Хрустальный грот - Мэри Стюарт

Утер кивнул. Даже сейчас, в темноте, я видел, как блестят его глаза.

— И не смотри так, — прибавил я, — не то никто не поверит, что ты Горлойс, который уже много лет как женат.

Он рассмеялся. Я развернул коня и медленно поехал по склону, изрытому кроличьими норами, покрытому осыпями, поросшему кустарником, спускаясь в узкую долину, ведущую на берег моря.

Эта долина на самом деле всего лишь овраг, по которому бежит к морю небольшой ручей, шириной не более трех шагов и такой мелкий, что лошадь может перейти его вброд в любом месте. Долина кончается небольшим уступом, с которого ручей падает прямо на берег, усыпанный плоской галькой. Мы проехали, растянувшись цепочкой, по тропе — ручей бурлил слева от нас, на дне овражка, а справа был высокий склон, поросший кустарником. Поскольку ветер дул с юго-запада, а долина была глубокая и шла почти точно на север, мы оказались укрыты от непогоды, но кусты на краю оврага стонали на ветру, на тропу сыпались веточки. Но и без этого ехать было тяжело: кони, взбудораженные непогодой, чувствовали наше напряжение — по крайней мере, троих из нас: Кадаль был тверд, как скала, ему-то не надо было идти в замок, — и оттого упрямились и косили глазом; а тут еще каменистая тропа и темнота… Когда за четверть мили до моря мы свернули к ручью и стали переходить его вброд, моя лошадь, шедшая головной, прижала уши и заартачилась. А когда я подхлестнул ее и пустил мелким галопом по узкой тропе и из тени на тропу выступил человек, лошадь остановилась как вкопанная, встала на дыбы и забила копытами в воздухе, так что я подумал, что сейчас мы с ней опрокинемся назад.

Человек метнулся ко мне, схватил лошадь под уздцы и заставил ее встать на все четыре ноги. Лошадь стояла взмыленная, дрожа всем телом.

— Бритаэль, — назвался я. — Все в порядке?

Человек ахнул и шагнул вперед, пытаясь разглядеть меня сквозь тьму. Позади меня из ночи вынырнул серый жеребец Утера и остановился. Человек, державший мою лошадь под уздцы, неуверенно спросил:

— Господин мой Горлойс? Мы тебя не ждали сегодня. Что-то случилось?

Я узнал голос Ральфа и сказал, уже своим голосом:

— Ага, значит, в темноте мы все же сойдем за них?

Он шумно перевел дух.

— Да, господин… Я подумал было, что это и в самом деле Бритаэль. И еще серый конь… Это король?

— На одну ночь, — возразил я, — это герцог Корнуэльский. Все в порядке?

— Да, господин.

— Ну, тогда показывай дорогу. Времени мало.

Он взял моего коня под уздцы у самых удил и повел вперед. Это было очень кстати: опасная тропа, узкая и скользкая, вилась по крутому склону меж шелестящих кустарников; на незнакомой и напуганной лошади я по такой тропе и днем бы не поехал. Прочие следовали за нами. Лошади Кадаля и Ульфина шагали спокойно, а серый жеребец позади меня храпел на каждый куст и все норовил вырвать у всадника повод, но Утер усмирял своего коня, даже не особенно напрягаясь: он смог бы укротить и Пегаса.

Тут моя лошадь шарахнулась от чего-то, споткнулась, и, если бы не Ральф, я слетел бы под обрыв. Я выругался и спросил у Ральфа:

— Далеко еще?

— Шагов двести по берегу, господин. Там оставим лошадей. На мыс пойдем пешком.

— Клянусь всеми богами бурь, я буду рад оказаться под крышей! У вас были какие-нибудь сложности?

— Никаких, господин! — Ему приходилось кричать, чтобы я мог его расслышать, но бояться было нечего — в такую погоду вряд ли кто-нибудь услышал бы нас ближе чем за три шага. — Госпожа сама сказала Феликсу — это наш привратник, — что попросила герцога приехать к ней, как только он разместит свои войска в Димилиоке. Конечно, слух о том, что она беременна, уже разошелся, поэтому никто не удивился, что она просила его приехать, несмотря на то что королевские войска так близко. Она сказала Феликсу, что герцог войдет через потайной ход, на тот случай, если король уже выслал сюда своих шпионов. И попросила, чтобы он ничего не говорил солдатам, потому что они могут встревожиться, что герцог оставил Димилиок и свое войско теперь, но что король все равно не доберется до Корнуолла раньше завтрашнего дня… Феликс ни о чем не подозревает. Да и с чего бы?

— Привратник один у ворот?

— Да, но в караулке еще двое стражников.

Ральф уже рассказал нам, как выглядит потайной ход. Это была маленькая дверь в нижней части наружной стены замка, и от нее начиналась длинная лестница, которая шла направо вдоль стены. На середине лестницы была широкая площадка, на которую выходила дверь караульной. Дальше снова лестница, и наверху — потайная дверь, ведущая в покои.

— А стражники знают? — спросил я.

Ральф покачал головой.

— Мы не решились, господин. Герцог лично отбирал всех, кого оставил с госпожой Игрейной.

— А много ли света на лестнице?

— Один факел. Я позаботился о том, чтобы он давал больше дыма, чем света.

Я оглянулся через плечо на серого коня, казавшегося призраком в темноте. Ральфу приходилось кричать, чтобы я мог расслышать его за воем ветра, бушевавшего наверху, и подумал, что король захочет узнать то, о чем мы говорили. Но Утер молчал — он не открывал рта с самой дороги. Похоже, он действительно решился довериться времени. Или мне.

Наклонившись через шею лошади, я обратился к Ральфу:

— Пароль есть?

— Пароль — «Паломник». И госпожа прислала кольцо, которое королю нужно надеть. Герцог его носит иногда. А вот и конец тропы. Видишь? Там довольно крутой спуск на берег.

Он придержал мою лошадь, потом мы спустились вниз, и подковы коня заскрипели по гальке.

— Господин, коней мы оставим здесь.

Я спешился с радостью. Насколько я мог видеть, мы находились в маленькой бухте, прикрытой от ветра большим мысом слева от нас, но волны, выкатывающиеся из-за мыса и разбивающиеся о прибрежные скалы, были огромные; они налетали на камни с грохотом, подобно сошедшимся в гневе воинствам, и выплескивались на гальку длинными языками белой пены. Наш ручей падал к морю с утеса двумя длинными водопадами, струи которых разметались на ветру, словно пряди волос. За этими водопадами, под нависшей стеной главного утеса, было укрытие для коней.

Ральф указал на большой мыс слева.

— Тропа там. Скажи королю, чтобы он шел за мной и не отставал. Один неверный шаг — и «мама!» крикнуть не успеешь, как тебя унесет течением дальше западных звезд.

Серый остановился рядом с нами, и король спрыгнул наземь. Я услышал, как он рассмеялся — резким, торжествующим смехом. Он бы радовался, даже если бы в конце этого ночного пути его не ждала награда. Опасность сама по себе опьяняла Утера сильнее вина. Двое других подъехали и спешились. Кадаль взял коней под уздцы.