на своем, и его ужасные картины, изображающие короля Свена, рыцарей и лошадей, были повешены в пустынной комнате старого замка.

Картины же, которые он посылал на выставку в Копенгаген, безжалостно отвергли. Не хотели их принимать и в Шарлоттенборге Бранд негодовал, злился н даже грозил, что на будущий год все свои полотна заполнит королевскими особами, пусть тогда-то Шарлоттенборгский цензурный комитет осмелится отвергнуть их.

В утешение ему дали несколько премий, очевидно полагая, что доходы у него теперь достаточно высоки, чтобы удостоить его этой чести. А тем временем картины Бранда становились все хуже