Ересь Хоруса: Омнибус. Том 3 - Дэн Абнетт

— В таком случае, откуда ты так много знаешь об этом радикале? — спросил Дорн.

— Наставник сделал Октала Була моим первым заданием для изучения, — ответил Падальщик. — Он дал мне доступ к зашифрованным файлам пробанд. Он хотел знать, что я действительно понял трансгрессии техноеретика.

— И ты понял? — давил примарх, в каждом слове грохотало предупреждение.

— Понял достаточно, чтобы помочь нам в эти горькие времена, повелитель Дорн.

— Рогал, — успокаивающе произнёс Малькадор, — выслушай его.

— Те трансгрессии включали в себя высказывания против законов Марса, запрещавших распространение адаптивных интеллектов, Чувственный эдикт и запретные учения Сингулярционистов.

— Это уже заслуживает серьёзных обвинений, — вымолвил генерал-фабрикатор.

— Октал Бул пошёл дальше этого, — ответил ему Падальщик, — намного дальше. Его трактаты детально описывали получение им опасной части технологии, известной как Табула Несметный — «кварцевый дух», ответственный за геноцид на нескольких отрезанных варп-штормами мирах во времена Эры Раздора. Его захватили в первые дни Великого крестового похода, когда Железные Руки отвоевали истреблённый Парафекс и одолели чувствующие конструкции Табулы Несметного на Альтра-Медиане. Сам великий Феррус Манус возглавлял 24-ю экспедицию, и он отдал Табула Несметного Механикумам на сохранение.

— И, похоже, мы не справились, — подытожил генерал-фабрикатор. — Как подобное могло произойти?

— Областью компетенции Октала Була в Кибернетика было микропрограммирование кортекса. Он экспериментировал с протоколами его автоматонов задолго до того, как получил доступ к Табуле Несметному. Вместо функциональных алгоритмов и благоразумного программирования, присущих его коллегам адептам, Бул использовал многоуровневые программные модели, сложные и снабжённые самопознающими системами чутья и действий. Это были частички настоящего искусства программирования. Он не рассматривал свой модус, как инструмент ремесленника. Это было больше похоже на музыкальный инструмент, с помощью которого он создавал сложные алгоритмические симфонии. Порвав с конвенцией, он даже дал имена собственные программам мозговых устройств автоматонов из когорт под его командованием наподобие стратегий регицида: «дебют Толлекса», «Вамрианская защита», и «партия Окклон-Нанимус». Когорты автоматонов, прошедших его программирование, имели высочайшие рейтинги успеха, с потерей всего нескольких машин из-за поломок и ошибок в вычислениях. Художественность этих алгоритмов дала представление машинам о собственных мыслях и, одновременно, вызвала тревогу в рядах Легио Кибернетики и префектуры Магистериум относительно возможных отклонений.

— Звучит так, будто ты восхищаешься им, — сказал Дорн. — Восхищаешься?

Падальщик хорошенько обдумал ответ.

— Может ли человек бояться, уважать и восхищаться возможностями другого и при этом испытывать отвращение ко всему, что тот из себя представляет? Скорее всего, вы всё ещё можете испытывать восхищение перед смертоносными талантами магистра войны, при этом делая всё возможное, чтобы остановить его. Разве Имперские Кулаки не проявляют уважение к своим врагам?

— Мне неведомо, что за игры разума разыгрываются в тенях твоего легиона или гипотезы, наполняющие марсианские дни, — зарычал Дорн. — Но они не приветствуются на тех самых стенах, которым, возможно, предстоит защитить нас от тех самых смертоносных талантов.

— Простите меня, повелитель Дорн, — ответил Падальщик.

Примарх секунду молчал, казалось, он злился на себя не меньше, чем на Странствующего Рыцаря Малькадора.

Поразмыслив, Дорн сказал:

— Я задал вопрос, ты — ответил. Вот и всё. Прошу, продолжай.

— Октал Бул использовал свои таланты, чтобы обмануть защитные системы подземелий диагностики и получить доступ к стазисным склепам Прометея Синус. Те самые могилы, куда впоследствии заключили и его самого. Там он добрался до Табулы Несметного.

— Почему именно эта мерзость? — спросил генерал-фабрикатор.

— Табула Несметный — это форма познающего механизма, — ответил ему Падальщик, — намного превосходящего возможности шифровальщиков и логистов Механикумов. Его вычурная матрица комбинирует исчисления макровероятностей с творческими способностями своей отвратительной чувствительности, заполняя пробелы в данных воображаемыми теориями.

