Тень и искры - Дженнифер Ли Арментроут
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
О.
Проклятье.
– Но эти чудовищные поступки, скорее всего, спасли кому-то жизнь, – произнес он, и у меня перехватило дыхание.
Сир Холланд сказал нечто подобное после того, как мама впервые заставила меня отправить послание.
Я хотела спросить, как бы он судил мою душу, но решила, что лучше этого не знать.
Он провел пальцами по изгибу моей щеки.
– Я знаю одно, льесса. Чудовище не стало бы беспокоиться, чудовище ли оно.
У меня перехватило дыхание. Я никогда об этом не думала. И теперь не понимала, почему меня это так поразило или почему не пришло в голову раньше, ведь эта идея довольно проста. Не то чтобы слова Эша стерли мои грехи. Эш был прав. В основном. Тем не менее его слова немного разогнали тьму, которая всегда теснилась на задворках моего разума. Когда я сделала вдох, казалось, впервые за долгое время начала дышать. Хотелось поблагодарить за это Эша.
Недолго думая, выпустила плед и преодолела небольшое расстояние между нашими ртами. Я поцеловала Эша, и его губы сразу приоткрылись, впуская меня. У него был вкус дымного виски и самого холодного часа ночи. Я положила руку ему на грудь и ощутила его дрожь. Тогда перенесла руки на его плечи и перебралась к нему на колени. От ощущения его кожи сквозь тонкую ночную рубашку меня пронзило обжигающе-ледяное чувство. Вздрогнув, он запустил руку в мои волосы. Я навалилась на него, укладывая на спину. Первозданный Смерти уступил без промедления, без вопросов. Я поцеловала его, позволив себе потеряться в ощущениях от его губ, вкуса его рта и твердости, прижатой к моему животу, – позволив себе наслаждаться всем этим. Просто существовать в том, как бережно он вплетал пальцы в мои волосы, нежно касался спины. Как он застонал, когда я отстранилась. Просто жить в том, как он резко вдохнул, когда я поцеловала его шрам, а потом под подбородком.
Я прошлась языком и губами вдоль его шеи, довольная тем, как он откинул голову на подлокотник кушетки. Мои губы зацепили край его татуировки. Я подняла голову. Вблизи наконец смогла разглядеть в звездном свете все отметины на его коже.
– Это капли, – сказала я, трогая татуировки пальцем. Я посмотрела на него. – Что это за капли?
– Кровь, – ответил он. – Они представляют капли крови. Но красные чернила не задержатся на моей коже. Очень непросто оставить шрамы на коже бога, не говоря уже о Первозданном. Чтобы сохранились хотя бы черные, нужно втирать соль.
Я зашипела сквозь зубы.
– Ой!
– Не слишком приятная процедура.
Я поцеловала каплю.
– Что ты имеешь в виду?
Некоторое время он молчал.
– Они представляют тех, кто лишился жизни от моих рук, действий или решений, которые я принимал или не принимал.
Я застыла, уставившись на татуировки.
– Их, должно быть… сотни. Может, даже тысячи.
– Они напоминают, как легко можно уничтожить жизнь.
Напоминание. У меня защемило сердце и сжалось горло.
– Ты не в ответе за то, что делают другие.
– Ты этого не знаешь, льесса.
Я покачала головой.
– В ответе те, кто совершал эти действия.
Эш ничего не сказал, и я знала, что капли крови, наколотые чернилами на его кожу, – это тяжкое бремя потерянных жизней, а не отнятых им. Я посмотрела на завиток, который тянулся вдоль его груди и исчезал под поясом штанов. Какая из частей татуировки представляла Латана – друга, которого убили Кресса и те два бога? Или родителей Эша? Богов, прибитых к стене? Избранных, которых он не спас? Только на этой части его тела десятки узоров. Столько потерь… слишком болезненное напоминание, которое могло придавить горем и незаслуженным чувством вины. Я бы не выдержала такого веса.
Должно быть, Эш сильнее всех, кого я знала.
Склонившись, я попробовала на вкус кожу его груди, проследовала по четким линиям живота. Я полностью осознавала, как каждый поцелуй, каждое поглаживание моих пальцев, следующих за моим ртом, заставляют его дышать чаще и вызывают дрожь. Я продолжала, мои губы затанцевали вокруг его пупка и ниже. Я соскользнула по его телу, и мои соски задели его напряженную плоть, отчего его тело дернулось, а мое сжалось. Я пристроилась между его ног, покусывая кожу над его поясом. Мои пальцы скользнули по его бокам к поясу на штанах.
– Что ты задумала? – спросил Эш глубоким голосом.
– Ничего.
Я проложила дорожку поцелуев и нашла татуировку, которая тянулась по его бокам.
Он запустил пальцы в мои волосы и убрал пряди с моего лица.
– Это не похоже на «ничего», льесса.
– Я… исследую.
– Что именно ты исследуешь?
Я подняла голову, и у меня перехватило дыхание. Все его тело напряглось: мышцы живота и груди, шея и челюсть. Кожа истончилась, и под ней появились тени. Глаза горели как звезды.
– Тебя, – прошептала я с бешено бьющимся сердцем. – Я могу прекратить, если хочешь.
Он обхватил мой затылок.
– Это последнее, чего я хочу, – сказал он, и я начала улыбаться. – Не прекращай.
– Чего не прекращать?
– Улыбаться мне, – прошептал он, и в его глазах завихрилось серебро.
– Почему?
– Потому что когда ты улыбаешься, нет ничего, что я бы не позволил тебе делать со мной.
Я улыбнулась смелее.
Он со стоном выругался. У меня вырвался смех – легкий и воздушный звук, который прозвучал приятно, хотя Эш прищурился.
– И это тоже не прекращай.
Моя улыбка стала еще шире.
– Значит, я могу делать что угодно?
– Что угодно. – Он не сводил с меня бурлящих серебром глаз.
Я прикусила губу и опустила взгляд туда, где даже в темноте была видна выпуклость на штанах.
– Что угодно?
Он кивнул.
Я поднялась на колени.
– Не двигайся.
Я остановилась.
– Разве я не могу делать что угодно?
– Можешь, но… я только сейчас увидел, что на тебе надето.
– А что не так с?..
Я посмотрела на себя и замолчала. При свете звезд тонкая ткань стала почти прозрачной, не скрывая темных сосков и теней между бедер.
– Ой.
– Можешь носить это платье когда захочешь, я не буду жаловаться, – глухо сказал он, и я опять начала улыбаться. – Ты прекрасна, Серафена.
Мое сердце сжалось, угрожая разрушить это мгновение напоминанием об ответственности. Я этого не позволю.
Я просто хотела существовать в этот момент с этим прекрасным, сильным и добрым созданием.
– Спасибо, – прошептала я, убирая руку с его живота.
Я провела пальцами по мягкой ткани его штанов и его твердости, взяла ее в руку
