Феноменологическая психиатрия и экзистенциальный анализ. История, мыслители, проблемы - Ольга Власова

Переходя от Канта к Хайдеггеру, Телленбах уточняет терминологию исследования, разделяя понятия пространства и пространственности, симптома и феномена. Пространство (Raum) – это резервуар, вместилище (Behältnis), включающее в себя одинаково как человека, так и предметы окружающего мира, это, на его взгляд, характеристика наличного (Vorhanden) бытия. Пространственность (Räumlichkeit) же связана не с наличием, а с характером существования, особенностями проектирования мира, и именно она трансформируется в меланхолии[1099]. Понятия симптома и феномена, на взгляд Телленбаха, также различны – они практически противоположны: симптомы являются своеобразными знаками наличного, видимыми признаками, феномены же часто сокрыты и отмечают «характер бытия меланхолического существования»[1100]. Используя понятия пространственности и феномена, Телленбах осуществляет свой экзистенциальный анализ.

В меланхолии, по мнению исследователя, мир начинает познаваться исключительно гностическим рациональным способом. Меланхолик сохраняет пространство, наполненное вещами, он схватывает вещи, познает их, его взаимодействие с вещами может становиться даже чрезвычайно назойливым и мучительным, он знает область применения вещей и их значения, но при этом связи между отдельными предметами разрушены, утрачены отношения между предметами. «При более пристальном рассмотрении, – отмечает Телленбах, – оказывается, что вещи для него имеются лишь в чистом наличии, в разобщенности (Vereinzelung), где лишены взаимной соотнесенности (Bezogenheit)… Внутримирно встречающееся (innerweltlich Begegnende) становится подобным мозаике, которая распадается на фрагменты, на отдельные точки, так что место единой композиции теперь лишь сумма частей»[1101].

По причине преимущественно рационального взаимодействия с вещами упускается сущность, бытие вещи, и происходит приравнивание реальности (Realität) к действительности (Wirklichkeit). Меланхолик акцентирован на обособленном наличном, на неподвижной вещи, поскольку больше не связывает ее с другими вещами и не может проникнуть в ее сущность. Телленбах сравнивает такое восприятие с восприятием читателя иноязычных текстов: если тот часто не понимает отдельные слова, но способен уловить смысл предложения или абзаца, то у меланхолика все наоборот – он знает только отдельные слова, но никакой связи установить не может[1102]. Обращаясь к Хайдеггеру, он заключает, что больной в данном случае утрачивает качество близости (Nähe), он отрешен от мира.

Именно поэтому особенно очевидным патологическим изменением переживания ориентированного (задающего порядок и связи) Umraum, на взгляд исследователя, является утрата измерения глубины (Tiefendimension): больные перестают переживать глубину пространства. «Все расположено на одной линии… Все подобно неподвижной плоскости», – приводит он свидетельство одной из больных. «Я, к примеру, вижу деревья так, как их рисуют маленькие дети: это просто два мазка без выпуклости»[1103], – говорит другая.

Уплощение сопровождается изменением включенности пространства тела в пространство окружающего мира: при этом мир может отдаляться, и тогда утрачивается всякий контакт, или проникать внутрь. Может изменяться переживание гравитации, утрачивается «тяжесть» тела и разрушаются ориентиры «верх – низ» или «право – лево», что может выражаться в более интенсивном, на взгляд пациента, ощущении и переживании в правой или левой части тела. Как следствие изменения пространственности мира и тела нарушается восприятие. Больные могут воспринимать людей как тени, вещи без контура и оболочки. Собственное восприятие и зрение могут представляться таким пациентам чужеродным: «Я чувствую себя куклой с искусственными глазами», – говорит больная.

Происходит обеднение и уплощение измерений пространства, утрачивается его пластичность, и оно может становиться двухмерным. Передний план истончается и больше не выделяется как фигура на фоне заднего. Фактически имеет место утрата реальности, что воплощается в симптомах дереализации и деперсонализации. При этом вследствие разобщенности реальности становится возможно перемещение в любой пункт пространства, поскольку теперь не имеют значения направления и ориентиры, поскольку связи между объектами пространства разрушены, имеют значения лишь стационарные, единичные, выхваченные из целого объекты.

