Почему одни страны богатые, а другие бедные. Происхождение власти, процветания и нищеты - Дарон Аджемоглу

Развитие инклюзивных институтов в Британии — это образец «медленной» благотворной обратной связи. Политические перемены неуклонно вели к построению все более инклюзивных политических институтов, а сами эти перемены были следствием требований широких масс населения, с каждой реформой получавших возможность все более широкого участия в политической жизни. Эти перемены тоже были постепенными. Каждое десятилетие было ознаменовано очередным шагом — то меньшим, то большим — в сторону демократии. Решение, делать ли следующий шаг в этом направлении, каждый раз становилось предметом ожесточенной дискуссии, и результат этой дискуссии каждый раз был не известен заранее. И тем не менее благотворная обратная связь формировала факторы, которые уменьшали величину ставок в игре, где призом была власть. Кроме того, эта обратная связь способствовала укреплению верховенства закона, который не давал использовать репрессии против тех, кто требовал, в сущности, того же, чего в свое время элита требовала от Стюартов. Шансов, что подобный общественный конфликт может вылиться в полномасштабную революцию, становилось все меньше, а вероятность того, что он будет разрешен с помощью все более инклюзивных институтов, — все больше.

Такого рода постепенные перемены имеют огромное преимущество. Они меньше пугают элиту, чем одномоментный переворот всей системы. Каждый шаг сам по себе мал, и вполне разумным кажется пойти на уступку незначительному требованию, вместо того чтобы вступать в тяжелое противостояние. Этим частично объясняется, почему Хлебные законы были отменены без каких-либо серьезных конфликтов. К 1846 году крупные землевладельцы уже не контролировали законодательную деятельность парламента (это было результатом Первого акта о реформе). И тем не менее если бы в 1832 году вопросы расширения электората, реформирования «сгнивших округов» и отмены Хлебных законов были поставлены на рассмотрение одновременно, то сопротивление землевладельцев было бы значительно более сильным. Порядок, при котором сперва были проведены ограниченные политические реформы и только потом отменены Хлебные законы, смягчил остроту конфликта.

Постепенность перемен предохраняла также и от опасности вдруг оказаться в совершенно новой общественной ситуации. Насильственное разрушение системы всегда означает, что взамен нее необходимо выстроить нечто полностью новое. Так было в случае с Французской революцией: первые демократические эксперименты привели к Большому террору, а затем несколько раз восстанавливался монархический строй, пока наконец в 1870 году окончательно не утвердилась республика. Так было и с русской революцией, в ходе которой всеобщее желание создать более справедливую общественную систему вылилось в диктатуру одной-единственной партии и построение более жестокого, кровавого и порочного режима, чем старая Российская империя, которой он пришел на смену. Именно в упомянутых странах постепенная реформа оказалась невозможной, потому что в их общественном устройстве недоставало плюрализма, а институты были в высшей степени экстрактивными. Именно плюрализм, вышедший на сцену в ходе Славной революции, и введенная ею же власть закона были теми факторами, которые сделали постепенные изменения возможными в Британии.

Консервативный английский политик и философ Эдмунд Бёрк, убежденный противник Французской революции, писал в 1790 году:

«Необходима величайшая осторожность, если кто-либо собирается снести здание, которое в течение многих поколений в достаточной степени отвечало общественным нуждам, или же выстроить его заново, не имея перед глазами никаких образцов или чертежей, доказавших свою пригодность для этой цели».

С точки зрения долгосрочной перспективы Бёрк ошибался. Французская революция все-таки заменила прогнившее здание старого режима и открыла дорогу для развития инклюзивных институтов не только во Франции, но и в большинстве стран Западной Европы. Однако предостережение Бёрка не вовсе лишено смысла. Постепенная реформа британских политических институтов, начавшаяся в 1688 году и достигшая своего пика через три десятилетия после смерти Бёрка, была более эффективным процессом, поскольку из-за ее постоянного характера ей было сложнее сопротивляться, и в конце концов эти реформы оказались более долговечными и устойчивыми.

Как лопаются тресты

Исторические корни инклюзивных институтов США можно усмотреть в политической борьбе в колониях Вирджиния, Мэриленд и Северная и Южная Каролина в эпоху британского владычества (стр. 19–28). Затем эти институты были закреплены Конституцией США с ее системой сдержек и противовесов. Однако принятие Конституции не означало конца развития инклюзивных институтов. Как и в Британии, они становились все сильнее в результате действия механизма благотворной обратной связи.

К середине XIX века все белые мужчины (но не женщины и не чернокожие) в США имели право голосовать. Экономические институты стали более инклюзивными — к примеру, этому способствовало принятие Закона о поселенческих участках (1862), который давал возможность поселения на землях фронтира всем желающим, вместо того чтобы оставить их в распоряжении политической элиты. Однако, как и в Британии, угрозы инклюзивным институтам существовали в Америке всегда. С окончанием гражданской войны на севере США начался быстрый экономический рост. Некоторые предприниматели смогли воспользоваться развитием железнодорожной сети, промышленности и торговли, чтобы сколотить себе крупные состояния. Столь быстрый экономический успех привел к тому, что многие из этих людей и их компаний стали использовать все более и более нечистоплотные методы. Подобных бизнесменов называли «баронами-разбойниками», потому что они действовали весьма грубо, стараясь добиться монополии и не допустить вхождения на рынок новых игроков, которые могли бы стать для них конкурентами, будь правила игры одинаковы для всех. Одним из самых известных таких «баронов» был Корнелиус Вандербильт, знаменитый своей фразой: «Какое мне дело до закона? Разве у меня мало могущества?»

Еще один «барон-разбойник», Джон Рокфеллер, основал в 1870 году компанию Standard Oil. Он быстро устранил всех конкурентов в городе Кливленд, штат Огайо, где находилась штаб-квартира компании, и попытался монополизировать транспортировку и продажу нефти и нефтепродуктов. В 1882 году Рокфеллер создал на основе своей компании огромную монополистическую группу — как мы сказали бы сегодня, трест. К 1890 году Standard Oil контролировала 88 % всей нефтепереработки в США, а в 1916-м Рокфеллер стал первым в истории миллиардером. Карикатуры того времени изображают Standard Oil в виде гигантского спрута, чьи щупальца обвивают не только нефтяную промышленность, но и Капитолийский холм.