Три круга Достоевского - Юрий Кудрявцев

Отмежевание от демагогики, прагматики и догматики здесь четкое. Автор согласен на любую проверку того, что он считает святыней. Он полагает при этом, что если носитель идеи боится ее проверки, то это признак непрочности идеи и безличностности этого носителя.

Все творчество Достоевского антидогматично. Писатель пока­зывает, что действительность богаче теорий о ней и заключать ее в рамки догматики нельзя. В «Записках из Мертвого дома» он ясно сформулировал эту мысль: «Действительность бесконечно разнообразна сравнительно со всеми, даже с самыми хитрейшими, выводами отвлеченной мысли и не терпит резких и крупных раз­личий» [4, 197].

Достоевский не принимает и законченности теорий, показыва­ет ограниченность претендующих на законченность. Монолитность, твердость, бескомпромиссность мышления для него качества не столько положительные, сколько отрицательные. Опора мысли на силу всегда отпугивала писателя. Отвечая одному корреспон­денту, Достоевский писал: «Вспомни, что в детском возрасте де­ти дерутся наиболее потому, что не научились еще разумно из­лагать свои мысли. Ты же, седое дитя, за неимением мыслей, бранишься всеми словами разом — худой прием!» [ 1895, 9, 246]. Но «седое дитя» не внемлет.

Достоевский признает борь&у идей как самое нормальное яв­ление. Но он считает, что коль это борьба идей, то с чужой иде­ей надо бороться, опираясь на свою, но идею же. Включение си­лы в борьбу идей изменяет суть этой борьбы.

Опора на силу, на ругательства — признак бессилия мысли. «Сила не нуждается в ругательстве», — пишет Достоевский в за­писной книжке.

Достоевский не принимает стили мышления безличности за попытку выдать себя за точку отсчета в истории, разорвать пре­емственность в развитии. Его герой Лужин говорит, что с буржу­азностью многое переменилось в обществе к лучшему. В част­ности, «...распространены новые, полезные мысли, распростране­ны некоторые новые полезные сочинения, вместо прежних меч­тательных и романтических; литература принимает более зрелый оттенок; искоренено и осмеяно много вредных предубеждений... Одним словом, мы безвозвратно отрезали себя от прошедшего, а это, по-моему, уж дело-с...» [6, 115]. С такой точкой зрения До­стоевский не согласен.

Безличности, по Достоевскому, — это умственные пролетарии. И кичиться тут нечем. «Можно сказать — блаженны нищие ду­хом, но трудно сказать блаженны пролетарии духом» [ЛН, 83, 626].

Достоевский не принимает безличность, отрицает ее, но отчас­ти и жалеет «человека с коротенькими идейками и с парикмахер­ским развитием», который «умрет, совсем не заметив, что всю жизнь был дураком» [1895, 10, 273].

Как я уже говорил, безличностные стили мышления кажутся прочными, чугунными. Но не Достоевскому. Он уверен в их сла­бости. Он это прямо высказал в «Дневнике писателя», отвечая одному из своих оппонентов: «Уверяю почтенного г. Энпе и по­добных ему, что этот «чугун» обращается, когда приходит срок, в пух перед иной идеей, сколь бы ни казалась она ничтожной вначале господам «чугунных понятий» [1895, 10, 423]. И сам он своим творчеством неумолимо превращал «чугун» в «пух».

Стилям мышления безличности Достоевский противопостав­ляет творческий стиль мышления в самом широком его понима­нии. Это самостоятельное, антидогматическое, непредвзятое от­ношение к действительности, ставящее во главу угла истинность, а не полезность, и защищающее эту истинность далеко не любы­ми средствами. То есть это стиль антидогматизма, антипрагма­тизма и антидёмагогии.

Этот стиль предполагает прежде всего ироническое отноше­ние к стилям безличности. С «разумными» безличностями у До­стоевского порою спорят «идиоты». Уже в слове «идиот» заклю­чена ирония. Ибо «идиоты» Достоевского значительно «разум­нее» «разумных». Они лишь видятся идиотами, видятся такими безличностям.