Трансформируется, по мнению Телленбаха, и внутреннее пространство тела (Inraum), что может проявляться в гротескном искажении, растяжении, переполненности, узости и пустоте телесного пространства. Внутреннее и внешнее пространства могут полностью обособляться и закрываться друг от друга или, напротив, сливаться. Меланхолик отдаляется от своего бытия, от своего тела и, говоря словами одной из больных Телленбаха, воспринимать себя лишь как куклу с искусственными глазами. Ослабляются ощущения и чувства, блекнут цвета и затихают звуки. Фактически существование начинает приближаться к пустому бытию. Становится невозможной граница и горизонт.

Именно такую картину патологической меланхолической пространственности представляет Телленбах, отмечая в конце, что уровнем эмпирического описания здесь ограничиваться не нужно. В случае феноменологического исследования пространственности, она, на взгляд мыслителя, предстает как феномен, а не как симптом, подобно тому, как это было бы, если бы мы задались целью проанализировать пространственные трансформации с кантианских позиций. А феномен может не проявляться в симптоматике, не осознаваться, но тем не менее существовать[1104]. Вот так разрешает отмеченное ранее противоречие исследователь.

На основании феноменологической философии и фундаментальной онтологии в последующем Телленбах будет трактовать и сущность терапевтического процесса, а также, как это ни парадоксально, особенности действия психофармакологических препаратов, при этом широко их используя. Так, в одной из своих работ он отмечает, что действие нейролептиков связано с ограничением интенционального обращения к миру, вплоть до полного безразличия. Противоположно, как он описывает, действие антидепрессантов, возвращающих включенность в мир[1105].

Не менее многочисленным был круг последователей Бинсвангера в психиатрической клинике Фрайбурга в Брейсгау. Особенно интересные исследования велись здесь в то время, когда кафедрой философии заведовал В. Силаши. Экзистенциальным анализом здесь занимались В. Бланкенбург, Ю. Цутт, К. Куленкампф, Г Бош и др.

Вольфганг Бланкенбург (1928–2002) родился 1 мая 1928 г. в Бремене. С 1947 г. в Университете Фрайбурга у Хайдеггера, Финка, Силаши изучал философию, у Роберта Хайса – психологию. С 1950 г. приступил к изучению медицины. В течение двух лет изучал психосоматику в Гейдельберге у Хельмута Флюгге, с 1959 г. работал ассистентом в Психиатрической клинике Фрайбургского университета, где с 1963 г. заведовал отделением. С 1969 г. – заведующий отделением психиатрической больницы Гейдельбергского университета, в 1972-73 гг. – ее директор. С 1973 – зав. секцией Психиатрии и психосоматики Гейдельбергского университета, в 1975-79 гг – директор психиатрической клиники Бремена. С 1978 г. он работает на кафедре психиатрии Марбургского университета, в 1979–1993 заведует этой кафедрой и является директором университетской психиатрической клиники. В 1993 г. выходит на пенсию, но продолжает частную практику. Умирает Бланкенбург 16 октября 2002 г.[1106]

Интересы Бланкенбурга лежали в области экзистенциально-феноменологической психиатрии и герменевтически ориентированной социологии, например, он развивал проект «Семейная ситуация и повседневная ориентация шизофреников»[1107]. В своей первой работе он исследовал предельные шизофренические состояния, прибегая в исследовании пространственных и временных измерений шизофренического мира к анализу философских понятий[1108]. С целью более адекватного понимания структур психотических миров он пытается расширить нормальные структуры понимания мира. Его докторская диссертация «Утрата естественной самоочевидности», впоследствии переработанная в книгу, обращалась к миру и опыту больных и представляла феноменологическую интерпретацию особенностей шизофренического опыта, сходного в его трактовке с жизненным миром Гуссерля[1109].

Бланкенбург разделяет одну из центральных установок феноменологической психиатрии и экзистенциального анализа о том, что без философии психиатрия не может быть продуктивной, и воспринимает философскую психиатрию как методологическую альтернативу классической физикалистской психиатрии[1110]. Но в отличие от представителей феноменологической психиатрии и экзистенциального анализа в качестве философских источников своего творчества он воспринял не только феноменологию, но также критическую теорию Франкфуртской школы и структурализм. Кроме того, он, как и другие рассматриваемые в этой главе исследователи, относится к пост-бинсвангерианскому поколению, и поэтому не просто развивает феноменологические идеи в психиатрической клинике, но и критикует идеи своих предшественников. Все это обусловливает своеобразие его идей.