Игры с огнем. Книга 1 - Нина Сергеевна Цуканова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я вопросительно взглянула на Личи.
– Боялся? Почему?
– А ты бы не побоялась? Принять в свой дом… плевать даже, дракона – не дракона, незнакомца. Незнакомца с подорванной верой в… – он усмехнулся, – человечество? И вообще во все, что можно. Луис опасался, вдруг что-то пойдет не так, и я причиню вред его семье. Его супруге Сайнаре, Марку с его молодой женой и их ребенком… Боялся, потому что не знал, что можно ждать. Впрочем, я не был сильно опасен для них, я был слишком слаб.
Личи снова замолчал ненадолго.
– Я четырежды был при смерти за ту переломную зиму. Вопрос очень остро стоял… Но если б не Шенлеры, – он прицокнул языком. – Вопроса бы даже не стояло.
– Ну да, – проговорила я, понимающе кивнув. – Крыша над головой и пища все-таки многое решают…
Личи сделал неопределенное движение бровями. Вроде и согласие, но словно не совсем. Видно, что было что-то еще. Я поглядела на него вопросительно. Он то ли не видел, то ли упорно делал вид, что не видит. Я уже решила было, что ответа не будет, но Личи добавил:
– Даже упуская самое простое и банальное… – он помолчал, философски глядя вдаль, и проговорил тихо. – Проще вернуться от Черты, когда есть кому ждать… Это, конечно, суеверия, – поспешно добавил он. – Ненаучно, но… Но как-то и опровергнуть не так просто. Жизнь и смерть – это дело очень тонкое.
Я молча кивнула, глядя на горизонт. Личи же после небольшой паузы, вздохнув, продолжил.
– Зато сколько всего интересного удалось узнать о человеческом обществе изнутри. Чего никогда не узнаешь в иных условиях. Еда для бедных, дешевые ночлежки, где можно было провести ночь за несколько медных, ваша невероятная человеческая взаимовыручка… Эта паутинка, тонкая, но дающая поддержку. Вас связывают тысячи ниточек, вы постоянно помогаете и выручаете друг друга. Драконы же всегда держатся особняком. И помогают только за услугу, чтобы никто никому не был должен более этого. Жить как люди, с людьми – по их мнению, позор.
Я вздохнула. А дракончик, помолчав, проговорил:
– Одно из самых значимых достижений – то, что удалось спасти красоту.
Я с усмешкой взглянула было на Личи, ожидая увидеть встречную самодовольную ухмылку, однако он продолжал говорить ровно и выражение лица его было бесцветным; он даже глядел не на меня.
– Почему? – неуверенно уточнила я.
– Я просто довольно быстро осознал, что это единственное, чего у меня есть стоящего… И нужно вцепиться зубами и не отдавать ни при каких условиях. Потому что проиграть будет равносильно смерти.
– Ты сразу решил… пойти торговать собой?
– Да нет, конечно, – усмехнулся он, взглянув на меня так, словно сказала глупость. – Когда только вернулся, я на ногах-то едва держался, какое там. Даже не говоря об этом, выглядел я тогда… не так. А это… Это было уже много после. Мне немало времени потребовалось на восстановление.
– Все равно, – бросила я. – Мне кажется, можно было найти иной, более… моральный путь.
– Ты знаешь, что такое нищета? – пронзив меня ледяным взглядом, спросил он зло. – Едкая, горькая. Когда жизнь пожевала и выплюнула помирать на побережье под зиму с убитым здоровьем, без крыши над головой и с несколькими грошами в кармане. Когда за каждый прожитый день приходится бороться…
Он замолчал. И молчал довольно долго.
– Я хлебнул эту едкую щепоть нищеты, и мне хватило, чтобы решить, что я готов жить как угодно, но только не так. Лучше уж буду торговать собой… У каждого свой ад. Я в своем побывал и больше не хочу.
Я опустила глаза, устыдившись. Личи вздохнул.
– Тем более, вместе с гибелью Шесс во мне окончательно умерла глупая наивная надежда, что я когда-нибудь вернусь в драконье общество и будет все как прежде. Не будет. И держатся больше не за что.
– И ты тогда стал изгоем для своих?
– Они не мои, – процедил он сквозь зубы. – А изгоем и презренным неудачником я для них стал уже с побегом мерзавки-драконэлки, с которой я не смог свести счеты. А после, когда вернулся, когда не смог вновь стать частью их общества, от меня и вовсе, по сути, отреклись. Драконам всегда друг на друга плевать. Ну, почти всегда. Для меня тогда сделали исключение. Позорное клеймо “брошенки” и белые розы под порог!..
– Белые розы? – не поняла я.
Личи, фыркнув, отвернулся и зло бросил:
– Белые, это которые не красные!
– Извини, я правда не понимаю, при чем тут розы, – проговорила я.
Дракон оценивающе взглянул на меня и, видимо, поверив, что я не шучу, вздохнул и принялся объяснять:
– Белые розы – символ сочувствия чьему-то горю, скорби расставания. Их дарят, когда хотят выразить свое сочувствие тому, кого оставили. Но, как и во всем, бывает, значение обращают в злую иронию, и их преподносят, когда хотят уколоть. "Брошенка", вот что это обозначает.
Он метнул злой взгляд вдаль.
– Мне бросали белые розы под порог десятками. Где только их брали? Я с утра открывал дверь, а там было море лежащих цветов.
– Кто это делал? – осторожно спросила я.
– Да кто только не делал… “Анонимками” швыряли, не докладывались. В основном, драконы, они все знали, но иной раз и люди – вы бываете порой необъяснимо злы и жестоки… Почти уверен, что среди драконов был Сэф и не было Конхстамари. И, пожалуй, Хару тоже не было. О многих сомневаюсь, да, в общем-то, мне плевать. Кто-то и вовсе, бывало, в открытую в лицо швырял.
Личи замолчал ненадолго и я, подумав, спросила:
– Сколько это длилось?
– Да Небу ведомо, сколько. Пока я не додумался воткнуть белую розу себе в волосы.
– Зачем?
– Как зачем? – усмехнулся он. – Чтобы лишить их власти. Белые розы, так-то, не носят в открытую, такое обычно стараются не афишировать. Это все равно что себе на лице написать “брошенка” и так по городу пройтись… Но ведь, если так сделать – ты лишишь власти тех, кто норовил тебя этим уколоть.
Я кивнула.
– Пони…
– Понимаешь, да? – насмешливо-прохладно осведомился он.
– Не понимаю, да, – вздохнув, ответила я.
Мы замолчали. Личи, насмотревшись вдаль, перевел взгляд на крыло, чуть приподняв его, и, покачав головой, опустил.
– Почему так… неудачно? – осторожно спросила я.
– Надо ж было сразу этим заняться. Пока вернулся да опомнился, кости уже схватились. Только заново ломать… Боязно. Мало того, что неизвестно, удачно ли сломается, так еще и, зная мое тогдашнее состояние, не дай Небо второй раз не схватится…
Я
