Крылья - Кристина Старк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что? – очнулся я.
– Кажется, крошка Урсула сегодня не выспалась.
На последних словах вертолет снова странно повело, как будто у него начали заклинивать лопасти. Альцедо вскочил и, выругавшись, рванул к Урсуле. Я закрыл глаза, разрешая остаткам рассудка утонуть в легкой вибрации. Через десять минут мы доберемся до моей конечной остановки, и тогда…
«Феликс, умоляю тебя, останься», – вспыхнуло в моей памяти. Последняя фраза Лики, которую она произнесла, засыпая на моих руках. Господи, как же я хочу увидеть ее снова.
Из кабины, выволакивая мое сознание из тумана, донесся встревоженный голос пилота. Я открыл глаза. Закрыл и открыл снова. Передо мной стояла Урсула, и, судя по ее глазам, с вертолетом что-то было неладно.
Часть III. Amor vincit omnia[45]
I can fly, but I want his wings.
I can shine even in the darkness,
But I crave the light that he brings,
Revel in the songs that he sings,
My angel Gabriel…[46]
– Lamb, «Gabriel»I wanna find the eagle’s nest
Oh take me with you,
And I’ve been waiting a lifetime for this
And I’m ready,
It doesn’t leave me, I’ve been up all night
They call me crazy,
But I wanna see what the sky looks like
From your view[47].
– Niki And The Dove, «The Fox»1. Ответь мне
Назад к аэродрому. Гул ветра такой, что закладывает уши, я сжимаю в руке кулон, цепочка впивается в шею…
«Дио, не так быстро…» – умоляет одна часть меня, которая все еще помнит, как легко машины рассыпаются вдребезги.
«Быстрее, еще быстрее!» – подгоняет вторая, которая бесстрашна, отчаянна и сегодня явно не в себе.
Быстрая езда всегда действовала мне на нервы, мне страшно, но я не могу позволить себе закрыть глаза. Я вглядываюсь в нависшее над аэродромом серое, предгрозовое небо. Я не отведу глаз, пока не увижу вертолет.
Диомедея загнала машину на парковку, мы выскочили и добежали до здания аэропорта быстрее, чем успела осесть дорожная пыль. Я толкнула тяжелую дверь, подбежала к окну, открывающему вид на летное поле, и ткнулась лбом в холодное стекло. Вот и первые капли ударили по окнам. Вглядываюсь в серую мглу, но в проклятом небе нет ничего, кроме туч и молний.
– Лика… – рука Дио легла мне на плечо. – Он всегда был упрям, как тысяча ослов. И если что-то взбредало ему в голову, он никогда не отказывался от задуманного. Боюсь, он не вернется. Мы пробудем здесь столько, сколько ты захочешь, а потом… приступим к плану Б.
Я горько ухмыльнулась сквозь слезы.
– Оказывается, есть план Б? О, Всевышний! Пойдем, найдем в горах его тело и оживим при помощи магии?
Диомедея кисло улыбнулась мне в ответ:
– Я бы на твоем месте не отзывалась о магии с таким пренебрежением. А что если…
– Что?
– Кое-какие чары действительно существуют в этом мире?
Все ясно. Подобное напряжение не могло не сказаться на психике. У Диомедеи начала тихонько сползать крыша, и моя, пожалуй, скоро последует ее примеру. Я представляю себе, как мы собираем Феликса по кускам, как Франкенштейна, и начинаю истерично смеяться сквозь слезы. Зажимаю себе рот, сдерживая рвущиеся наружу рыдания, и оседаю в ее объятия.
– О святые праотцы, – хлопает Дио меня по спине. – Святые угодники.
Дио легко встряхивает меня, схватив за предплечья.
– Лика!
Я продолжаю всхлипывать в ее руках, заливая слезами ворот ее куртки.
– Не верю своим глазам! Смотри!
Я резко поднимаю голову, вдруг осознав, что все предыдущие восклицания были адресованы не мне. Диомедея хватает меня за подбородок и разворачивает к окну. Из хаоса низко клубящихся туч возникают смутные очертания вертолета. Теперь я тоже слышу отдаленный гул двигателей и вибрацию лопастей.
Я бросаюсь к выходу на поле, но на моем пути вырастает рельефный громила в фуражке и бронежилете поверх серой рубашки.
– Синьорита, – едва не хватает он меня.
«Пропусти ее сейчас же, пока я не сорвала с тебя кепку и не станцевала на ней тарантеллу!» – Диомедея орет охраннику что-то по-итальянски, я не понимаю ни слова, но, зуб даю, значение примерно такое же.
И мужик уходит с моего пути! Двери, коридор, еще парочка дверей, и вот я выбегаю на взлетную площадку. Ну и холод! Ветер взметает волосы, дождь раздает мокрые пощечины, сердце едва умещается в груди…
Шасси вертолета касаются земли.
* * *Все должно было быть как в кино: я узнаю любимого издалека, читаю все эмоции – конечно же, счастливые – на его лице, бегу к нему навстречу, стильно намокнув до нитки, и, пока бегу, думаю о том, как красиво мы сейчас будем обниматься под этим сказочным ливнем… Жаль, что в этой картине средств на грамотного художника-постановщика попросту не осталось: все досталось создателю спецэффектов: гроза разыгралась просто лютая.
Кто-то вышел из вертолета, но я не могла разобрать кто. Я просто продиралась сквозь решетку упругих дождевых струй, пару раз шлепнувшись на колени. А потом тот, кто вышел из вертолета, возник у меня на пути и сжал меня в объятиях. Вряд ли его руки можно было назвать нежными, вряд ли их можно было назвать трепетными – нет, они обхватили меня так крепко, словно я тонула, или проваливалась под землю, или сползала с края обрыва! И я так же крепко обняла его – я не хочу провалиться в бездну, я хочу быть спасенной!
– Боже, скажи мне, что я не сошел с ума… – выдохнул он.
Я подняла глаза и посмотрела на того, кто схватил меня в охапку: лицо, которое я столько ночей видела во сне, губы, которые однажды почти поцеловали меня, мокрые волосы, с которых – помнится, как будто это было вчера, – уже капала вода, и наконец глаза – темные, беспросветные, как полярная ночь.
– Я ей устрою, – севшим голосом сказал он.
– Феликс, – беззвучно произнесла я, вцепившись в него ледяными руками. – Прошу, не оставляй меня…
Я хотела сказать еще сотню важных, отчаянных слов, но голосовые связки отказались мне служить. А вслед за связками – колени. Если бы он не удержал меня, я бы рухнула на землю. Силы покинули меня, я больше не могла ни стоять, ни говорить, ни умолять о чем-либо.
Последние ниточки, которые держали меня все это время, – лопнули. Все, что осталось, – жалкая, рыдающая, измазанная в грязи копия меня, обхватившая Феликса руками за шею, как будто тот был последней точкой опоры во Вселенной.
– Лика… Прошу тебя, не плачь, – забормотал он мне в ухо. – Это не самоубийство. Это… Черт… Нет, я все-таки ей устрою.
Его руки стали гладить меня по спине, нежно, успокаивающе.
– Лика… Посмотри на меня.
Но я беспомощно помотала головой: я выглядела слишком жалко, чтобы позволить ему смотреть на меня. Проклятый дождь: он романтичен ровно до того момента, пока ты не продрогнешь до костей, а тушь не превратится в грязную мазню…