Волчий тотем - Жун Цзян

Летом, в тридцатилетнюю годовщину того, как пекинские молодые интеллигенты отправились в степь Элунь для работы в производственной бригаде, Чень Чжэнь и Ян Кэ поехали из Пекина на синем джипе в степь Элунь.

После окончания аспирантуры при Институте общественных наук Чень Чжэнь исследовал общеполитическую обстановку и реформу политической системы, работая в институте при университете. Получив учёную степень бакалавра юридических наук, Ян Кэ, кроме того, стал магистром, а после — адвокатом, потом он создал адвокатскую контору, ставшую очень известной в Пекине. Эти два старых друга, которым уже по пятьдесят с лишним лет, всё ещё скучают по степи, но в то же время боятся снова вернуться туда. Однако в тридцатилетнюю годовщину, эту важную веху жизни, когда люди уже крепко стоят на ногах, они оба решились съездить в степь Элунь. Они вдвоём решили навестить их степных «близких», хошун Учжумуцинь, который они боялись ещё раз увидеть, ту родную нору волчонка в горах Чёрных камней. Чень Чжэнь ещё хотел поехать в степь, чтобы испытать и проверить свои положения в научно-исследовательских статьях.

Когда джип миновал границу Внутренней Монголии, всё небо было чистое и тёмно-синего цвета. Однако только те, кто долго жил в степи, знают, что Небо — уже не тот старый Тэнгри, на жарком и сухом небе нет ни одного облака. Степное небо почти стало песчаной пустыней. Там уже нельзя увидеть густой зелёной травы, между сухими и жёлтыми песками и редкой растительностью — огромные пространства затвердевших песков, как будто всё обложено огромными кусками грубой наждачной бумаги. На наполовину закрытом сухими песками шоссе грузовики с железными клетками, где томятся коровы и овцы, один за другим поднимая жёлтую пыль, едут навстречу. По дороге они почти не встретили ни одной юрты, ни одного табуна, ни одного стада коров. Иногда попадала отара, шерсть у овец была грязная и чёрная, сами они были худенькие и маленькие, даже хуже прежних оставшихся овец в степи Элунь… Чень Чжэнь и Ян Кэ оба почти отказались от намерения продолжать ехать вперёд. Но им стало жаль, что воспоминания о красивой изумрудной степи в сердце будут засыпаны сухой пылью, что наждачная бумага будет их тереть.

Ян Кэ остановил машину у дороги, стряхивая с себя пыль, и сказал Чень Чжэню:

— Больше десяти лет назад я был очень занят, у меня не было времени вернуться в степь. Однако сейчас мои подчинённые все могут справиться самостоятельно с работой, и теперь я смог найти время. Но, говоря по правде, в душе я ещё боюсь смотреть в степь. Весной этого года Чжан Цзиюань приезжал в степь Элунь один раз, он много мне говорил, что степь постепенно превращается в пустыню. Я очень долго морально готовился, но не думал, что степь так быстро изменится, действительность превзошла моё воображение.

Чень Чжэнь похлопал по рулю и попросил:

— Дай мне поуправлять машиной… Отец Билиг умер больше двадцати лет назад, и мы своими глазами увидели дурные последствия, предсказанные им. Мы оба действительно должны вернуться в степь Элунь почтить его память. Та нора волчонка уже, может быть, действительно засыпана песками. Старая нора — единственный памятник в мире, оставленный волками, которые господствовали в степи тысячи и тысячи лет.

— Столетняя старая нора — самая крепкая ещё несколько сотен лет не обвалится, а прошло только чуть больше двадцати лет. Она такая глубокая, даже пески её не засыпят, — вздохнул Ян Кэ.

Чень Чжэнь тоже пригорюнился:

— Я ещё скучаю по Улицзи, очень хочу увидеть его, а ещё хочу обратиться к нему за советами по поводу теории изучения степных волков. К сожалению, он уж очень печалился о степи. После пенсии он сразу покинул степь, уехал в город, живёт у дочери и лечит свои болезни. В Китае нет демократического механизма в науке для конкурсного отбора достойных, честным и лучшим учёным не дают дорогу. И единственный специалист в Китае, который занимался изучением воинов, и тот уже не может работать. По-моему, пески государственной системы более страшны, чем жёлтые пески степи, именно они и являются настоящим источником гибели.

Джип проехал больше тысячи километров по сухой пыли и под жарким ветром, руки путников обгорели и болели, лишь тогда только они оба приблизились к степи Элунь. На другой день джип въехал в Элунь, они всё же увидели редкие пастбища. Степь Элунь была зелёная, но если чуть наклонить голову, то видно, что трава на пастбище очень редкая, можно разглядеть песчаную пыль и гравий на поверхности земли. А в прошлом под густыми травами был перегной из старозалежных трав, овечьего и лошадиного навоза, и даже ещё росли тонкие и длиные грибы с серыми шляпками. Чень Чжэнь вдруг вспомнил древние стихи о начале весны в степи, и он с горечью их продекламировал:

«Смотришь вдаль — видишь цвет травы, а близко — ничего не видно».

