Заповедник для академиков - Кир Булычев

— Я понимаю вашу шутку, — откликнулся профессор, — но я не могу находиться рядом с животными, которых так мучают! Здесь же нет отопления, этой ночью был мороз, наверное, градусов в десять. А чем я могу накрыть простуженного слона?

Слон все понимал, он тяжело вздохнул и попытался что-то выговорить хоботом, но только ухнул и захрипел.

— Потерпи немного. — Альбина высвободила пальцы из рук Андрея и подошла к слону. Андрей хотел было остановить ее, но понял, что это будет неправильно.

Альбина присела перед слоном на корточки, а мужчины стояли неподвижно и слушали, как она говорит слону:

— Ты потерпи, еще немного осталось. Ян нас всех убьет, наверное, завтра, зачем ему тратить на нас горячий суп, правда? Ты еще одну ночь потерпи, бедный мой. — Она прижалась щекой к округлой выпуклости слоновьего лба и что-то еще шептала слону, а тот пошевелил грязной, морщинистой задней ногой, стараясь, видно, подняться, но ничего не вышло.

Потом они пошли наружу. У дверей Айно вдруг вспомнил, остановился, стал копаться в кармане брюк.

— Подождите, — сказал он.

Эстонец вытащил из кармана кусок сахара и подул на него, чтобы сдуть пыль и крошки. Потом протянул его Альбине, которая шла последней, и сказал:

— Если хочешь, то можешь отдать. Это полезно.

Альбина протянула руку и взяла этот кусок, как будто жемчужину, и Андрей увидел, как она смотрит на Айно. И ему стало горько, и грустно, и даже стыдно, хотя он и не мог бы принести сюда сахар, потому что его кусок сама Альбина спрятала за топчан. Взгляд Альбины был несправедлив по отношению к Андрею.

— Ну что вы! — закричал профессор. — Это уж лишнее!

Но возглас его был подобен возгласу матери, которая возмущается слишком ценным, на ее взгляд, подарком для ее ребенка, а в самом деле она благодарна сверх меры.

Альбина вернулась к слону и протянула ему кусок сахара на открытой ладошке. Слон, двинув в сторону хобот, осторожно вытянул треугольную нижнюю губу, и Альбина положила кусок сахара на губу. И странно — слон не хрупал, он начал сосать сахар.

Они вышли из амбара, и профессор сказал:

— Не уходите. Одну секунду.

Он снова скрылся в амбаре, и слышно было, как он там возится.

— Приходите к нам пить чай, — сказала Альбина эстонцу. — У нас с Андрюшей еще много сахара.

И это слово — Андрюша, — произнесенное обыкновенно и мягко, сразу примирило Андрея с Альбиной.

— Конечно, приходите, — сказал Андрей.

Профессор Семирадский вытащил из амбара латаный мешок.

— Здесь бурак и картошка, мне выделяют для животных.

— Ну что вы, — сказал Андрей, — мы не голодные.

— А потом станете голодные, — сказал профессор. — Нам с животными хватит, не беспокойтесь. К тому же ваша дама справедливо заметила, что нас вряд ли здесь долго продержат живыми.

Профессор проводил их до арки, ведущей в зоопарк. Звери узнавали его и подходили к решеткам.

Профессор, оказывается, заведовал кафедрой зоологии на биофаке университета, его арестовали три недели назад и даже не допрашивали, а привезли в зоопарк, где уже были подготовлены к отправке животные. Вместе с профессором было два служителя, но один по пути пытался убежать, и его застрелили, а второй болеет, лежит в фургончике рядом с амбаром — там они с профессором и живут.

Они постояли у выхода, как будто надо было продолжать знакомство, потому что они были приятны друг другу. Андрей сказал:

— Если сможете, то заходите к нам — хоть сегодня вечером, мы живем в синем доме за ратушной площадью.

Профессор отмахнулся:

— Как-нибудь в другой раз. На кого я оставлю зверей? А потом, может быть, они все же пришлют ветеринара и лекарства? Ведь вы допускаете такую мысль?

— Конечно, — сказал за всех Айно.

— И лучше не показывать мешок, — предупредил профессор, — здесь везде есть охранники, только они не всегда очевидны.

Они пошли дальше, а когда Андрей обернулся, он увидел, что маленький профессор все еще стоит в арке под надписью «ZOO».

Тундра была разбита гусеницами и колесами, снега здесь и в помине не осталось — черная открытая земля лучше прогревалась солнцем, и мерзлота ушла глубже. Потому дальше была глубокая грязь, перемешанная с кирпичами, щепками, железками, — то ли подкладывали под колеса забуксовавших машин, то ли этот сор попал сюда случайно.

Разбиты были все подходы к вышке, которая оказалась вблизи куда выше, чем издали. Она была ажурная, сужалась кверху и стояла на массивной бетонной подушке. Наверх вели лестницы, а в центре ходил открытый лифт, который останавливался на площадке, видно, немалой, судя по фигуркам людей, суетившихся вокруг металлического ящика метра в полтора в диаметре и больше четырех метров длиной. От ящика тянулись провода к другим приборам, стоявшим там же, или разбегались прочь, к столбам, вокруг башни и уходили вдаль.

Именно этот ящик, в котором не было ничего зловещего, стенки которого мирно поблескивали под последними лучами солнца, а люди, не опасаясь, приспосабливали, готовили его для какой-то цели, и был судьбой не только тех, кто его сейчас окружал, но и всех обитателей Берлина, и академиков в шараге, и заключенных в лагерях…

Андрей хотел бы подойти поближе, в пустой надежде разглядеть и понять, что же это за штука, в которой, как в ящике Пандоры, таятся неведомые беды, но дальше, до колючей проволоки, окружавшей башню и строения, к ней принадлежавшие, шла открытая местность.

Альбина сказала, что замерзла и хочет домой.

И они пошли обратно в Берлин, заглянув по пути в подвал за войлоком.

До дома им дойти не удалось. На опустевшей уже городской площади у въезда в их переулок стояла «эмка».

— Это он, — сказала Альбина и отстранилась от Андрея, она боялась, что взгляд из автомашины увидит их рядом и накажет Андрея.

Андрей с Айно послушно разошлись в стороны, и она пошла быстрее, оставив их сзади, словно ей грозила опасность, которой она не хотела подвергать своих спутников.

В тишине заката громко хлопнула дверца «эмки», комиссар Алмазов в длинном кожаном пальто и кожаной фуражке легко выскочил на мостовую и пошел навстречу Альбине, не замечая Андрея и Айно.

— Ты меня заморозила, — сказал он весело. — Сколько можно гулять?

Андрей остановился. Айно тоже. Но все равно они слышали каждое слово того разговора.

— Я не думала, что вы приедете, Ян Янович, — сказала Альбина.

— Я хотел попрощаться с тобой, — сказал начальник Испытлага. — Я завтра уезжаю надолго.