— Как наши магосы-репликаторы заменяют схожие цепочки в повреждённых ДНК других видов?

— Да, генерал.

— Эта машина стратегически предсказывает будущие результаты, — сказал Дорн, с максимально возможной для примарха дрожью в голосе.

— Она предсказала схизму на Марсе, — продолжил Падальщик. — На других мирах, где она предвидела то, что люди заглянут во тьму в поисках ответов и проклянут себя порчей, пришедшей извне, Табула Несметный и подконтрольные ему защитные системы развернули беспощадную кампанию против того, что он определил как слабость плоти. В своих исследованиях Октал Бул утверждал, что Табула Несметный предсказал на тех очищенных от плоти мирах то же самое, с чем мы имеем дело сейчас на Красной планете — ересь веры, цели и плоти. Для победы над теми цивилизациями машина использовала те же матрицы, с помощью которых она ранее осудила их. Принятие решения о полном искоренении слабости, угрозы, такой плоти заняло не более миллисекунды.

— Кажется, я знаю, к чему этот разговор ведёт, — мрачно молвил Дорн, глядя на молчаливого Сигиллита.

— Что вы имеете в виду? — спросил Кейн, функции его собственного когитатора, пытались догнать мысли примарха.

— Каким образом Табула Несметный и этот техноеретик собирались реализовать подобное на Марсе? — спросил Дорн. — До того, как этот безумец был схвачен и заточён.

Падальщик перевёл взгляд с примарха на генерала-фабрикатора.

— Элегантно и бережливо, мой повелитель, — ответил космодесантник. — В отличие от Терры, Красная планета давным-давно утратила собственную природную магнитосферу. Два храма-кузницы, спроектированные и построенные в незапамятные времена, были воздвигнуты среди ледяных пустошей полюсов планеты — Вертекс Северный и Вертекс Южный.

— Омниссия всемогущий, нет, — забормотал генерал-фабрикатор.

— Вертекс? — переспросил Дорн, сдерживая гримасу досады и растерянности. — Поясни.

— Вертекс — это великая ось. Чудо Марса. Произведение искусства планетарной инженерии времён первых Механикумов, — ответил Падальщик. — Это планетарный стержень, проходящий сквозь кору и давно остывшее ядро мира-кузницы. Геомагнитные реакторы питают его энергией, а он в свою очередь обеспечивает вращение ядра. Вертекс — ключ ко всей биологической жизни на Марсе. Без него и искусственно созданного магнитосферного щита, Марс потеряет защиту от смертельного облучения радиацией нашей собственной звезды, не говоря уже о лучах, вызванных космическими событиями в соседних системах.

— И Октал Бул с Табулой Несметным… — начал Дорн.

— …планировали повредить или уничтожить Вертекс Южный, — закончил Падальщик. — Изуверский интеллект вычислил, что южная станция наиболее уязвима в тактическом плане.

— А что насчёт другого храма-кузницы? — спросил примарх.

— Достаточно вывести из строя один, чтобы нарушить работу Вертекса, — ответил Падальщик.

— Есть ли возможность отремонтировать или отстроить это устройство? — продолжал спрашивать Дорн.

— Сокровенные знания об основополагающих принципах работы утрачены Механикумами, — ответил генерал-фабрикатор. — Без магнитосферного щита хилую атмосферу Марса унесёт солнечный ветер, уничтожив заодно, драгоценные резервы воды. Красная планета довольно быстро станет радиоактивной ловушкой, непригодной для органической жизни.

— Истинная цель техноеретика мученика Октала Була и Табулы Несметного, — продолжил Падальщик. — Война против слабости плоти, в результате которой Марс будет очищен и попадёт в руки машин.

— Если даже обдумать такое… — начал было Загрей Кейн.

— Мы уже обдумываем это, — заверил его Малькадор со стальными нотками в голосе.

— Повелитель Дорн, — взмолился генерал-фабрикатор, ища поддержки у примарха.

— Что вы предлагаете? — мрачно спросил Дорн.

— Падальщик, — ответил Сигиллит, — согласился вернуться на Марс в качестве моего агента. Никто другой, даже среди моих Странствующих Рыцарей, не подходит лучше для выполнения этой задачи. Он освободит Була и его «кремниевого духа», после чего, по возможности, убедит привести их убийственный план в действие.

Рогал Дорн обдумывал слова старца регента. На мрачном лице отражались терзавшие его сомнения. Это выглядело очень странно, учитывая обычно непоколебимое выражение лица примарха.