Две Дианы - Александр Дюма

– Прошу прощения, – торопливо перебил его комендант, – я не знаю имени заключенного, не хочу и не должен его знать. Моя должность и присяга запрещают говорить мне с вами об этом. Так что советую вам скрыть от меня такие подробности.

Габриэль гордо усмехнулся:

– Мне скрывать нечего. Скрывают только те, кто виновны.

– А вы принадлежите к несчастным, – возразил комендант. – Разве так будет не лучше?

– Во всяком случае, то, о чем вы умолчали, я угадал, и все могу вам рассказать. Например, я знаю, что некая влиятельная особа явилась сюда вечером и пожелала говорить с узником для того, чтобы заставить его разговориться! Я знаю, к каким соблазнам прибегали, чтобы он нарушил свое молчание. От этого молчания зависела вся его дальнейшая жизнь.

– Как! Вы это знали? – поразился де Сазерак.

– Конечно, знал, – ответил Габриэль. – Тот влиятельный человек сказал старцу: «Ваш сын жив!» Или: «Ваш сын покрыл себя славой!» Или: «Ваш сын несет вам освобождение!» Он сказал ему о его сыне, презренный!

У коменданта вырвался жест удивления.

– И, услыхав имя своего сына, несчастный отец, который молчал из ненависти к своему смертельному врагу, не совладал с порывом любви! Так ли оно было, милостивый государь?

Комендант, не говоря ни слова, склонил голову.

– Было так, вы не можете отрицать! Вам совершенно бесполезно отрицать, что именно сказало влиятельное лицо бедному узнику! Ну, а что же до имени этого лица… хотя вы и пытались его замолчать… угодно ли вам, чтоб я его назвал?..

– Что вы, что вы! – вскричал господин де Сазерак. – Мы здесь одни, это так, но все-таки будьте осторожны! Неужели вы не страшитесь?

– Я ничего не страшусь! Итак, это был коннетабль, герцог де Монморанси! Палача всегда видно…

– О, помилуйте! – перебил его комендант, с ужасом озираясь по сторонам.

– Что касается имени узника и моего, – спокойно продолжал Габриэль, – так оно вам неизвестно. Но мне ничто не препятствует открыться. Вы были весьма благожелательны ко мне в эти суровые часы; если вы в будущем услышите мое имя, знайте: тот, о ком идет речь, считает себя обязанным вам.

Господин де Сазерак ответил:

– И я буду счастлив узнать, что судьба не всегда так жестока к вам.

– О, это для меня теперь не столь важно. Но так или иначе, я объявляю вам, что с этой ночи, когда скончался мой отец, я – граф де Монтгомери!

Комендант Шатле, застыв на месте, не проронил ни слова. Габриэль продолжал:

– На том мы и расстанемся, милостивый государь. Примите мою благодарность. Да сохранит вас господь!

Он поклонился и твердым шагом вышел из Шатле.

Свежий утренний воздух и солнечный свет ошеломили его. Он остановился на мгновение и даже пошатнулся. Но когда прохожие стали уже на него оглядываться, он собрался с силами и зашагал прочь от этого зловещего места.

Отыскав уединенное местечко на берегу Сены, он вынул свою записную книжку и написал кормилице следующее письмо:

Теперь решено: не жди меня, сегодня домой я не вернусь. Мне нужно некоторое время побыть одному, побродить, подумать, подождать. Но обо мне не беспокойся, я непременно вернусь к тебе. Нынче вечером сделай так, чтобы все в доме пораньше легли спать. Ты, однако, не спи. Вечером, когда опустеет улица, в ворота постучат четверо людей со скорбной и драгоценной ношей. Ты открой им, проводи их к нашему фамильному склепу и укажи открытую гробницу, в которую они захоронят того, кого принесли. Благоговейно проследи за выполнением обряда. Потом, когда все будет кончено, дай каждому по четыре золотых экю, выпусти их и вернись обратно, дабы преклонить колени и помолиться за своего усопшего господина.

Я тоже буду молиться, но только не здесь. Так нужно. Ибо чувствую, что созерцание этой гробницы привело бы меня к страшным и безрассудным поступкам. Мне нужно побыть одному.

До свидания, моя добрая Алоиза. Скажи Андре, чтоб он помнил о госпоже де Кастро, и сама не забудь о моих друзьях из Кале. До встречи, да хранит тебя бог!

Написав письмо, Габриэль нанял четырех простолюдинов, дал каждому из них по четыре золотых экю в задаток и столько же обещал впоследствии. Но для этого они должны были отнести письмо по адресу, а вечером, после десяти часов, явиться в Шатле, получить от коменданта, господина де Сазерака, гроб с телом и отнести его на улицу Садов Святого Павла, в тот особняк, куда и было адресовано письмо.

Бедняки горячо поблагодарили Габриэля и поклялись в точности исполнить его поручения. Выслушав их, Габриэль печально усмехнулся: «И все это осчастливило четырех людей!»

Он решил покинуть Париж.

Дорога его проходила мимо Лувра. Закутавшись в плащ, скрестив на груди руки, он на мгновение остановился перед королевским дворцом.

– Теперь-то мы рассчитаемся! – еле слышно прошептал он и пошел дальше, вспоминая слова гороскопа, некогда составленного для графа Монтгомери магистром Нострадамусом и повторявшего ныне судьбу его сына:

Всерьез иль в игре он коснется копьем чела короля,И алая кровь заструится ручьем с чела короля!Ему провидение право дает карать короля —Полюбит его и его же убьет любовь короля!

Да, это странное предсказание, уготованное его отцу, осуществилось. Действительно, граф Монтгомери в юности, играя, ударил короля Франциска I тлеющей головешкой; потом, в зрелые годы, стал соперником короля Генриха II в любви, и, наконец, вчера был умерщвлен по приказу женщины, которую любил король.

Габриэля же, в свою очередь, любила королева Екатерина Медичи. Доведет ли его судьба до последнего предначертания? Представится ли ему случай, играя, поразить короля?

И если месть свершится, Габриэлю будет совершенно безразлично, когда убьет его – раньше или позже – любовь короля!

XXXII. Странствующий рыцарь

Алоиза, давно уж привыкшая к ожиданию и одиночеству, вновь провела немало томительных часов, поджидая у окна возвращения молодого хозяина.

Когда какой-то простолюдин постучал в ворота, Алоиза сама побежала открыть. Наконец-то известие!..

Известие было ужасное!

Первые же прочитанные строки как бы заволокли туманом ее глаза, и, чтобы скрыть свое волнение, она убежала к себе в комнату и там, заливаясь слезами, дочитала до конца страшное письмо.

Но у нее был твердый характер и мужественная душа. Она взяла себя в руки, вытерла слезы и вышла к посланцу.

– Хорошо. До вечера. Я буду ждать вас и ваших товарищей.

Едва наступил вечер, она отправила спать своих домашних.

– Сегодня хозяин не ночует дома, – сказала она, а оставшись одна, подумала: «Да, хозяин возвращается, но не молодой, а старый! Кого же еще можно захоронить в семейном склепе, если не прах графа Монтгомери? О благородный мой повелитель, неужели вы унесете с собой в могилу свою тайну? Тайна! Тайна! Тайна! Повсюду тайны, повсюду страсти!..»