Феномен одиночества - Деймас Рэд

скоро топтался у входа в барак, сжимая в руках паспорт. Названый брат осмотрел новенькую робу, сидящую на мне мешком, хлопнул по плечу и воскликнул:

– Один день отработал в городе, а уже не похож на деревенщину! – он громко рассмеялся, показывая желтоватые, но здоровые зубы, – Может быть уже через пару недель я возьму тебя в цех!

Оставалось только улыбаться, кивать и благодарить, и я был готов весь путь до поверхности рассыпаться комплиментами Кариму, но он остановил меня ощутимым тычком ладони в бок, как только мы оказались вдвоём.

– Я не знаю тебя, но мне нужен грамотный рабочий. А ещё мне жалко тебя и твой тейп. Но я тебя не знаю, – последние слова он произнёс раздельно, по буквам. Его глаза горели в темноте и казались чёрными сферами с маленькими светящимися точками.

– Хорошо, – я принял тон собеседника и прекратил лебезить, – А может мне стоило оставить своё имя целиком?

– Может быть… Только не в столице, – Карим проворно взбирался по вертикальной лестнице и говорил, не сбивая дыхание.

Снаружи было ещё темно. Охрана зевала, предвкушая скорую смену и явно не хотела возиться с вылезшими в выходной из-под земли рабочими. Пара крепких ребят вышли из укрытия и бегло взглянули на документы. Они и хотели было оставить нас в покое, но появился заспанный Идрис:

– О! Я вижу, тебе очень помогла моя защита! Ты хорошо устроился, а до сих пор не отблагодарил того, кто оказал тебе услугу!

Молодчики встрепенулись, почуяли добычу, заиграли своим оружием, но Карим только фыркнул:

– Какой же ты дурачок, сын свиньи и крысы! Ты хочешь получить награду за то, что один раз ткнул пальцем? Тебе платит за это руководство фабрики, – бригадир явно не в первый раз осаживал охрану и позволял себе говорить грубо, специально провоцируя конфликт, – А когда ты своими неуклюжими лапами в очередной раз сломаешь оружие, то кого будешь просить починить?

– Карим, ты уважаемый человек, а этот пришелец никто! Тебе прощаем многое, но ты сейчас с огнём играешь, – оружие с каждым словом медленно поднималось, пока не указало на наши животы.

– Он Ситдигер… – бригадир, не обращая внимания на угрозы, повернулся спиной к боевикам и двинулся дальше, махнув мне рукой.

Идрис с товарищами замер, они некоторое время провожали нас недобрым взглядом, но молчали.

– Я не могу объяснить это словами, но в лице человека есть вся его жизнь, – сказал Карим, когда мы отошли достаточно далеко, – И прошлая, и будущая. В тебе читается сила и что-то ещё… Словно внутри меня сидит кто-то и шепчет, мол помоги Месхифу!

Мир Даймода уважал силу и только её, и я в позах, едва заметных интонациях, манере движения демонстрировал, что не забитый крестьянин. Карим научился каким-то образом улавливать это, и влиять на него становилось с каждым часом легче.

– Отдал бы я ему свой заработок, не стоит наживать себе врагов…

– А в следующий раз? – Карим удивлённо посмотрел на меня, не понимая, как я вообще мог себе позволить такое произнести вслух.

– Можно по-разному отдавать, – спокойная и уверенная усмешка с оттенком затаённой ярости заставила моего спутника вздрогнуть и молча согласиться.

Город окружала стена из высоких столбов, между которыми была натянута сеть под напряжением, на редких вышках блестели пулемётами военные, а у входа на мощных фундаментах стояли автоматические турели и слегка подёргивались, жужжа сервоприводами. Путь к дворцовому району для простых жителей был закрыт, но мне и не нужно было туда сейчас. Карим уверенно пробирался через тамбурную зону к "центру развлечений" для работяг: магазинчики с едой, одеждой и различной электроникой, а ещё там находились развлекательные заведения, вроде площадок с музыкантами, кабинки виртуальной реальности для тех, кто побогаче, и даже "мужские клубы" куда приходили девушки, оставшиеся без поддержки своих тейпов.

– Слышал про яму Шайтана? – спросил Карим подходя к большому куполу.

– Всякий неправедник должен быть наказан, – ответил я, показывая осведомлённость.

– Сегодня будут судить воров. На первые две казни выйдет Узул, мой старый друг. Можешь смело ставить на то, что он лишь укоротит жадные лапы, – Карим говорил тихо, чтобы его не услышали, – Сможешь нормально поесть эти два дня.

– Спасибо, но я не люблю рисковать… А ставки считаю грехом…

– Император Залман объяснил нам истинное значение слов Пророка об азарте, и теперь в суде не только словом можно поддерживать волю Творца. Воспользуйся советом с умом и будешь сыт.

Карим взял меня за запястье для синхронизации браслетов и перевёл мне тысячу лир.

– Держи. Если ставка проиграет, то сможешь хотя бы один раз поесть.

– А если выиграет?

– Вернёшь.

Я незаметно свернул тряпицу и поместил за пазуху так, чтобы натренированный глаз решил, что там нечто ценное, и вошёл за бригадиром в высокую дверь.

Под куполом толпа уже гудела, наблюдая за приготовлениями на арене-колодце. Высохшие пятна крови посыпали мелким песком и разравнивали специальными граблями. Большой монитор показывал рекламу. Мест для сидения зрителей не было. Изо всех стен внизу торчали терминалы для ставок. Я приложил браслет, ввёл на маленьком табло сумму и указал, что надеюсь увидеть "милосердие" Всевышнего в первых двух казнях. Внезапно толпа загудела сильнее: первого заключённого вытолкнули в узкий проход арены. Тщедушный мальчишка поднялся на ноги и с ненавистью оглядел лица людей, что смотрели на него сверху. Медленно с тоской и грустью появился Узул с длинным ятаганом. Он снял с пояса небольшой кинжал и бросил осуждённому.

– Перед высшим судом предстаёт вор, – громогласно раздалось из динамиков под рёв сотен глоток, – Создатель решит его судьбу!

Узул приближался к жертве по спирали, внимательно наблюдая. Мальчишка схватил оружие в одну руку, а горсть песка в другую и молниеносно швырнул, метясь в лицо палача. Узул увернулся и с размаху ударил клинком плашмя по лицу осуждённому. Брызнула кровь, и воришка потерял равновесие, оступился, широко расставив руки. Сталь свистнула в воздухе, и рука с кинжалом упала на песок. Толпа завизжала, а Узул замер и прекратил атаку.

– Казнь свершилась, – проговорил палач, и его спокойный голос был многократно усилен электроникой.

Помощники уволокли скулящего ребёнка под недовольные возгласы, требующие более жестокого наказания.

– Перед высшим судом предстаёт вор, – снова раздалось под куполом и на песок упал мужчина с запавшими от голода глазами.

Преступник не шевелился, только выставил вперёд правую руку и зажмурился в ожидании своей участи. Снова свист клинка, и ещё одна кисть упала на арену.

– Казнь свершилась… – Узул медленно покинул арену, а на его спине растекались несколько плевков.

– Я же говорил, что это верные ставки… – лицо