Святая дорога - Владимир Муравьев

И.М.Снегирев слышал от кого-то, что архитектором башни является сподвижник Петра I Франц Лефорт. Об этом он писал в монографии "Сухарева башня в Москве" (1848 г.), причем в качестве возможного архитектора предлагал еще одну кандидатуру; "Хотя предание именует Лефорта зодчим этого памятника, но как Петр I любил архитектуру и сам чертил планы для многих церквей и других зданий в Москве и Петербурге, то весьма вероятно, что башня сия сооружена по его плану; неизвестно только, кто был исполнителем его". (Имя Чоглокова как строителя Сухаревой башни появилось в печати лишь в начале XX века.)

В литературе XIX века, да и в некоторых работах нашего времени широкое распространение получила версия, что Петр I финансировал строительство Сухаревой башни, желая ее сооружением отметить "верную службу стрелецкого полковника Сухарева и его полка". Причем для подтверждения этого факта ссылались на текст памятной доски.

Поэт пушкинской поры М.А.Дмитриев в своем стихотворении "Сухарева башня" (1845 год), излагая эту версию, ссылается на памятную доску как на источник, подтверждающий истиность его рассказа:

Сухарев строил ту башню, полковник

стрелецкий!

Во время бунта стрельцов на юных царей

Петра с Иоанном,

Верен с своим он полком братьям-царям

оставался.

Именем верного, в память ему, Петр и прозвал

ту башню.

Старая подпись о том возвещает доныне

потомству.

Каждый москвич, идя мимо Сухаревой башни, видел мраморные доски с надписями, укрепленные на ней. Правда, прочесть, что написано на досках, было затруднительно: висели они высоко, да и надписи были сделаны старинным, непривычным для москвича XIX века шрифтом. Так что оставалось поверить поэту на слово, впрочем, он и сам, по-видимому, был уверен, что на досках написано именно об этом.

П.В.Сытин, крупнейший москвовед первой половины ХХ века, в своей брошюре "Сухарева башня", написанной и изданной в 1926 году, повторил общепризнанную версию. В более позднем своем труде "История планировки и застройки Москвы" (1950 г.), книге специальной и малотиражной, а потому практически неизвестной широкому читателю, он придерживается иного мнения, к которому пришел после более внимательного изучения памятной доски и исторических документов. "Несомненно, эти доски и надписи на них, - пишет Сытин, - должны были сохранить для потомков время и место строения каменных палат, с воротами и башнею, а также имена лиц, начальствовавших тогда над 2-м Стрелецким полком, здесь расположенным и несшим на башне сторожевую службу. Полк, по имени полковника, назывался также Сухаревым полком, а местность его стоянки - Сухарево... Естественно, что и Сретенские ворота Земляного города, построенные Петром в виде каменной башни, стали называть Сухаревой башней. Но И.М.Снегирев и другие дореволюционные историки создали легенду, что Петр построил башню в честь Л.П.Сухарева, на память об его с полком услуге во время борьбы Петра с Софьей в 1689 году. Эта легенда ни на чем не основана, так как, во-первых, из приведенной выше надписи на воротах башни отнюдь нельзя вывести, что башня построена в честь Сухарева или в память об его подвиге; во-вторых, в изданном Петром I указе о наградах за Троицкий поход Л.П.Сухарев получил весьма скромную награду, сравнительно с другими ("поместного по 250 четвертей, денег по 30 рублей". - В.М.), чего не могло бы быть, если бы Петр так высоко ставил его заслугу, что увековечил ее даже грандиозным даже по тому времени памятником".

При финансовом участии какого-либо лица, а тем более государя, в памятной надписи на постройке обязательно указывалось: "пожаловал", "даровал", "иждивением такого-то". Такого указания в тексте памятной доски на Сухаревой башне нет, зато текст совершенно определенно свидетельствует, что строительство шло на средства Стрелецкого приказа и что царь не демонстрировал никакого особо теплого отношения к полковнику Лаврентию Панкратьеву сыну Сухареву.

Таким образом, П.В.Сытин пришел к выводу, что утверждение, будто Сухарева башня была построена Петром I в честь полковника Сухарева и в память его услуги царскому дому, не имеет документального подтверждения и является легендой.

