Ротмистр - Евгений Акуленко

— Запомните, — назидательно произнес он, — и передайте вашему хозяину. Меня можно убить. Но пустить по миру – нет. Ибо я – есть сама экономика. Монетарная система. Капитал! Я определяю, сколько стоит та нарезанная бумага, которую вы именуете деньгами. Урок, господа! Першинг шагнул в темный проем. Вспыхнул яркие лампы, высвечивая бесконечные ряды стеллажей. Хранилище было размером с городскую площадь. Сводчатый потолок подпирали колонны, с определенной точки зрения казавшиеся лесом. Настораживала лишь одна деталь. Стеллажи были пусты. Все до одного.

— Невозможно! — выдохнул Першинг и схватился за сердце. — Немыслимо!.. В зал вбежал запыхавшийся клерк, стараясь совладать с дыханием, принялся что-то вполголоса втолковывать референту, стоящему у входа. В густой тишине явственно повисла новость: банки в кредитах отказали. Мистер Першинг покачнулся и осел на выложенный шахматной плиткой пол. Отстранил бросившихся на помощь охранников. И зашелся в припадке безумного смеха:

— Надо же!.. А ведь он еще и воришка!..

— Знаете что? — Лившиц брезгливо поджал губы. — Довольно ломать комедию! Устроили тут…

— Вон! — не своим голосом заорал Першинг. И в тон ему истерично захлопало эхо.

— Вон с моей земли! Убирайтесь!..

— Боюсь, здесь уже нет ничего вашего… — между прочим заметил Лившиц.

— Вам лучше уйти, — референт увлек посетителей за плечи. — Вас проводят.

Коляска ожидала гостей на прежнем месте. Юноша выглядел подавленным, усевшись на мягкое сидение, устремил отрешенный взгляд вдаль. Все эти пушки и пулеметы больше не казались угрожающими, а лишь вызывали жалость. Расчетам невдомек, что крепость, которую они защищают, только что пала.

— Как вам ваш новый замок, мистер Ротшильд? — Лившиц решил нарушить молчание.

— Мрачноват.

— Да, пожалуй. Но побьюсь об заклад, из подвала выйдет превосходный винный погреб!..

— К вам посетитель, — доложила секретарь. Ревин нахмурился. Он никак не мог приучить барышню пользоваться телефоном.

— Кто?

— Мосье Ливнев.

— Просите. В дверях вырос зеленоглазый гигант в офицерском мундире и при шашке на боку. Статный, розовощекий, широкоплечий – вылитый отец. Сверкнул зубами и отрекомендовался по-военному:

— Здравия желаю, Евгений Саныч!

— Здравствуй, Никита! — Ревин вышел из-за длинного заваленного чертежами стола. — Проходи! Эк ты, брат, вымахал-то!..

Хрустнули от крепкого рукопожатия кости. Это у них с Никитой такая стародавняя традиция: кто кого пережмет.

— Силен-силен, — Ревин улыбнулся. — Устал с дороги?

— Никак нет!

— Ну, — Ревин хитро прищурился, — тогда поглядим, для какого фронтира ты с собой шашку таскаешь… Сам сдернул со стены японскую катану, стащил ножны. На звон стали сбежались служащие, столпились у входа, бестолково выпучив глаза. Шеф дрался в рукопашную с молодым офицером. Мелькали лезвия, выл распарываемый воздух.

— Вызовите полицию! — закричал кто-то.

— Отставить полицию! — велел Ревин. — Мы разминаемся. И закройте дверь!..

С подоконника упал цветок в горшке, развалился разрубленный пополам стул. Никита упражнялся с Ревиным с пеленок и привык не сдерживаться, рубил зло, азартно, с полной отдачей. Зная, что при любом старании не сможет причинить тому вреда. И что катана всегда замрет на волосок от тела, не царапнув кожу.

— Ну, уже не так плохо, — Ревин остановил поединок, кивнул. — Растете, молодой человек.

— Это не главное мое достоинство, — Никита смахнул со лба бисеринки пота. Улыбнулся. Из уст Ревина, пожалуй, это была наивысшая похвала.

— Ужель ты где-то наслушался про свою добродетель? А! Знаю откуда дует ветер! Поди, девицы напели? Что так и вешаются на шею гроздьями? Ладно, не красней!.. Мужчина всегда должен уметь постоять за себя. К тому же, фехтование…

— Тренирует ум, — переняв менторский тон, закончил Никита.

— Ага, — кивнул Ревин. — Точно… А за стул вычту из жалования!..

Снаружи апартаменты Ревина выглядели непритязательно. Трехэтажное здание конторского типа без архитектурных излишеств в не слишком престижном деловом квартале Франкфурта. Внутреннее убранство также роскошествами не отличалось. Все строго, по-деловому. Кабинеты клерков, конструкторские мастерские, помещения жилого крыла. Экономя время, Ревин жил и работал здесь же. Никто бы не догадался, что перед ним резиденция самого влиятельного человека в мире. Разве что толстенный пучок телеграфных проводов, подходящих к фасаду, навевал кое-какие размышления. Здесь обиталась целая армия счетоводов, экономов, адвокатов, брокеров, стряпчих, приказчиков – крошечная верхушка огромного айсберга. Управляющие управлениями. Ревин буквально разрывался между свалившейся на него финансовой махиной и научными разработками. Поэтому здание также населяли всех мастей ученые, инженера, чертежники и изобретатели. Хозяйство быстро обросло всевозможным обслуживающим персоналом, будто дредноут ракушечником. И Ревину пришлось прикладывать все свои организаторские способности, чтобы с головой не погрязнуть в трясине третьестепенных дел. Устав от бесконечной рутины, он вознамерился поставить вместо себя молодого, деятельного и работоспособного человека, которому бы безоговорочно доверял. Матвей Нилыч с компанией вернулся в Россию, пришедшись ко двору новоявленного царя Николая. А точнее, его супруги, тяготеющей к разного рода мистическим проявлениям и оккультизму. Ливнев от предложения открестился, сославшись на дающий знать возраст. Стар, дескать, он уже для перемен и потрясений и теплое место покидать не желает. Вортош вначале было дал добро, но узрев объем бумажной работы, цифр, балансов и сводов, пошел на попятную, спешно бежав в Петербург. Про Йохана и говорить нечего. У него философичный склад ума, меланхолический характер и, вообще, он все еще поминает свое притворство инженером, по заверениям, едва не сведшее с ума. Не для него эта работа. И тут Ревин очень кстати вспоминает про сына Ливнева – Никиту, к тому времени блестяще закончившего офицерский корпус…

Как-то Матвей Нилыч изволил поинтересоваться за рюмкой коньяку, вкрадчиво так и вполне себе невинно, что же Ревина так настойчиво подстегивает к постройке врат? У него ведь есть все, о чем только может мечтать человек: деньги, власть, неограниченные возможности. Неужели там, ну… в том, другом мире, его ждет нечто такое, что в мире этом недостижимо? Ведь ни дома, ни семьи, ни друзей у Ревина не осталось. Это правда сложно понять. Наивысшее счастье для скаута – выполненная работа. Мост между звездами. Им не нужно наград и иных мотивов. Такие вот странные люди…