Вампиры тут голодные (СИ) - Тони Марс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мне не нужна длинная и бесполезная предыстория. Скажи коротко и ясно. — Касара же подход пацана явно раздражал.
Герцогу побоку, в каком году и месяце Кифен пересекся с полукровкой и сколько яблок было на столе у кухарки неделю спустя. Он спросил про ту деревню, неужто так сложно просто ответить, не ходя вокруг да около?
— Вы не понимаете! Тут без предыстории вы не поймете! — возмущенно сверкнул глазами пацан.
Глава 52, про тех, кто хочет позабыть
— О, а сейчас-то мне всё ужасно понятно. — ехидно отозвался Касар.
— Так вот. — недовольно продолжил Веце, — Граф был весь такой добренький, понимающий, сразу стало ясно: убьют в первый же год. И я начал его медленно перевоспитывать, хотел показать ему, что наш мир отличается от его и здесь он вампир. И даже титул не дает ему защиты. Туда-сюда и мы оказались в Априоше. Графа поймали… по моей вине. Если бы я был более подготовлен, то ничего бы не случилось. Господин мог их всех убить и сбежать, но он пытался договориться. Я правда не понимаю почему. Почему он в тот миг хотел сохранить жизни тех, кто грезил о его смерти?
Касар задумчиво сместил взгляд и приглушенно спросил:
— Нас так сильно ненавидят? — неужели положение вампиров стало еще хуже? Разве для этого он согласился создать целую страну? Чтобы его народ вновь угнетали?
— Больше, чем вы можете себе вообразить. И в этом, кстати, есть и ваша вина. — полукровка прикусил язык, чтоб не ляпнуть чего еще. Злить герцога было себе дороже. — Я думал, что больше никогда не увижу господина. Но он вернулся. Вернулся уже совсем другим. — Веце замолчал, слова застряли в горле противным комом, — Его сломали. Я не знаю, что нужно сделать с вампиром, с кем-то столь великодушным, как господин, чтоб довести его до такого.
Полукровка снова замолк, не зная, как передать, как объяснить, что же сотворили бездушные Априошцы с графом.
— И сколько он пробыл в той деревне?
— Меньше суток. — тихо прошелестел Веце, поднимая на герцога виноватые печальные глаза.
— Вот как. — сказал Касар, — Они сломали не его. Они сломали его веру в людей. Разве не этого ты добивался? — равнодушно спросил герцог. Что ж, Веце оказал своему господину огромную услугу, преподав этот жизненный урок.
Никогда и никому не доверяй. Не пытайся увидеть хорошее в других, помни кто ты и кто они.
— Вы просто не видели, каким господин вернулся оттуда, чтоб так говорить. — остервенело прошептал Веце, вытирая злые слезы. Что может понимать Касар, бездушный убийца, Кровавый герцог?
— Не видел. — согласился вампир, — Но от того, что ты вновь и вновь вскрываешь старую рану, легче твоему господину не станет. — герцог встал и размеренно прошелся по кабинету, — Ты сожалеешь, что по твоей вине ему причинили столько боли, а сам продолжаешь ему о ней напоминать. Воистину бездушно с твоей стороны. Не кормушке корить меня за бессердечие.
Веце эти слова, разумеется, не понравились. Вся слезливость и жалость вмиг улетучились, уступая место едкой вредности.
— Бе, как вы только можете так бесцеремонно швырять мне факты в лицо? — полукровка возмущенно скорчился и отвернулся.
Герцог с мрачной обреченностью глядел на дверь, за которую выгнал Кифена. Впервые Касар задумался о том, что из-за его маниакального желания защитить свой народ должен был пострадать иномирец. Кифена буквально вырвали из родного мира и выкинули в полуразвалившийся замок, кишащий монстрами.
Касар всегда считал, что иномирцу будет в радость защищать и оберегать вампиров, что тот будет подобно герцогу видеть в этом свой смысл существования. Но это оказалось не так.
И это имя… болью отзывалось в голове. Кифен. Сложись жизнь иначе, будь Касар сильнее, будь он могущественнее, предусмотрительнее и мудрее, то в той далекой, почти прошлой жизни герцога когда-то появился бы свой маленький Кифен.
Но тогда Касар не был так силен, богат и жесток, жил тихо и мирно, как самый обычный мужчина. Тогда у него имелось кое-что получше денег и власти. И он бы отдал всё на свете, чтобы это вернуть.
Но магия не поворачивала время вспять, какую бы цену за это ни заплатили. Невозможно было вернуться в тот день, невозможно спасти свою жену и ребенка, невозможно забыть, что сделали с его семьей алхимики.
Сама мысль, что его жену убили ради того, чтоб сделать украшения-безделушки…
Касар сжал кулон, прикрыв глаза. Как только у них поднялась рука тронуть беременную женщину? Сколько бы лет ни прошло, но всепоглощающая ярость, глухой болезненный крик все еще звучал глубоко внутри каждый раз, когда он об этом вспоминал.
Одно дело знать, что Аяра умерла. Другое же — видеть как именно. И это доводило до исступления, выбивало воздух из груди и заставляло сожалеть, сожалеть, сожалеть…
С того дня он никогда не позволял себе быть слабым, с того часа он уже не имел права быть просто Касаром Вальдернеским, сиротой из разорившегося и обедневшего дворянского рода страны, которой больше не существовало. С того момента появился Кровавый герцог, которого боялся весь континент.
Касар убивал алхимиков, вырезал их без разбору и капли жалости. Он пытался защитить то, что у него осталось, он надеялся заглушить острую боль внутри. Но месть не помогала.
Ему, наверно, уже ничего не могло помочь.
Он растил сына и дочь, возвел огромный замок, способный их защитить, собрал под свою защиту таких же, как он — вампиров, потерявших всё из-за чужой алчности. И отдал всего себя служению народу. Чтобы забыть, что когда-то у него было то самое тихое семейное счастье, жена, а второго сына он хотел назвать Кифен.
И он забывал. В голове тупым набатом звучало “защитить вампиров” и больше ни о чем герцог старался не думать.
Всё что он делал, все его исследования, все разработанные зелья и изобретенные артефакты, все книги — всё это было создано лишь с одной целью: защитить Сенкаира и Акшасс, и тех, кого он принял в свой огромный дом.
Герцог Касар, вошедший в историю как жестокий эгоистичный тиран, на самом деле никогда не жил для себя. Всю жизнь он посвятил другим.
И вот перед ним стоял Кифен — до ужаса похожий на него самого, словно свыше Касару говорили: смотри, каким мог стать твой сын. И герцогу было горько и радостно одновременно.
Вампиру не верилось, что спустя столько
