Королева теней - Сара Маас

Ей повезло, что они не задели ничего жизненно важного, сказала лекарка.

Когда все кусочки извлекли, Рован использовал свою магию, чтобы медленно—так медленно, черт его подери—залечить раны снова. Что оставило пробелы в татуировке на ее спине.

Он заполнит их, когда она поправится. И научит большему в полевом лечении.

Если она когда-то проснется.

Сидя на стуле подле ее кровати, Рован снял носком ботинки и осторожно потер бледное место, где задержалась боль в ноге. Эдион как раз заканчивал отчет о текущем состоянии замка. Спустя три дня, генерал все еще ничего не говорил о том, что произошло — о том, что он был готов отдать свою жизнь, чтобы защитить Рована от Валгов, или о том, что король Адарлана мертв. Что касается вышеупомянутого, то Рован отблагодарил его единственным известным ему способом: подарил Эдиону один из своих кинжалов, выкованных одним из величайших кузнецов Доранеллы. Эдион сначала отказался, настаивая на том, что не нуждается в благодарности, но с тех пор не снимая носил клинок у себя на поясе.

А что до последнего… Рован только раз спросил, что чувствует генерал в отношении смерти короля. Эдион лишь сказал, что хотел бы, чтобы этот ублюдок страдал дольше, но смерть есть смерть, так что он не против. Ровану было интересно, правда ли он так считал, но Эдион скажет ему об этом, когда оправится и будет готов. Не все раны можно залечить магией. Рован слишком хорошо знал это. Но они лечатся. Со временем.

И раны замка, и города — это тоже поправимо. Он стоял на поле боя, когда битвы заканчивались, земля была все еще пропитана кровью, и он жил, чтобы наблюдать, как шрамы медленно затягиваются, десятилетие за десятилетием, на землях, на людях. Так что, Рафтхол тоже исцелится.

Даже если последний доклад Эдиона о замке и был очень мрачным. Большинство прислуги выжило, вместе с несколькими придворными, но казалось, что множество тех, кто остался при дворе — придворные, которых Эдион знал как никчемных, коварных исчадий ада — не пережили. Будто принц стер грязное пятно со своего замка.

Рован содрогнулся от этой мысли, глядя на двери, в которые только что вышел Эдион. Сила крон принца была просто огромной. Рован никогда не видел ничего подобного. Ему нужно обуздать ее – приручить ее – иначе есть риск, что она уничтожит принца.

И Аэлина — эта великолепная, безумная идиотка — тоже пошла на огромный риск, объединяя свою силу с его. Магия принца неопытна и могла принять любую форму. Аэлина могла выжечь себя дотла за секунду.

Рован повернул голову и посмотрел на нее.

И увидел, что она смотрит на него в ответ.

- Я спасла мир, - сказала Аэлина, ее голос прошуршал словно гравий, - и тем не менее, я просыпаюсь и вижу, как ты бесишься.

- Мы достигли этого общими усилиями, - сказал Рован, сидя на стуле рядом. - И я бешусь более чем по двадцати разным причинам, большинство из которых связаны с тобой, принимающей самые безрассудные решения, которые я когда-либо...

- Дорин, - выпалила она. - Он—

- В порядке. Спит. Его не было так же долго, как и тебя.

- Шаол—

- Спит. Требует лечения. Но живой.

Тяжесть свалилась с ее плеч. А потом…она посмотрела на Фэйского принца и поняла, что он невредим, что она в своей старой комнате, что они без цепей или ошейников, и что король… То, что сказал король перед смертью…

- Огненное сердце, - пробормотал Рован, вставая со своего стула, но она покачала головой. Движение отразилось пульсацией в ее голове.

Она сделала вдох, чтобы успокоится, вытирая глаза. Боги, ее рука жутко болела, ее спина жутко болела, ее бок жутко болел…

- Больше никаких слез, - сказала она. - Никаких рыданий.

Она опустила руки на одеяла.

- Расскажи мне...все.

И он рассказал. Про адский огонь, про Вэрдовских псов и про Лоркана. А затем и о прошедших трех днях, об организации и лечении, о том, как Лисандра пугала всех до полусмерти, превращаясь в призрачного леопарда каждый раз, когда один из придворных Дорина переходил черту.

По окончании Рован сказал:

- Если ты не можешь говорить об этом, ты не—

- Мне нужно поговорить об этом.

С ним — только с ним. Слова полились, и она не плакала, когда объясняла, о чем говорил король, о чем он заявил. И о том, что наделал Дорин. Лицо Рована оставалось отрешенным, вдумчивым все это время. В конце концов, она спросила:

- Три дня?

Рован серьезно кивнул.

- Отвлечь Эдиона управлением замка было единственным возможным способом, а то я боялся, что он начнет грызть мебель.

