Люди Волка - Майкл Гир

Он был безоружен, и ему приходилось действовать со всей возможной хитростью и осторожностью. Принюхиваясь к ветру, он петлял, по сторонам у него оставались занесенные снегом морены, на востоке дорога спускалась в широкую долину Большой Реки. За спиной у него лежала в сугробах Белая Шкура. На фоне грязного снега она казалась еще белее.

Вороний Ловчий вскарабкался на вершину валуна и увидел старого оленя. Один его глаз был затянут бельмом. Он стоял согнув голову, выставив вперед левую ногу.

В брюхе Вороньего Ловчего забурчало. Старый карибу, изгнанный молодыми самцами… Именно потому охотники Народа и не добрались до него. А сейчас ему осталось ждать, когда его съедят волки… или Вороний Ловчий.

Он крался среди скал, не сводя глаз с животного. Даже старый олень может пронзить рогами человека.

Вороний Ловчий взобрался на скалу. Отсюда он мог без помех прыгнуть сверху на оленя, не страшась, что тот его заметит.

Карибу тихо фыркнул и двинулся в наветренную сторону, озираясь здоровым глазом. Вороний Ловчий вдруг замер: он заметил, что этот олень, как Кричащий Петухом, слеп на левый глаз. Он бросился вперед, неосторожно задев ногой камень. Тот с шумом покатился вниз по откосу.

Старый олень закинул голову и настороженно поднял уши. Животное пустилось рысью, принюхиваясь.

Молча проклиная себя за оплошность, Вороний Ловчий крался следом. Солнце уже садилось. Олень ковылял впереди — никак его было не догнать. Но вот он скрылся среди холмов. Обледенелые скалы поднимались все выше. Лучшего места, чтобы подстеречь старого зверя, не найти! Можно забросать его сверху камнями.

Вороний Ловчий облизал губы. Охотничий азарт захватил его. Уж если он будет сыт, Белая Шкура… Белая Шкура! Вороний Ловчий поглядел через плечо на дорогу, по которой он только что пришел.

Старый олень ковылял припадая на хромую ногу, время от времени останавливаясь, чтобы принюхаться к ветру и оглянуться своим здоровым глазом. Животному осталось жить недолго: его ребра просвечивали, видна была даже тазовая кость.

Пища. Без большого труда он выследил славную добычу. Безоружный человек на лучшую и рассчитывать не может!

А Белая Шкура, оставленная за спиной, все томила и тянула к себе. «Что если я недостоин? — спрашивал он себя. — Вдруг придет волк и сожрет ее? Что если Белая Шкура думает, что я ее бросил?»

Он хищно смотрел на старого оленя, забежавшего в теснину между двумя каменными скалами. Вороний Ловчий рассчитал направление удара. Сейчас он кинет тяжелый камень — и оленю конец… Обычно такие намытые водой долины кончаются тупиком, забитым крупными камнями.

А что если Белая Шкура действует ему во вред? Если она была вражеской уловкой — чтобы опозорить его, обесчестить? Сила испарилась — покинула его. Пляшущая Лиса никогда не будет ему принадлежать. Он никогда не встанет во главе Народа. Они засмеют его: вот человек, отрекшийся от власти, потому что не вынес голода!

Долго смотрел он на старого оленя, идущего по тропе. Его тело сотрясалось в голодных конвульсиях. Он воображал себе жирное мясо, теплую печень, красную кровь…

Страх за Белую Шкуру все больше жег его. Что если, пока он стоит здесь и думает о том, чтобы набить желудок, волк уже гложет мягкую Шкуру? Что если какой-нибудь медведь нашел ее и рвет на части? Он содрогнулся, поглядев на оленя, снова исчезнувшего в глубине теснины.

Тяжелой поступью пошел Вороний Ловчий обратно по тропе.

— Шкура сохранит меня, — шептал он. — Белая Шкура — это моя Сила. Пока со мной Белая Шкура — со мной ничего не случится. Это Сила — и это моя судьба.

Он на дрожащих ногах побежал вперед, желая убедиться, что Шкура в целости и сохранности. Поскользнувшись, он поранил локоть, боль обожгла руку. Несколько мгновений он без движения лежал на земле.

— Белая Шкура… — сжав зубы, прошептал он, усилием воли заставляя себя встать на ноги. Чувство уверенности вновь пришло к нему. Он не сводил глаз со снега, ища свои следы. Он упал, как оказалось, прямо в один из следов, оставленных Народом. Он выбрался из ямы и, с трудом повернувшись, побежал вперед. Истощенные ноги еле держали его.

Найдя Шкуру, он радостно закричал и стал раскапывать засыпавший ее снег. Что-то шепча себе под нос, он гладил ее онемевшими пальцами. Это услаждало его, как близость с женщиной.

— Ты цела… — повторял он. — Цела… цела… Я достоин тебя.

Он не в силах был поднять на плечи свое священное ярмо. Разбитая рука не слушалась его. Боль пронзала все его тело. Он ничего не видел вокруг себя. Желудок сдавило от голода. Глубоко вздохнув, он взял себя в руки — и здоровой рукой взвалил Шкуру на одно плечо. Хрипя, он поднялся и, сгибаясь под тяжестью, чуть не падая, побрел вперед.

— Сила, — шептал он, прижимаясь щекой к мягкой коже. — Душа и сердце Мамонтового Народа. Мое сокровище. Я — величайший воин в Народе. Вождь. Нет никого сильнее Вороньего Ловчего — великого Полукровки! Никого!

На следующее утро — усталый, изможденный, с остекленевшими глазами — он добрался до Большого Ледника. Ветер бил ему в лицо, снеговые сугробы лежали вокруг. Рука мучительно болела, желудок бурлил. Он стоически отрезал и разжевал еще один кусочек кожи от своей одежды.

— Прижмись ко мне ближе, — шептал он Шкуре. — Ближе… Пойдем сквозь Ледник… Сквозь Ледник… — Усталым движением он снова взвалил Шкуру на плечи и двинулся в гудящую тьму.

Издающий Клич шутил, стараясь подбодрить соплеменников. Он похлопывал их по плечу, рассказывал забавные истории. Внезапно чадящий ивовый корень, освещавший им путь, задымился и погас. Пока огонь не зажегся вновь, ряды идущих охватило смятение. Большую часть пути они экономили горючие корни: приходилось привыкать к темноте.

Время тянулось. Народу было слишком много, и шли они слишком медленно.

— Ты, кажется, говорил «два дня»? — вполголоса бормотал Четыре Зуба.

— Если идти маленьким отрядом — этого достаточно. А такой толпой… — Издающий Клич пожал плечами. — Все не так плохо. Пока мы не истратили и половины ивовых корней. Народ привыкает. Первый страх уже прошел.

А призраки каким-то чудом затихли — как и обещал Волчий Сновидец.

— Тебе-то, может, и не страшно. Ты здесь уже бывал. А все остальные…

— Не беспокойся. У нас надежная защита. Они пошли дальше, и тут он заметил, что все расступились и уставились на что-то.

Волчий Сновидец тихо сидел, держа в руках масляную лампу. Фитиль из мха, погруженный в заботливо припасенный жир, тускло горел. Сновидец рассеянно глядел, словно не видя окружающего смятения. Издающий Клич ободряюще похлопал по плечу Четыре Зуба и подошел к Волчьему Сновидцу:

— Волчий Сновидец? Можешь ты вернуться к нам от Единого и поговорить со мной?