На службе Отечеству - Александр Алтунин

Моя скромная победа на соревновании не привлекла, однако, особого внимания. В полку ликовали по поводу грандиозных успехов Красной Армии, успешно наступавшей на огромном фронте. Совсем недавно фашистские войска превращали в руины Сталинград, рвались к перевалам Главного Кавказского хребта, а сейчас они отбиваются где-то уже под Харьковом! Быть там, в составе наступающих войск, стало сокровенным желанием большинства командиров. Поэтому проводы очередных маршевых рот проходили торжественно.

Станция забита провожающими. Отъезжающие с гордыми улыбками слушают добрые напутствия. Возле одного из вагонов собралась огромная толпа, слышны надрывные звуки гитар, задорные крики. Сюда со всех сторон стекаются любопытные. С трудом протиснувшись вперед, с удивлением вижу лихо отплясывающих цыган. Они кружатся вокруг смуглого бойца, в котором я сразу узнал цыгана Васю. Стоя в центре пляшущих, он в такт музыке хлопает ладонями по всем местам своего жилистого тела. Несмотря на то что Жемчужин был без шинели, щеки его пылали. Я догадался, о чем он написал своим родственникам и друзьям. Получив письмо, цыгане нагрянули на станцию.

Когда горнист подал сигнал "По вагонам", Вася подошел к бородатому цыгану. Тот положил ему на плечи руки, что-то сказал, затем крепко обнял и решительно оттолкнул от себя. Боец сразу же оказался в объятиях соплеменников. Женщины громко голосили, мужчины звонко хлопали бедного Васю по костлявой спине, а мальчишки и девчонки смотрели на него широко раскрытыми глазами и старались ухватить озябшими ручонками за широкие галифе. Наконец Жемчужин вырвался из объятий своих близких. Взобравшись в теплушку, он повернулся к провожающим и, взмахнув шапкой, закричал:

- Прощайте, романы! Я докажу фашистам, что у нас тоже есть родина!

Поезд медленно тронулся и, набирая скорость, скрылся за поворотом.

* * *

Подполковник Контран не успел полностью осуществить намерение обновить командный состав за счет фронтовиков. Едва он откомандировал своего заместителя по строевой части капитана Носкова, как неожиданно исчез и сам. Пронесся слух, что его спешно отозвали. Новый командир полка молодой стройный майор Королев стал частым гостем в подразделениях, ходил молча, внимательно ко всему присматривался. Вскоре он подписал приказ, где отмечались недостатки и ставились конкретные задачи по улучшению учебно-методической работы. Нашему комбату было указано на необходимость уделять больше внимания совершенствованию методического мастерства командиров подразделений. Лейтенант Сучилин, болезненно воспринявший критику в свой адрес, доложил командиру полка, что считает себя недостаточно подготовленным к проведению учебно-методической работы с командирами, и попросил откомандировать его в действующую армию. Королев не поддержал его просьбу, но пообещал подобрать ему опытного заместителя. И вдруг совершенно неожиданно на эту должность назначили меня, да еще присвоили очередное воинское звание "старший лейтенант". Начальник артиллерии полка Никита Флегонтович Якушин стал капитаном. По этому случаю в его землянке собрались товарищи. В числе приглашенных оказался и я.

Гуморин, объявив, что звание будет обмываться по старому офицерскому обычаю, положил две звездочки в жестяную кружку, налил туда немного водки и вручил виновнику торжества.

- Почти тридцать лет назад, - сказал он, - вот так же в кругу друзей я обмывал звание поручика. Позже я горько пожалел, что надел офицерские погоны, а сейчас радуюсь, что наш товарищ прикрепляет к своим офицерским погонам еще по звездочке. История повторяется. Давайте, Никита Флегонтович!

Якушин медленно цедит водку и высыпает обмытые звездочки на тарелку. Гуморин берет их и прикалывает к погонам новоиспеченного капитана, затем поднимает кружку:

- Предлагаю тост за здоровье и за дальнейшие успехи капитана Никиты Флегонтовича Якушина!

Когда все выпили, виновник торжества неожиданно напал на тамаду:

- Не-е-ет, приятель, история не повторяется! Я не согласен. Тридцать лет назад ты обмывал звание поручика царской армии, а сейчас мы обмываем звание капитана Красной Армии. Улавливаешь принципиальную разницу? Не улавливаешь... Дело не в названии. Суть в содержании. Кто мог стать офицером в царской армии? Только дети богатеев, главным образом помещиков...

- Постой, постой! - перебил Гуморин. - А Шапошников?

- Ну, Шапошников из семьи чиновников. К тому же первая мировая война заставила царское офицерство потесниться, чтобы дать возможность образованным людям из мещан и отдельным храбрейшим солдатам из рабочих и крестьян надеть форму прапорщика и вести на смерть своих же товарищей. Так что дело не в названии, а в содержании. Я горжусь, что стал капитаном Красной Армии!.. Поэтому предлагаю тост за нашу славную Красную Армию! За наших красных офицеров - детей трудового народа!

- За нашу победу над врагом, за то, чтобы дошли советские бойцы до Берлина! - добавляет Гуморин.

Никита Флегонтович жаловался мне, дергая за портупею:

- Вот и капитана дали, а на фронт не пускают, говорят: старик. А какой я старик?! Разве я похож на старика?! - Он вскочил с табуретки, взмахнул рукой, словно в ней зажата сабля...

* * *

А на следующий день мы провожали на фронт новый отряд. Для уезжающих состоялся концерт. На открытой площадке соорудили сцену, вкопали скамьи. Неожиданно в число "артистов" попал и я. А случилось это так.

Одним из организаторов концерта был младший политрук Яковлев, замполит бывшей моей пулеметной роты. Встретив меня за несколько дней до концерта, он заявил, что никак не может найти чтеца-декламатора, и, сунув вырванный из тетрадки лист с переписанным стихотворением, попросил выручить.

Стихотворение мне понравилось. Все дни перед концертом, шагая на занятия или с занятий, я повторял полюбившиеся строки:

Я не хочу, чтоб все, что было свято И предками для нас сохранено, Вдруг оказалось взорвано и смято И на кострах фашистских сожжено.

Концерт начался после обеда. Вначале выступил хор одного из батальонов, исполнивший песню Александрова "Вставай, страна огромная...". Затем баянист исполнил попурри на темы народных несен. Потом девушки пели частушки. Пели горячо, самозабвенно. Я настолько заслушался, что забыл о предстоящем выступлении и вздрогнул, услышав свою фамилию.

Робко поднимаюсь на сцену и леденею: забыл название стихотворения, которое должен объявить сам. Мучительно вспоминаю, пристально вглядываюсь в ряды сидящих, словно ожидаю подсказку. Пауза оказалась находкой. Зрители замерли. Внимание всех сосредоточилось на моей оцепеневшей фигуре.

В этой мертвой тишине отчетливо прозвучал мой голос: