Советская цивилизация т.2 - Сергей Кара-Мурза

Производство добавок для комбикорма, которое стали создавать для ликвидации перекорма зерна и освобождения от его импорта, было уничтожено к 1994 г., когда оно составило 2% от уровня 1990 года, а затем вообще прекратилось. Было уничтожено важное современное производство. В то же время, сохранить поголовье скота можно лишь при быстром росте потребления зерна, ибо основной его потребитель – животноводство. Поначалу из-за этого пришлось резко увеличить импорт зерна – который антисоветские идеологи ставили в вину советской системе. Если в 1966-70 гг. Россия импортировала в год в среднем 1,35 млн. т зерна, то в 1992 г. – 24,3 млн. т. В тот год Россия впервые вошла в режим потребления импортного зерна «с колес». Неоднократно разбронировался и неприкосновенный зерновой запас, величина которого уже на порядок ниже, чем в 50-е годы. Но ведь зерновой НЗ – на случай крайнего бедствия и войны. Запустив в него руку, правительство красноречивее всяких слов признало: Россия потеряла продовольственную независимость, даже введя почти половину населения в режим полуголода.

В животноводстве идет снижение товарности и страшный откат в технологии и санитарии. Если производство мяса за годы реформы упало в целом в два раза, то переработка скота на мясокомбинатах – в четыре раза. Скот забивают на подворьях, и мясо продают на дорогах и в подворотнях.

Вот маленькая и весьма типичная выдержка из «Государственного доклада о состоянии здоровья населения Российской Федерации в 1992 году» (М., 1993): «Настораживает расширение ареала синантропного трихинеллеза и увеличивающееся число заражающихся… Заболеваемость трихинеллезом, имеющая вспышечный характер, регистрировалась в 40 административных территориях Российской Федерации. Все вспышки трихинеллеза возникли в результате бесконтрольной торговли свининой подворного убоя без проведения санитарно-ветеринарной экспертизы… Прогноз по заболеваемости населения гельминтозами неблагоприятный. Отсутствие лечебных средств сводит на нет многолетние усилия учреждений здравоохранения и санитарно-эпидемиологической службы по оздоровлению очагов гельминтозов. Развитие и интенсификация индивидуальных хозяйств (частное свиноводство, выращивание овощей, зелени, ягодных культур с использованием необезвреженных нечистот для удобрения) приводит к загрязнению почвы, овощей, ягод, инвазии мяса и мясопродуктов» (с. 99).

«Бороться на рынке» село не может, т.к. не может охватить весь цикл и выйти с готовым продуктом – мощности хранения и переработки в городе. Село с самого начала реформы стало беспомощно против диктата переработчика и торговца. Например, овощные базы принимали осенью 1993 г. картофель по цене 30-40 руб. при себестоимости 50-70 руб. Когда были нанесены первые сильнейшие удары по колхозам, идеологи этого поворота радовались: «село отступило на подворья». Умиление усилением подворья вызвано лишь тем, что оно внешне напоминает частное («фермерское») хозяйство. На деле подворье – уклад средневековый и совершенно не капиталистический. Его усиление – признак разрухи. Быстро свертываются «цивилизованные» формы интенсивного производства. Возрождаются архаичные технологии – с огромным откатом из-за того, что на селе уже практически отсутствует тягловый скот.

Возникает никогда не существовавшая, неизвестная миру система, сочетающая остатки современной электротехники с технологией раннего, «безлошадного» земледелия. Резко снижается энергоснабжение (рис. 12). Идет снижение товарности. По сравнению с «нерыночным» 1985 годом в «рыночном» 1992 году товарность зернового производства снизилась с 40 до 24%, а картофеля – с 22 до 8%. Уже на первом этапе перевода скота с ферм на подворья при потере 1% поголовья коров товарность молока в России упала на 26%.

Рис.12 Поставки топлива сельскому хозяйству в России, млн. т (1 – бензин, 2 – дизельное топливо)

Прекратилось мелиоративное строительство – в России перестали орошать, осушать и известковать земли, качество почв быстро снижается (рис. 13). Снизилась породность стада, а значит, и столь любимая нашими либералами «эффективность». Вот прямой и простой показатель одичания: скоту теперь скармливается больше корма, чем в советское время, а продуктивность его ниже. В 1990 г. на производство центнера молока расходовалось 1,44 ц кормовых единиц, а в 1994 г. – 1,74 ц. Это очень резкое падение продуктивности. На центнер привеса крупного рогатого скота уходило 13,5 ц кормов, а в 1994 г. – 18,9, а на центнер привеса свиней имеем скачок расхода кормов от 8,3 до 12,5 ц. В два – два с половиной раза вырос падеж скота. Мы наблюдаем нарастающую архаизацию сельского хозяйства России, и никаких признаков перелома этой тенденции нет.