Сам Достоевский постоянно ироничен. Его ироничность про­является через разрушение стереотипов. Сначала он рисует сво­их героев хуже или лучше, чем они есть. Затем все ставится на свои места. Так было с Бурдовским, Доктореико, Лебедевым, Анной Версиловой.

Интересно подан Достоевским образ Фердыщенко. Вызывает неприязнь уже портрет героя. Герой пьет, готов броситься в огонь за деньгами. Предлагает не очень приятную игру: каждому рас­сказать о своем самом мерзком поступке. Сам рассказывает о во­ровстве. Кажется, ниже Фердыщенко пасть нельзя. Так, кстати, и считают окружающие.

Но сравнение Фердыщенко с этими окружающими, хотя и не делает его ангелом, но показывает, что можно пасть и ниже. По сравнению с респектабельным окружением Фердыщенко на высоте. Мы видим, что он прям и честен. Говорит, что думает. Фактически он один и следует правилам предложенной им игры. Он способен, в отличие от других, назвать низкое низким. Он ироничен. Хорошо понимает низость тоцких и епанчиных и отно­сится к ним так же, как Ежевикин к генеральше. Иронически.

В игре Фердыщенко как будто один остался в дураках. На деле же только он один и выиграл. Показал себя способным приобрести личность. Игра была экспериментом, ловушкой. Са­мый низкий, безличность, не тот, кто расскажет о своем низком поступке, а тот, кто умолчит о нем. В ловушку попали все, кро­ме Фердыщенко. Ироник Фердыщенко. Он и автору-то нужен для целей иронических. Посредством этого образа Достоевский разбивает стереотип о «движимых великодушием» тоцких.

Пронизан иронией «Подросток», где считающиеся низкими (Ахмакова) окажутся высокими и наоборот (Анна Версилова). Ироничны «Скверный анекдот», «Зимние заметки о летних впе­чатлениях», «Записки из подполья» (за исключением раздела, где излагается теория), «Крокодил», «Игрок». В высшей степени ироничен следователь Порфирий Петрович, умело ведущий ди­алог с Раскольниковым. В «Идиоте» иронично даже само назва­ние романа (единственный случай). В «Бесах» ироничны назва­ния главок.

Ирония ставит каждый стереотип на проверку и разрушает стереотипы. Достоевский тем самым показывает, что нельзя су­дить о людях, о явлениях понаслышке, предвзято, с чужого го­лоса, каким бы привлекательным он ни казался.

Творческий стиль мышления предполагает глубокое проник­новение в суть происходящих явлений и правдивое отражение этой сути. Поиск истины, правды движет многими героями До­стоевского. Правду ищут парадоксалист, Раскольников, Иван и Алеша Карамазовы. И в черновых материалах автор ценит лю­дей прежде всего за правдивость и честность. «Там дело чистое, убеждениями не торгуют» [ЛН, 83, 400]. Это высшая похвала Достоевского.

Творческий стиль предполагает искренность, прямоту выска­зываний. «Ведь мы уверены, что не можем никому повредить, высказывая прямо то, во что веруем», — писал Достоевский в од­ной из статей шестидесятых годов. Уверенность, однако, не име­ла оснований. Искренние высказывания мешали безличностям. И писателя оскорбляли люди, правду, честность, искренность и прямоту не выкосившие, как не выносит света лошадь, долго про­бывшая в шахте. Достоевский, однако, не смущался и ,в после­дующих работах проводил свой стиль мышления и ставил на ме­сто своих критиков. В ответ на обвинение в том, что он склонен к изображению болезненности, писатель замечал: «...о «слабости моей к болезненным проявлениям воли» я скажу вам лишь то, что мне действительно кажется иногда удавалось, в моих романах и повестях, обличать иных людей, считающих себя здоровыми, и доказать им, что они больны. Знаете ли, что весьма многие лю­ди больны именно своим здоровьем, т. е. непомерной уверенно­стью в своей нормальности и тем самым зараженных страшным самомнением, доходящим иной раз чуть ли не до убеждения в своей непогрешимости. Ну, вот, на таких-то мне и случалось много раз указывать моим читателям и даже, может быть, до­казать, что эти здоровяки далеко не так здоровы, как думают, а напротив, очень больны и что им надо идти лечиться» [1895, 11, 412]