Игра в бисер - Герман Гессе

Подходя в сумерки к оазису, он увидел приветливые кроны пальм, услышал блеяние козы, среди зеленых теней ему почудились крыши хижин, запах человеческого жилья, а когда он нерешительно приблизился, ему вдруг показалось, что кто-то пристально смотрит на него. Иосиф остановился, оглядел все вокруг и под первыми же деревьями увидел человека, сидевшего там прислонясь к стволу пальмы, старого и прямого, с седой бородой, достойным, но суровым и неподвижным лицом. Этот человек, должно быть, и смотрел на него так пристально и уже довольно давно. Взгляд его был острым, и твердым, однако лишенным всякого выражения, как взгляд человека, привыкшего наблюдать, но никогда не проявлявшего ни любопытства, ни участия, взгляд человека, который позволяет людям и вещам проходить мимо себя, пытается понять их, но никогда не привлекает их и не зовет.

– Хвала Иисусу Христу! – приветствовал его Иосиф.

Старец ответил неразборчивым бормотанием.

– Простите меня, – вновь обратился к нему Иосиф. – Вы здесь тоже чужой, как я, или же обитаете в этом славном селении?

– Чужой, – ответил седобородый.

– Досточтимый, может быть, вы скажете мне, возможно отсюда попасть на аскалонскую дорогу?

– Скажу, – ответил старик, с трудом поднимаясь. Теперь он стоял во весь свой рост – сухощавый великан – и смотрел в пустынную даль. Хотя Иосиф и почувствовал, что старец не расположен к беседе, он все же решился задать еще один вопрос.

– Позвольте мне спросить вас еще об одном, досточтимый, – произнес он вежливо, заметив, что взгляд старца словно бы возвратился издалека, вновь обратившись к ближайшему окружению. Холодно и внимательно старец рассматривал его. – Быть может, вы знаете, где обитает отец Дион по прозванию Дион Пугиль?

Великан чуть сдвинул брови, и взгляд его стал еще холодней.

– Я знаю его, – ответил он сдержанно.

– Вы его знаете? – воскликнул Иосиф. – Тогда скажите, где мне найти отца Диона? Ведь я направляюсь к нему.

Великан испытующе смотрел на него с высоты своего огромного роста. Он заставил Иосифа долго дожидаться ответа. Затем он отошел к пальме, где сидел до этого, сел как и прежде, прислонившись к стволу дерева, и скупым жестом пригласил Иосифа присесть.

Иосиф послушно принял приглашение и, когда сел, на мгновение ощутил гнетущую усталость, но вскоре забыл о ней, обратив все свое внимание на старца. А тот погрузился в раздумье, и на его строгом, важном лице появилось выражение недоступности, а поверх него как бы легло еще другое выражение, если не другое лицо, словно прозрачная маска, – выражение старого одинокого горя, которому гордость и достоинство не позволяют излиться.

Прошло много времени, прежде чем взгляд досточтимого старца вновь обратился к пришельцу. С особой остротой он взглянул на него, как бы вновь подвергая испытанию, и наконец в повелительном тоне спросил:

– А кто вы такой?

– Пустынник, – ответил Иосиф. – Уже многие годы я веду жизнь отшельника.

– Вижу. Но я спросил: кто вы?

– Меня зовут Иосиф, по прозванию Фамулус.

Как только Иосиф произнес свое имя, старик, остававшийся все время недвижимым, так резко сдвинул брови, что глаза его на мгновение почти исчезли; казалось, сообщение Иосифа задело, ужаснуло или разочаровало его, но, возможно, это была всего лишь усталость глаз, кратковременное ослабление внимания, внезапный приступ немощи, какие часто случаются со стариками. Как бы то ни было, он застыл в полной неподвижности и некоторое время прятал глаза за бровями, а когда вновь открыл их, взгляд его изменился, стал, если только это было возможно, еще более старым, еще более одиноким, окаменелым и в то же время выжидающим. Губы медленно раздвинулись, и он спросил:

– Я слышал о вас. Вы тот самый, к кому люди ходят исповедоваться?

Иосиф смущенно кивнул – назвать свое имя было для него подобно мучительному разоблачению, и, вот уже вторично встретившись с молвой о себе, он испытал немалый стыд.

Снова и все так же кратко старик спросил:

– А теперь вы хотите посетить Диона Пугиля? Зачем он вам?

– Я хотел ему исповедаться.

– И вы многого ожидаете от этой исповеди?

– Не знаю. Я чувствую доверие к нему, более того, мне даже кажется, будто голос свыше посылает меня к нему.

– Ну, а после исповеди что вы намерены делать?

– То, что он мне прикажет.

– А если он вам посоветует или прикажет что-нибудь неправильное?