Когда разрушали колхозные и совхозные фермы, много говорилось о том, что их заменят оптимальные, современные частные животноводческие предприятия. Это говорилось неискренне. Уже в 1990 г. была опубликована сводка: средняя молочно-товарная ферма оптимальных для России размеров (70 коров) требует капиталовложений, равных ежегодному накоплению в 2 тыс долларов в течение 60 лет. Откуда было взяться у нашего мелкого фермера таким деньгам?

Рис.13 Ввод в действие орошаемых земель в России (тыс. гектаров)

И всякие ссылки честных антисоветчиков на то, что они «хотели как лучше», имеют сегодня ничтожное значение – предупреждения о порочности всего плана реформ им делались уже в конце 80-х годов, а затем, в 1991-1992 гг., эта порочность была красноречиво и с очевидностью показана практикой. Но они, наши честные интеллигенты-демократы, даже не желают вслух признать очевидных фактов.

Посмотрите, какие цены установил новый хозяйственный строй на зерно и на хлеб. Цены на хлеб, производимый частными предпринимателями в городе, чудовищно завышены, но это тривиально. Из крестьян же, напротив, стали добывать зерно, как фактор природы. А он, как следует из политэкономии, вообще не имеет стоимости – стоимость определяется только «затратами на добычу». Это и есть важнейший признак архаизации. Зерно не покупают через эквивалентный обмен, а именно добывают. Архаическая часть хозяйства страны производит ценности, как природа, а модернизированный уклад (скупщики зерна) добывают эти ценности бесплатно. Если добывают хищнически, как китов или зерно у нашего села, то довольно быстро уничтожают – и китов, и наших крестьян.

Все это общество легко приняло потому, что в течение 30 лет велась тихая, но интенсивная антиколхозная пропаганда. И почти все мы приняли в ней большее или меньшее участие – не думая о последствиях и «не зная общества, в котором живем».

В этой главе приведено довольно много статистических данных. Часть читателей их отвергает в принципе – они «не верят статистике». Это глубоко ошибочная позиция.

Да, существует недоверие к статистике вообще (мол, статистика – «вид лжи»). Такое недоверие бессодержательно – любое измерение может быть ложью, особенно если его не понимаешь. Какой смысл, например, измерять температуру дикарю, если он не знает, что такое температура и что она говорит о состоянии здоровья. А если тебе это объяснили, то глупо отказываться от термометра.

Ложь при использовании измерений обычно кроется «в порах», на гранях. Прежде всего, можно подозревать манипуляцию, когда измеряют неизмеримую или даже неформализуемую величину и затем делают утверждения типа «Жить стало вдвое веселей», «С новыми памперсами попки стали на 40% здоровее». Легко манипулировать относительными величинами, всяческими индексами. Еще легче – средними величинами при большой неоднородности объекта («средняя температура по больнице» или «средние доходы в РФ»). Гораздо труднее ложно толковать абсолютные натурные показатели (например, число голов крупного рогатого скота, количество тракторов или тонн нефти). Здесь качество измерений зависит, скорее, от качества системы сбора информации. Это можно оценить, и обычно ошибка не настолько велика, чтобы принципиально повлиять на вывод.

Крупных сознательных фальсификаций в системе натурных показателей быть не может, поэтому утверждение типа «советской (или, наоборот, российской) статистике верить нельзя» ложно в принципе. Да, верить (как и не верить) нельзя, когда говорят, что советские попки стали на 40% здоровее. Но когда говорят, что в РФ стало на два миллиона попок меньше, чем пять лет назад, то это весьма надежное утверждение.

Нельзя безоговорочно верить первым членам гомологических рядов (например, показателям первых пятилеток) – они всегда аномальны, ибо измеряются в состоянии хаоса зарождения ряда. А когда складывается стабильная система статистики, то она отражает межотраслевой баланс, и крупные фальсификации сразу обнаруживаются, причем кричащим образом.