Священная Римская империя. История союза европейских государств от зарождения до распада - Фридрих Хеер

говорить, а писать еще лучше. Он упрямый, напористый и честолюбивый человек, каждые слово и поступок которого рассчитаны на то, чтобы вызывать хвалу и укреплять его репутацию в мире. Он не терпит, когда ему противоречат; его принципы произвольны и жестки, и он их горячо придерживается; он пропитан самой жестокой и крайней формой деспотизма. Все, о чем он сам не думал, он с презрением отметает; он желает иметь около себя лишь таких людей, которые не имеют талантов, повинуются ему, и только ему, как автоматы, и оставляют ему всю славу за все, что бы ни было достигнуто».

Как мы уже видели, Изабелла Пармская - первая жена Иосифа - говорила почти слово в слово то же самое о короле Пруссии Фридрихе II: «Он считает, что его талант дает ему преимущество над всеми и позволяет ему быть владыкой над ними. Он презирает всех, произносит невероятные, деспотические и чрезвычайно глупые речи о мерах, которые он собирается принять к чиновникам или целым государствам - Венгрии, Нидерландам и остальным, о том, как он отнимет у них привилегии и так далее, и, когда все это становится широко известно, его, естественно, ненавидят, боятся и критикуют... он никого не любит и думает только о себе.»

С тихой злобой и многочисленными косвенными подробностями Леопольд обвиняет Иосифа в том, что он втирается в доверие к людям малозначимым и общается с ними совершенно неподобающим образом: «Он сразу верит тому, что они говорят, и не подвергает это сомнению. Он выступает с ужасающе жестокими и деспотическими речами об отмене привилегий, угрожает решительными мерами, говорит, что он объявит государство банкротом, и отрицает, что связан какими-либо взятыми на себя обязательствами, пока он соправитель императрицы. Все эти разговоры имеют своим следствием то, что он становится всем ненавистен, и не остается никого, кто бы любил или ценил его. Он всех настораживает своими автократическими замашками, и ему никто не доверяет; от этого его только еще больше проклинают и еще больше оплакивают свою судьбу, жалуются на страну и так далее. Он не испытывает любви ни к кому, вообще ни к кому».

Внезапно посреди этой уничтожающей критики Леопольд говорит что-то хорошее о своем брате: «К нам он очень внимателен, проявляет по отношению к нам доверие и дружелюбие». Доверие было именно тем, что искал Иосиф, когда оказывал внимание «своим» людям. Доверие - ключевое слово у Марии Терезии, которое снова и снова повторяется в ее письмах. Доверие было теми узами, которые могли сдерживать людей и правителя, европейскую семью народов от погружения в хаос. Сильно встревоженная, Мария Терезия предупреждала свою дочь Марию Антуанетту о революции, которую она предвидела во Франции. Она никогда не была в Париже, но понимала, что правящая там молодая королевская чета была не той парой, которая могла завоевать доверие народа или внушить к себе доверие сословного собрания, знати и буржуазии. Вдобавок каждое мгновение ее дней и ночей были заполнены страхами, что Иосиф безрассудно играет в азартные игры в ущерб внутреннему порядку в стране; самое важное, что имела правящая династия, -это кредит доверия у людей. Иосиф и Кауниц вынудили Марию Терезию с неохотой согласиться на самый неудачный политический акт в ее карьере -(первый) раздел Польши. Россия при Екатерине II продвигалась в Европу. Турция казалась готовой к разделу, а Мария Терезия создавала трудности. Тогда Екатерина сама заключила союз с прусским королем Фридрихом II с целью раздела Польши. Боясь, что Австрия «соскочит», Иосиф и Кауниц вступили в дело. Мария Терезия рыдала, когда подписывала акт о разделе Польши 21 августа 1772 г.: «Я не понимаю эту политику. Я не понимаю, почему два крестных отца должны собраться и своими превосходящими силами угнетать невинную нацию». Она была уверена, что этот раздел «разрушит основы, от которых зависит безопасность тех, кого он не коснется».

«Верность и вера потеряны навсегда». Проницательный комментарий Марии Терезии проливает свет на историю Европы со времени ее правления по настоящий момент. Последующие разделы Польского государства означали «ликвидацию» члена европейской семьи народов, который входил в нее тысячу лет. «Должны ли мы умирать за Данциг?» - спрашивали люди во Франции в 1939 г. Вторжение Гитлера в Польшу и германо-советский пакт, который узаконил (четвертый) раздел Польши, были первыми выстрелами, которые возвестили Вторую мировую войну. Первые разделы Польши возвестили эру Французской революции и конец Священной Римской империи. Они создали прецедент для будущих «новых порядков» в Европе от Наполеона до Гитлера. Европа стала пассивным объектом для раздела на части победителем (на тот момент) среди его сателлитов и коллаборационистов. Эти разделы хорошо продвинули Россию на запад. Они принесли Пруссии в «ее» Польше не только территорию, но и население, которого пруссы боялись, которое ненавидели и презирали; это была часть населения, которую многие предпочли бы видеть уничтоженной. Эта ненависть к Польше будет играть роковую роль в 1870, 1900, 1933 и 1939 гг.

Иосиф II не разделял болезненное видение своей матери отдаленного и устрашающего будущего. Он посетил Галицию - главное приобретение Австрии и по возвращении в Вену с жаром приступил к решению задачи окультуривания этих бедных земель. Следует признать, что с культурной и технической точек зрения австрийская Польша стала самой развитой из всех польских территорий и ядром польского возрождения.

Мы можем спросить: а чего Иосиф II на самом деле хотел достичь? Конная статуя императора Иосифа на площади Святого Иосифа в Вене - по своему общему архитектурному воздействию одна из самых красивых площадей в Европе - имеет римско-имперский вид, напоминающий Траяна или Марка Аврелия. (Марк Аврелий родился в Вене.) Кто-то мог бы сказать, что позднеримское «просвещение» нашло свое перевоплощение в дирижизме императора Иосифа и его «Жозефине», государственных служащих-янсенистах. Правительство призвало к серьезному, расчетливому руководству людьми сверху. Правительство возглавлял первый слуга государства, иными словами, император, который был сам себе начальником, и в него входили чиновники, обученные отказывать себе в служении государству. Мрачная серьезность государственных служащих оставила явную печать даже на Франце Грильпарцере - поэте, который прославлял императорскую миссию

Австрийского дома. Грильпарцер повернулся спиной к счастью: все, чего он хотел, - работать.

В 1783 г. муниципалитет Буды предложил поставить памятник Иосифу в городе, который к тому моменту был столицей Венгрии. Иосиф отклонил это предложение в характерных для него выражениях: «Когда все ошибки будут исправлены и истинная любовь к отечеству и общественному благу снова займет свое законное место, когда методы обучения станут совершенными, а умы людей - просвещенными...