Каменные Сретенские ворота Земляного города, сами по себе высокие (от основания до орла на шпиле - более 60 метров) и, кроме того, стоящие на одном из самых высоких московских холмов (40 метров над московским нулем), господствуя над окружающей застройкой, обращали на себя всеобщее внимание. Если в конце XIX века, как отмечает И.К.Кондратьев, башню было "видно отовсюду в Москве", то в конце ХVII - начале ХVIII века, не загороженная высокими зданиями, она тем более была постоянно перед глазами москвичей. На многих панорамных изображениях Москвы, написанных художниками ХVIII-XX веков, можно увидеть ее силуэт.

Издали башня поражала своей величиной, вблизи - своим необычным обликом и красочностью деталей. Н.В.Гоголь в статье "Об архитектуре нынешнего времени" пишет о роли башен в городском пейзаже:

"Башни огромные, колоссальные необходимы в городе... Они составляют вид и украшение, они нужны для сообщения городу резких примет, чтобы служить маяком, указывавшим бы путь всякому, не допуская сбиться с пути. Они еще более нужны в столицах для наблюдения над окрестностями... Строение должно неизменно возвышаться почти над головою зрителя, чтобы он стал, пораженный внезапным удивлением, едва будучи в состоянии окинуть глазами его величину. И потому строение всегда лучше, если стоит на тесной площади. К нему может идти улица, показывающая его в перспективе, издали, но оно должно иметь поражающее величие вблизи. Чтобы дорога проходила мимо его! Чтобы кареты гремели у самого его подножия! Чтобы люди лепились под ним и своею малостью увеличивали его величие! Дайте человеку большое расстояние и он уже будет глядеть выше, гордо на находящиеся пред ним предметы; ему покажется всё малым. Мы так непостижимо устроены, наши нервы так странно связаны, что только внезапное, оглушающее с первого взгляда, производит на нас потрясение. И потому вышину строения подымайте в соразмерности с площадью, на которой оно стоит. Если оно с последнего края площади кажется малым, и зритель не ощущает изумления, но должен для этого близко подойти к нему, то здание пропало, а вместе с ним пропали труды и издержки, употребленные на сооружение его".

Сухарева башня была поставлена в том месте и имела такую архитектуру, что соответствовала всем требованиям Гоголя.

Оригинальный облик Сретенских ворот заставлял авторов XIX века, писавших о них, искать ему объяснение, как это обычно ведется у нас, первым делом - за границей: утверждали, что образцом для башни послужила ратуша какого-то немецкого города, и выискивали эту ратушу. Но некоторые полагали, что Петр, увлеченный созданием флота, пожелал придать зданию форму корабля с носом, кормой и мачтой посредине. В XX веке, с усилением интереса к истории отечественного зодчества, исследователи обнаружили общие черты в творении М.И.Чоглокова и в более ранних московских сооружениях: Воскресенских воротах, парадных воротах Измайлова и других.

Получив общее впечатление о Сухаревой башне, почувствовав огромность и оригинальность ее силуэта, рассмотрим ее вблизи.

В описании башни на памятных досках из ее частей - первыми названы собственно "вороты" - нижний ярус башни с проездной аркой посредине, затворяемой на ночь двумя могучими железными воротами, крюки от которых можно было видеть еще в конце XIX века. Справа и слева от проезда были сделаны еще по две глухие, заложенные кирпичом, арки, внутри которых помещались "караульные палаты" и "казенный анбар".

Над воротами, на плоской крыше, посреди открытого парапета, огороженного каменной балюстрадой, были построены "палаты". Они состояли из двух больших помещений, двери которых выходили на балкон. Обе палаты покрывали четырехскатные шатровые крыши.

Второй этаж башни не был соединен с нижним, на него можно было попасть лишь по приставной лестнице. Это свидетельствует о том, что башня строилась как военное оборонительное сооружение, потому что было выполнено главное условие крепостной башни: каждый ярус был автономен.

Между шатрами, над палатами второго этажа был построен трехъярусный столп-каланча, завершенный шатром и шпилем. На шпиле был укреплен медный кованый и позолоченный двуглавый орел. Как и орлы на Спасской и еще на трех кремлевских башнях, установленные в 1650-1660-е годы, он был увенчан короной и держал в когтях скипетр и державу, но в отличие от кремлевских под его лапами от яблока-шара, соединявшего фигуру орла со шпилем, расходились в разные стороны стрелы-молнии.

Установленные на башне часы с боем и с двумя циферблатами (один на ее внутренней, обращенной к городу, стороне, другой - на внешней) были старинного образца с одной неподвижной стрелкой и вращающимся циферблатом. Стрелка была золоченая, циферблаты раскрашены.