Она встретилась взглядом с этими хвойно-зелеными глазами, и он снова открыл рот, но Аэлина издала небольшой шум.

- Прежде, чем мы скажем что-то еще…

Она бросила взгляд на дверь.

- Ты поможешь мне добраться до ванной. Или я намокну.

Рован издал смешок.

Королева свирепо глянула на него и села, движение было мучительным, изнурительным. Она была голой, не считая чистого нижнего белья, в которое кто-то ее одел, но она сочла его достаточно приличным. В любом случае, он видел каждую часть ее тела.

Рован все еще хихикал, когда поднял ее, позволяя облокотится на него, пока ее ноги —бесполезные, дрожащие как у новорожденного олененка — пытались работать. Три шага отняли у нее столько времени и сил, что Аэлина не возражала, когда он поднял ее на руки и понес в ванную. Она зарычала, когда он попытался усадить ее на сам унитаз, и Рован отошел с поднятыми руками, его глаза светились, как будто спрашивая Разве ты можешь обвинить меня за попытку? Ты же просто могла провалится туда.

Он рассмеялся снова, увидев обвинение в ее глазах, и когда она закончила, то смогла встать и сделать три шага к двери прежде, чем он снова поднял ее на руки. Он не хромает, сообразила она — его нога, к счастью, почти зажила.

Аэлина обернула руки вокруг него и уткнулась носом в его шею, пока он нес ее к кровати, вдыхала его запах. Когда он попытался посадить ее, она прижалась к нему, в безмолвной просьбе.

И Рован сел на кровать, держа ее у себя на коленях, пока вытягивал ноги и устраивался на куче подушек. С минуту, они ничего не говорили.

А затем...

- Итак, это была твоя комната. И здесь есть тайный проход.

Целую жизнь назад, целую личность назад.

- Ты не выглядишь впечатленным.

- После всех твоих рассказов, это кажется таким…обычным.

- Большинство людей вряд ли смогут назвать этот замок обычным.

Смешок опалил ее волосы. Она потерлась носом о голую кожу его шеи.

- Я думал, что ты умираешь, - резко сказал он.

Она сжала его сильнее, несмотря на то, что спину пронзила боль.

- Так и было.

- Пожалуйста, никогда не делай так снова.

Теперь ее очередь издавать смешок.

- В следующий раз, я просто попрошу Дорина не тыкать в меня ножом.

Но Рован отодвинулся, изучая ее лицо.

- Я чувствовал это — я чувствовал каждую секунду этого. Я просто сходил с ума.

Она провела пальцем по его щеке.

- Я думала, что с тобой тоже что-то не так — я думала, что ты уже мертв или сильно ранен. И невозможность добраться до тебя, просто убивала меня.

- В следующий раз, когда будем спасать мир, мы сделаем это вместе.

Она слабо улыбнулась.

- По рукам.

Он повернул руки так, что смог отбросить ее волосы назад. Пробежался пальцами вдоль ее щеки.

- Ради тебя мне тоже хочется жить, Аэлина Галатиния, - сказал он. - Не выживать, не существовать — жить.

Он обернул ладонь вокруг ее щеки и вздохнул, успокаиваясь — словно он обдумывал каждое слово за минувшие три дня, снова и снова.

- Я провел века, блуждая по миру, от империй и королевств до пустырей, нигде не оставаясь, никогда не останавливаясь — ни на секунду. И каждый раз, глядя на горизонт, я спрашивал у себя – что же ждет меня за следующим океаном, за следующей горой. Но я думаю… Я думаю, что все то время, все те века, я просто искал тебя.

Он вытер слезинку, скатившуюся по ее щеке, и Аэлина посмотрела на принца народа Фэ, который держал ее — на своего друга, который прошел сквозь тьму и отчаяние, лед и огонь вместе с ней.

Она не знала, кто из них двинулся первым, но рот Рована накрыл ее губы, и Аэлина сжала его рубашку, притягивая ближе, выбирая его, как он выбрал ее.

Его руки сильнее сжались вокруг нее, но нежно — осторожно, не тревожа раны, покрывающие ее. Он провел языком по ее губам, и она приоткрыла их для него. Каждое движение их губ было отголоском того, что произойдет однажды, когда они оба исцелятся, обещанием.

Поцелуй был медленным — глубоким. Как если бы все время мира принадлежало им. Как если бы они были одни в этом мире.

***

Вспомнив, что забыл сказать Ровану о письме легиона Беспощадных, Эдион Ашерир прошел в комнату Аэлины как раз вовремя, чтобы увидеть, что она проснулась — наконец-то проснулась, и приближает свое лицо к Ровану. Они сидели на кровати, Аэлина у Рована на коленях, руки Фэйского воина сомкнулись кольцом вокруг нее, и он смотрел на нее так, как она заслуживает, чтобы на нее смотрели. И они поцеловались, глубоко, без колебаний...