Осколки чести. Барраяр - Лоис Буджолд

Граф Петер стремительно вошел в гостиную и остановился, широко расставив ноги. Он был при полном параде: в старинном мундире с генеральскими знаками Различия.

— А, вот вы где!

Вошедший следом ливрейный охранник тревожно взглянул на Эйрела и Корделию и исчез, не дожидаясь, пока его отпустят.

Взгляд графа уперся в сына.

— Ты! Ты посмел опозорить меня. Устроил мне западню!

— Боюсь, вы сами себя опозорили, сэр. Не встань вы на этот путь, вы избежали бы западни.

На морщинистом лице графа отразилась борьба чувств — ярость, смущение, гнев и желание оправдаться. «Это смущение виноватого. Он не уверен в себе — поняла Корделия. — Постараемся ухватить эту тень сомнения, — она может оказаться нашим единственным спасением».

Самооправдание взяло верх.

— Я и не должен заниматься этим, — выкрикнул старик. — Это — обязанность женщины. Ее долг — охранять генофонд.

— Было обязанностью женщины. В Период Изоляции, — ровным голосом ответил Эйрел. — Когда единственной реакцией на мутацию было убийство ребенка. Сейчас существуют другие средства.

— Как, должно быть, ужасно чувствовали себя будущие матери во время беременности, не зная, что ждет их дитя — жизнь или смерть, — вслух задумалась Корделия. Одного глотка из этой чаши ей хватит на всю жизнь, а ведь женщины Барраяра вновь и вновь осушали ее до самого дна… Не удивительно, что культура их потомков оказалась такой странной, удивительно, что она не более безумна.

— Ты предаешь всех нас, не справляясь с женой, — заявил граф Петер. — Да разве ты можешь управлять планетой, если не распоряжаешься в собственном доме?

Мимолетная улыбка скользнула по губам адмирала.

— Действительно, с Корделией очень трудно сладить. Ей дважды удавалось от меня улизнуть. И меня по-прежнему изумляет ее добровольное возвращение.

— Вспомни свой долг! По отношению ко мне как к твоему графу, если не как к отцу! Ты — мой вассал, принесший мне клятву. Ты предпочитаешь повиноваться этой инопланетянке, а не мне?

— Да. — Форкосиган-младший посмотрел отцу прямо в глаза. Говорил он уже шепотом. — Так и должно быть. И еще замечу, сэр, что вы напрасно стараетесь перевести разговор с убийства младенца на вопрос о повиновении.

Вы сами давали мне уроки риторики, основанной на ложных посылках.

— В прежние времена ты не посмел бы так говорить со мной.

Да, нынешний расклад получился странным. Я — ваш наследник, этим вы связываете мне руки, но я регент и связываю руки вам. Патовая ситуация. В прежние времена их любили разрешать с помощью войн.

Он снова улыбнулся — или по крайней мере раздвинул губы. У Корделии в голове мелькало что-то вроде рекламного объявления: «Спешите увидеть! Только один раз: непреодолимая сила встречается с несокрушимым препятствием. Пять марок за билет!»

Дверь приоткрылась, и в гостиную заглянул явно взволнованный Куделка:

— Сэр? Извините, что я вас беспокою. Но у нас возникли проблемы с линией правительственной связи.

— В чем дело, лейтенант? — спросил Форкосиган, с трудом переключая внимание. — Опять помехи?

— Главный комм-пульт вообще не работает.

— Несколько часов назад он был в полном порядке. Проверь питание.

— Уже проверил, сэр.

— Вызови техника.

— Без передатчика не могу.

— Ах да. Вызови командира охраны, пусть он его вскроет, и посмотри, может, поломка простая. А потом вызови техника по незашифрованному комму.

— Слушаюсь, сэр, — и Куделка торопливо закрыл дверь.

Граф не желал отступать.

— Я отрекусь от него — от этого существа в госпитале. Я лишу его наследства.

— Это пустая угроза, сэр. Лишить наследства вы можете только меня. Но не своей властью, а посредством императорского указа. С просьбой о котором вам следует обращаться… э-э… ко мне. — Его зубы сверкнули в угрюмой усмешке. — И я, конечно, вам его пожалую.

— Подумай о Барраяре! — выкрикнул граф. По его скулам ходили желваки. — Подумай, какой пример ты подаешь!

— О нем я уже думал. — Он помолчал. — Мы с вами, сэр, никогда не управляли боем из тыла. Там, где прошел Форкосиган, возможно, пройдут и другие. Такая вот… реформа личным примером.

— Это годится для других планет! Наш мир не может позволить себе такой роскоши. Мы и так еле держимся. Мы не можем тащить на себе груз миллионов калек!

— Миллионов? — удивился адмирал. — Теперь вы пытаетесь экстраполировать единицу на бесконечность. Слабый аргумент, сэр, не на вашем уровне.

— И разве, — тихо сказала Корделия, — не каждый в отдельности должен решать, что именно он или она смогут вынести?

Петер набросился на нее:

— Да, а кто платит за все это? Империя. Лаборатория Ваагена получает деньги на военные исследования. Весь Барраяр платит, чтобы продлить жизнь твоему уроду.

Смутившись, Корделия ответила:

— Возможно, это более выгодное вложение денег, чем вы думаете.

Старик презрительно фыркнул и, больше не обращая на нее внимания, снова повернулся к сыну.

— Итак, ты твердо решил навязать нам ЭТО. Нашей семье. Я не могу убедить тебя, не могу тебе приказать… Хорошо. Ты так рвешься к переменам — вот тебе перемены. Я не желаю, чтобы этот урод носил мое имя. В этом-то я волен, даже если бессилен в остальном.

Губы Эйрела сжались, ноздри раздулись, но он не пошевелился. Забытый доклад так и остался в его руках. Он не потерял контроля над своими пальцами, не давая им судорожно сжаться.

— Как вам угодно, сэр.

— Назовем его Майлзом Нейсмитом Форкосиганом, — сказала Корделия, внешне спокойная, хотя ее подташнивало и внутри все тряслось. — Мой отец с удовольствием даст ему свое имя.

— Твой отец мертв, — отрезал граф.

Сгорел в бушующем пламени при аварии катера больше десяти лет тому назад… Закрывая глаза, она до сих Пор иногда видела отпечатки его смерти на своей сетчатке — ярко-красные и пронзительно-синие.

— Он не ушел от нас — пока я живу и помню.

Граф дернулся, словно от удара током. Культ предков на Барраяре граничил с обожествлением — здесь считали, что именно память не дает душам умереть. Может, сегодня его собственная смерть холодком пробежала по его жилам? Он зашел слишком далеко, понимал это, но уже не мог отступить.

— Ничем, ничем тебя не пронять! Ну так вот тебе. — Он вперил в сына яростный взгляд. — Вон из моего дома! Из обоих домов. Забирай свою женщину и убирайся. Сегодня же!

Осторожно отложив доклад, Форкосиган-младший встал.

— Хорошо, сэр.

— Ты готов бросить свой дом?!

— Мой дом — это не здания. Это — человек, — серьезно проговорил Эйрел. А потом неохотно добавил: — Люди.