Прочь из моей головы (СИ) - Ролдугина Софья Валерьевна

Я и не заметила, как мы снова очутились в реальном мире. Пространственно-временная аномалия и впрямь развеялась сама собой, и теперь о сражении напоминали только мои сбитые от падения коленки, зелёный фонарь на перилах и Йен, кутающийся в комично большую для него рубашку.

Появились на мосту и прохожие: окликнул меня бодрый дедок в клетчатом шарфе, похоже, тот же самый, с которым мы столкнулись в кофейне, но вряд ли он узнал нас.

– Спасибо, не надо… – ответила я еле слышно. Язык не слушался, точно опух, как назло.

– Ась? – участливый дед подошёл ближе, прислушиваясь. – Девчуля, говорю, случилось чего? Помочь надо?

– Дяденька, свали, а? – звонко попросил Йен, улыбаясь ангельски. – Без тебя проблем хватает.

Сердобольный турист ушёл куда-то в сторону собачьего пляжа, бормоча, что дети пошли не те, нет, не те… И меня отпустило. Я осознала наконец, что мы вырвались – и, к счастью, без потерь.

Если, разумеется, не считать моральные.

Возвращаться в гостиницу пришлось уже в сумерках. С наступлением вечера город оживился. Парочки ворковали на открытых верандах кофеен, в парках, на лавках вдоль набережной и, конечно, на мостах, которые никуда не делись. Пахло выпечкой, сладкой ватой, глинтвейном и печёными каштанами; со стороны площадки за рынком доносился треск фейерверков, но огней в небе видно не было.

Йен заснул у меня на руках почти сразу – успел только сообщить, что с фейскими чарами он героически разобрался, негативных последствий не будет, нужно просто подождать несколько дней, пока силы восстановятся, а с ними и биологический возраст вернётся к норме естественным образом.

– Фею убери в чемодан, ничего с ней не сделается, – пробормотал он, утыкаясь в моё плечо. Тяжеленный, кстати – интересно, сколько весят обычно дети в пять лет? – И Хорхе не… ну…

Что там надо было делать или не делать с его драгоценным наставником, я благоразумно уточнять не стала – и набрала заветный номер с визитной карты, как только очутилась в номере и уложила Йена в кровать.

Хорхе очень смеялся и обещал быть через три часа.

По факту он приехал даже раньше – я всего-то успела, что выпить бутылку минералки, прорыдаться в ванной, помыть голову, слегка подсушить волосы полотенцем и все нервы себе истрепать.

– Регрессия обыкновенная, тут беспокоиться не о чем, – развеял Хорхе мои сомнения, едва переступив порог. – Тело, кстати, по-прежнему бессмертное, так что можете не бояться его уронить… так себе шутка, верно?

– У-у, – согласно хлюпнула я носом, полагаю, порядочно уже опухшим. – А почему он, ну… спит?

– Устал, – последовал спокойный ответ. – Дети быстро утомляются, когда творят чары… Ну же, Урсула, взбодритесь. И расскажите мне, что здесь произошло.

С горем пополам я взяла себя в руки и сумела более-менее складно изложить последовательность событий, опуская только наши с Йеном развлечения в номере. Про свои мысли в той исчезающей реальности тоже умолчала – не потому, что стыдилась, а потому что сейчас не верилось уже, что это было взаправду. Но Хорхе, кажется, понял всё по оговоркам – и осуждать не стал.

– Право, не знаю даже, как бы я поступил, – задумчиво произнёс он словно бы между прочим. – С одной стороны, Йен не любит, когда кто-то пытается решить проблему за него, а с другой – ведь невыносимо просто смотреть, так, Урсула?

– Угу, – подтвердила я мрачно. – Слушайте, а надолго он останется, таким?

Хорхе покосился в сторону кровати, где сладко спал в ворохе подушек самый могущественный чародей последнего столетия, и улыбнулся:

– Три-четыре дня, не больше. И спать до тех пор, вероятнее всего, будет беспробудно. Кстати, Урсула, а не могли бы вы?..

Я, конечно, могла, о чём бы ему ни вздумалось попросить. Но когда выслушала просьбу, то невольно рассмеялась: Хорхе захотел сфотографироваться с очаровательным крошкой Йеном на руках.

Так у нас появился маленький общий секрет.