– Не мне судить, правильно это или неправильно, я буду слушать и повиноваться.

Старец не проронил более ни слова. Солнце почти уже скрылось за горизонтом, в листве закричала птица. Иосиф встал и еще раз робко спросил так и не нарушившего молчания старца:

– Вы сказали, что знаете, где найти отца Диона. Дозволено мне просить вас назвать место и описать путь к нему?

На лице старца показалось что-то похожее на слабую улыбку.

– И вы уверены, – спросил он мягко, – что ваше появление будет ему приятно?

Пораженный этим вопросом, совсем оробев, Иосиф так и остался стоять, где стоял, не ответив старцу.

Затем он сказал:

– Могу ли я хотя бы надеяться, что увижу вас вновь?

– Я ночую здесь, – сказал старик с приветственным жестом, – и пробуду тут некоторое время после восхода солнца. А теперь ступайте, вы устали и голодны.

Глубоко поклонившись, Иосиф отправился в путь и с наступлением темноты дошел до небольшого селения. В нем, как в монастыре, жили так называемые анахореты, христиане из разных мест и городов, создавшие себе в этом уединенном месте нечто похожее на приют, дабы без помех вести жизнь простую и чистую, в тишине и созерцании. Иосифу дали воды, накормили, указали ночлег и, понимая, что он устал, ни о чем не расспрашивали. Кто-то прочитал вечернюю молитву, в которой приняли участие и остальные, опустившись на колени. Заключительное «Аминь» было произнесено хором. В другое время встреча с этой общиной набожных людей подарила бы Иосифу радостное переживание, но теперь у него было только одно на уме, и с первыми же предрассветными сумерками он поспешил туда, где накануне покинул старца. Тот спал на земле, завернувшись в тонкую циновку, дожидаясь его пробуждения, Иосиф сел поодаль под деревьями. Скоро спящий повернулся, открыл глаза, развернул циновку, тяжело поднялся и расправил застывшие члены; затем он стал на колени и сотворил утреннюю молитву. Когда он вновь поднялся, Иосиф подошел и молча поклонился.

– Ты уже поел? – спросил незнакомец.

– Нет. Я ем только один раз в день и притом лишь после захода солнца. А вы голодны, досточтимый?

– Оба мы люди уже не молодые, и к тому же в пути. Нам лучше подкрепиться перед дорогой.

Иосиф развязал котомку и предложил старцу фиников. Накануне радушно встретившие его люди дали ему с собой хлебец, испеченный из проса, который он теперь также разделил со старцем. Когда оба они закончили трапезу, тот сказал:

– Теперь можно и в путь.

– Мы пойдем вместе? – воскликнул обрадованный Иосиф.

– Да. Ты же просил отвести тебя к Диону. Пойдем.

– Как вы добры! – воскликнул удивленный и счастливый Иосиф и хотел уже рассыпаться в благодарностях. Однако старец резким жестом заставил его замолчать.

– Никто не добр, как только один бог, – сказал он. – А теперь пойдем. Говори мне «ты», как и я тебе. К чему такие церемонии между двумя старыми пустынниками?

Высокий старец зашагал вперед, за ним Иосиф. Солнце уже поднялось. Старец, который, по-видимому, очень хорошо знал дорогу, сказал, что к полудню приведет в тенистое место, где они и переждут самое жаркое время дня. Больше они в пути не говорили.

Только когда в самый зной они достигли места привала, где и расположились на отдых в тени суровых скал, Иосиф вновь обратился к своему проводнику. Он спросил, сколько дневных переходов понадобится, чтобы добраться до Диона Пугиля.

– Это зависит только от тебя, – отвечал старец.

– От меня? – удивился Иосиф. – Да если бы это зависело от меня, я сегодня же был бы у него.

Однако старец и теперь явно не был настроен продолжать разговор.

– Что ж, посмотрим, – только и сказал он и закрыл глаза. Иосифу не хотелось смотреть на спящего, и он тихо отошел в сторону, прилег и нечаянно заснул – ведь он почти всю ночь не спал. Старец разбудил его, когда пришло время снова пуститься в путь.

Перед заходом солнца они подошли к месту привала, где был источник, росли деревья и даже трава. Они утолили жажду, совершили омовение, и старец сказал, что тут они и заночуют. Иосиф нерешительно пытался протестовать:

– Ты сказал недавно, что только от меня зависит, когда мы доберемся до отца Диона. Я готов идти еще многие часы, только бы поскорей увидеть его.

– Нет, нет, – сказал старец, – на сегодня хватит.

– Прости меня, – воскликнул Иосиф, – неужели тебе непонятно мое нетерпение?

– Понятно. Но оно не поможет тебе.

– Зачем же ты тогда сказал, что все зависит только от меня?