Они знали, что если поедут дальше, то там будет тысячелетняя древняя река, где вода по лошадиное колено, а иногда даже доходит до лошадиного живота. Прежде только грузовики могли перейти реку вброд, военные джипы проскакивали реку лишь по инерции, когда со всей мощью мчались к реке. Когда в степи наступал сезон дождей, эта река часто прерывала связь внешнего мира с пастбищем, иногда на целый месяц. Чень Чжэнь и Ян Кэ начали обсуждать, как перейти реку, но джип уже доехал до берега реки, когда они посмотрели вниз, то сразу обомлели. Когда они уезжали из степи, в старой реке ещё было стремительное течение, сейчас она обмелела — обнажились камни, на русле реки остался лишь мокрый крупный речной песок и щебень, поверхность пересохла, и было только несколько тонких извилистых ручейков, блестящих земляных червей. Джип легко перешёл реку, но у них на сердце стало ещё тяжелее.

Прошло немного времени, Чень Чжэнь с Ян Кэ как будто вошли на степное поле сражения: на широком пространстве Элунь везде были расставлены цементные сваи и железные сетки. Джип, как оказалось, шёл в проходе, образованном сооружениями. Чень Чжэнь внимательно смотрел сквозь железные сетки и заметил, что каждое пастбище, окружённое ими, занимает площадь в несколько сотен му, там трава выше, чем снаружи, но всё же по-прежнему просматривается песок:

— Вот это то, что называется «склад травы». После того как пастбища отдали в семейный подряд, каждая семья огородила пастбище для того, чтобы там рождались ягнята, а летом, осенью и зимой они не переезжали на сезонные пастбища, — сказал Ян Кэ.

Чень Чжэнь усмехнулся:

— На сколько хватит этого небольшого количества травы?

— Я слышал, что в эти годы все скотоводы стали уменьшать поголовье своего скота, некоторые уже уменьшили в два раза, — ответил Ян Кэ.

Ещё они проезжали мимо нескольких «складов травы», и оба заметили, что между каждыми были построены три-четыре дома из кирпича и с черепичными крышами, а также круглые сараи для ягнят. Но сейчас в домах никого не было, трубы не дымили, перед дверями не было собак и телят. Скотоводы, возможно, переехали на бесхозные пастбища в глубине гор, отогнали туда скот. Глядя на железные сетки в степи, Чень Чжэнь с тяжким раздумьем сказал:

— На этом пастбище, где разводят самых известных монгольских боевых лошадей, в прошлом ведь никто не боялся и не ставил железных сеток?

Друзья продолжали двигаться вперёд, они хотели скорее увидеть людей. Однако, обогнув хорошо знакомый горный хребет, достигнув мест, где раньше было управление пастбищ, увидели, что там везде пески и растёт редкая трава, беспорядочно снуют мыши, кругом мышиные норы, похожие на змеиные, около нор повсюду насыпаны кучки песка. Бывших строений из кирпичей уже не осталось. Кругом были только пески и мыши.

Чень Чжэнь вздохнул:

— В степи без волков королями стали мыши. Копают глубокие норы, запасают зерно. Кто говорит, что мыши не могут стать тиранами? Китайцы хотя и кричат, что их надо убивать, но подсознательно уважают мышей, ведь мышь среди зодиакальных знаков стоит на первом месте, и очень схожа по кругозору с маленьким крестьянским сознанием, способности к размножению и твердолобости.

Вдруг по дороге им попался монгольский парень лет пятнадцати-шестнадцати, ехавший на мотоцикле. Мотоцикл поравшялся с джипом и остановился. Чень Чжэнь с удивлением обнаружил, что у парня за спиной висит малокалиберная винтовка, а к мотоциклу сзади привязан убитый беркут, с которого ещё капает кровь. У Чень Чжэня в памяти промелькнул тот день, когда отец Билиг впервые увидел такую винтовку у офицеров. Он даже не мог подумать, что монгольские дети уже носят с собой такое оружие.

Ян Кэ спросил у парня, где живут Бату и Гасымай, и тот показал им в сторону границы:

— Проедете приграничное шоссе, увидите самую большую каменную овчарню — это и есть их дом.

Сказав это, он развернулся и помчался в другую сторону.

Джип поехал дальше по уже знакомой им двоим дороге. Когда проезжали гору, Чень Чжэнь пытался искать взглядом байбаков.