Три дня действительно пролетели быстро – всё-таки время весьма субъективная штука. Сперва я безвылазно сидела в номере, благо доставку пиццы и кофе можно было оформить практически до самых дверей; потом рискнула прогуляться до рынка и купить немного свежих фруктов. С нынешней хозяйкой гостиницы, Меленой, мы разговорились и даже успели подружиться. Она оказалась большой любительницей фантастики, суккулентов и старого кино, а ещё хохотушкой и страшной сплетницей – вот это было уже неожиданно. Впрочем, проводить с ней вечера мне понравилось; пожалуй, не хватало в моей жизни такой вот совершенно обычной подружки, не связанной с Запретным Садом, прирождёнными убийцами и древними вампирами.

На второй день она проболталась мне про тайну семейного бизнеса.

– Говорят, что моя пра-пра-пра… ну, в общем, самая первая хозяйка гостиницы нашла под мостом у реки маленького ребёнка, – заговорщически сообщила она, ополовинив свою пол-литровую кружку глинтвейна. Мне, формально несовершеннолетней, полагался, увы, только чай. – Подобрала его, когда он уже помирал почти, значит, и вырастила, как своего. Потом отыскались какие-то родственники и забрали парня с собой, но он, мне бабка рассказывала, навещал нас, помогал с гостиницей, с обустройством. И сделал так, что номеров теперь всегда хватает… – Мелена широко зевнула, прикрыв рот ладонью, и поправила шаль, сползающую с плеч. – Ну, в детстве мне ужасно интересно было это слушать. А однажды мы шли с ней на рынок, а она как остановится, как уставится на какого-то дедка и говорит: это, мол, он, запомни его, Меленочка. Ты, наверное, думаешь, что я брешу?

– Почему же, – эхом откликнулась я, думая о своём. – Всякое случается. Я вам верю.

А сама не могла отбросить мысль: что, если тот ребёнок действительно выжил? А потом вырос, попал в Запретный Сад… Что он чувствовал бы, зная о проказах феи, порождённой его чувствами, его беспомощностью и отчаянием? Почему не избавился от неё? Были бы исчезающие мосты Сен-Жюстена напоминанием о матери? Или просто занозой в сердце, которую и выдернуть страшно, и оставить больно?

Хотя что толку рассуждать – теперь уже и не спросишь. Скорее всего, больше и не у кого.

Йен проснулся аккурат на следующее утро – бодрый, энергичный и не испытывающий ни малейших угрызений совести из-за своего просчёта, который едва не стоил мне психического здоровья. Называется, садовник…

Впрочем, настроение его было заразительным, и к окончанию завтрака я уже и не помнила, из-за чего переживала последние дни.

– У нас ещё три недели отпуска! – глаза у него пылали от счастья в буквальном смысле. – Три недели безделья, разврата и сибаритства! Ну что, останемся здесь или ещё куда-нибудь поедем? Тут неподалёку был один город с проклятым поместьем, весьма знаменитым в определённых кругах…

– Никаких проклятых домов, – поспешно отказалась я, хотя идея переехать подальше от Сен-Жюстена звучала заманчиво. – И вообще, работа ещё не закончена. Нам надо заново посетить все мосты и убедиться, что теперь люди на них не исчезают.

Йен облизнул губы, покрасневшие от острого перца, и откинулся на спинку стула, поглядывая на меня из-под ресниц:

– Ну, если тщательно, всесторонне проверять каждый мост, то трёх недель может и не хватить… Кстати, – спохватился он. – А что насчёт феи? Сдадим её садовникам, отправим в Розарий на опыты, уничтожим?

Вот этот вопрос был вполне ожидаемым, и времени, чтобы продумать ответ, мне хватило с лихвой.

– Возьмём с собой в качестве сувенира, – предложила я. И пояснила в ответ на заинтересованно приподнятую бровь: – Ты только представь: кто-то снова врывается к нам в дом, чтобы похитить нечто ценное и шантажировать тебя, но случайно крадёт именно эту милую малышку…

– Да им конец тогда, – фыркнул Йен. – Даже без моего участия. И Хорхе будет рад сувениру. Куда пойдём после завтрака, солнце?

Я поразмыслила – и решила не мелочиться.

В конце концов, кто знает, когда нам получится урвать следующий отпуск, а купальник я зачем-то в чемодан затолкала перед отъездом.