Волшебники: антология - Майк Эшли

Райан не двигался.

— Со мной все в порядке, — проговорил дядя Грэм. — Это пессимизм. Билл посмеивался надо мной, называл параноиком, но… — Какой-то непонятный звук вырвался из дядиной груди: то ли смех, то ли всхлипывание, то ли кашель, но дядя быстро подавил его. — Короче, как я уже сказал, тебя я не трону. Обещаю. Твоему отцу это не понравилось бы.

Внезапно отсутствие отца грузом придавило Райана.

— Ему никак не удалось отпроситься с работы, чтобы приехать вместе с нами на похороны, — пробормотал он.

— Конечно, он не смог.

Дядя Грэм был слишком убит горем, слишком безразличен ко всему остальному, чтобы оспаривать ложь.

— Райан…

Мальчик увидел зеленый сполох в дядиных ладонях, блеск чудно сработанной глазури, рябь крохотных резных чешуек, напоминавших перья на птичьем крыле. Он тихонько, бочком подвинулся к дяде; при этом кожа дивана скрипела и шелестела под ягодицами. Райан вытянул шею, чтобы лучше разглядеть, что за чудо хочет подарить ему дядя.

— Дракон, — сказал дядя Грэм, позволяя небольшой глиняной фигурке скатиться с ладони. Руки Райана автоматически вылетели вперед и перехватили дракончика в воздухе. — Отлично! Должно быть, ты звезда Малой лиги.

В ответ Райан пожал плечами. Он был слишком занят, перекатывая дракончика в ладонях, ощущая его вес, гладкую шкурку, холодную красоту дивных глаз.

— Гематит. — Дядя Грэм показал на мерцающие сферы под надбровными дугами существа, похожие на посеребренный миндаль. — Помогает сосредоточиться, сохранять спокойствие и хладнокровно оценивать действительность. — Дядя закрыл глаза и провел рукой по лбу, откидывая прядь черных волос.

— Какой красивый, — завороженно произнес Райан. Здесь, один на один с дядей, он мог позволить себе подобную оценку. Дома, если бы папа присутствовал при разговоре, он бы ограничился лишь словом "клево".

— Теперь он твой. Я сделал дракона для… Мне бы хотелось, чтобы он был у тебя. — Грэм открыл глаза и вымученно улыбнулся. — Запоздалый подарок на день твоего рождения. Прости, что так не вовремя.

— Все в порядке.

Райан погладил спину дракончика. Зверь свернулся, точно собираясь заснуть, сложил крылья за спиной, спокойно поставил подбородок на передние лапы. Чешуйчатая пасть была закрыта, лишь два больших клыка не помещались во рту и торчали наружу. Но глаза дракона были открыты и видели все.

— А вот и я! — Мама с торжествующим видом стремительно вышла из кухни. На подносе в ее руках стояли чашки, над ними вился пар и аромат свежезаваренного чая. Мама опустилась на диван рядом с Райаном и, зажав его между собой и дядей, принялась ткать собственные чары — чары силы и воинствующей нормальности из звона чайных ложечек и каскадом сыплющихся в чай кристаллов сахарного песка.

— Мам, посмотри, что дядя Грэм подарил мне. — Райан протянул руку, показывая ей дракона на ладони. — Он сам его сделал.

— Он просто замечательный, Грэм! — сердечно восхитилась мама. — Это что-то новенькое? Теперь ты занимаешься не только живописью?

— Я определенным образом несколько меняюсь, — ответил дядя Грэм.

Они вместе пили чай. Тогда Райан в последний раз видел дядю живым.

На Рождество дядя Грэм не приехал навестить их. Больше он ни разу не появился в Клейборне. Не было ни писем, ни звонков по телефону, хотя однажды, на тринадцатый день рождения, Райан подучил плоскую продолговатую посылку из Нью-Йорка.

Там оказалась книга в украшенной выпуклым рисунком обложке, где дивно переплетались золотые и серебряные письмена, крутившиеся в водовороте глубин ярко-синего и ярко-зеленого цветов. "В царстве драконов", — вслух прочел Райан, задаваясь вопросом, почему дядя прислан ему иллюстрированную книгу, явно предназначенную для маленьких детей. Он заглянул на последнюю страницу, где перечислялись имена, и понял: иллюстрации сделал дядя Грэм. Книга раскрылась у Райана на коленях.

На страницах драконы взмывали в пурпурные вечерние небеса, взмахивая золотыми, зелеными и алыми крыльями ("Дракон — ночное животное, предпочитающее 'темное время суток"). Новорожденные дракончики выбирались из осколков яичной скорлупы, драконы-подростки устраивали сражения, чтобы утвердить за собой власть и охотничьи угодья ("Когда дракон вырастает, он тщательно избирает свое окружение"). Из деревень вели украшенных цветами дев: их предлагали величественным зверям лишь для того, чтобы драконы их отвергли или просто не обратили на них внимания ("Ошибочно представление о том, что драконы желают плоти непорочных дев, потому как разве может красота простых смертных сравниться с их собственной?").

А в конце книги были изображения рыцарей, столь гордых и надменных в полном боевом вооружении. Их мечи, забравшие жизни драконов, были обагрены кровью. Вот один воин, словно самый натуральный разбойник, прячется в засаде, готовый убить дракона, когда тот в сумерках придет к реке напиться. Жуткими трофеями свисают со стропил огромного зала головы ящеров, а лорды и леди хлещут вино, теряя человеческий облик во время попойки. Невидящие глаза мертвых драконов — зеркала, что безмолвным приговором висели над воображаемыми победителями, и каждый серебристый шар отражал изображение человека, отчего мурашки ползли по коже, а душа рыдала ("Люди истребляли драконов, потому что боялись или не понимали их или же считали, что убийство дракона — мужественный поступок. А некоторые уничтожали их потому, что страшились увидеть себя в глазах живого дракона").

Последняя страница была истинным произведением искусства. Во всю страницу было изображено око дракона, бумага светилась серебристым блеском, и в нем отражалось преисполненное благоговейным страхом лицо Райана. Мальчик протянул руку, пальцы замерли в ничтожно малом расстоянии от сияния. Всезнающий пристальный взгляд дракона притягивал его…

Ночью Райану приснилось, что он был драконом.

Во сне он обнаженным поднялся из под, серебрившихся в свете двух лун-близнецов, низко горевших в зеленоватых небесах. С крыльев стекали капли воды, дрожали на когтях. Вдалеке, за холмами, где золотые травы гнулись и раскачивались под ласковым ветерком, слышались хриплые голоса и немудреная музыка.

Он взбирался на холм, за ним по земле волочились крылья. Воздух был сладкий-сладкий, тяжелый, словно напоенный ароматом меда. Райан стряхнул последние остатки человеческого сознания и отдался драконьему разуму, готовый к встрече со Вселенной, раскрывающей самые сокровенные тайны. Именно тогда он понял, что может летать.

Воздух — его стихия, и он предъявил на нее свои права, лишь только взмыл в небеса изумрудный киль его груди. Теплый воздух подхватил его, словно ладони любящего отца. Огромная голова поворачивалась влево и вправо, горячее дыхание смешивалось с морозным воздухом высоты и бриллиантами оседало на лоно земли.