Восхождение. Кромвель - Валерий Есенков

— Я бы желал знать, какой властью я призван сюда? Совсем недавно я находился на острове Уайт и вёл переговоры с парламентом, обеспеченный общим доверием лордов и общин. Мы почти установили все условия мира. Так вот, я желал бы знать, кто дал вам власть, я разумею законную власть, потому что на свете есть много незаконных властей, например, власть воров и разбойников на больших дорогах. Повторяю, я желал бы знать, какой законной властью я вырван оттуда, какой законной властью меня возят с места на место и с какими намерениями? Когда мне укажут на эту законную власть, только тогда я смогу отвечать.

Брэдшоу не был смущён:

— Если бы, сэр, вам было угодно обратить внимание на слова, которые были произнесены судом, когда вы вошли сюда, вы бы знали, что это за власть. Мы судим вас именем народа Англии, который избрал вас в короли. Его именем мы требуем, чтобы вы отвечали.

— Нет, сэр, я возражаю.

— Если вы не признаете законность суда, суд начнёт процесс против вас.

— Хорошо, я вам отвечу. Англия никогда не была избирательным королевством. Уже около тысячи лет она является королевством наследственным. Теперь скажите же мне наконец, какой властью я призван сюда? Я готов поддерживать законные привилегии нижней палаты, но где же лорды? Я не вижу здесь лордов, а в Англии без лордов парламента нет. Потом был бы нужен также король. Разве так монарха приводят к парламенту?

— Хорошо, сэр. Суд выслушал вас. Уведите арестованного. Суд откладывается до понедельника.

Король вышел с тем же конвоем. Его сопровождали возгласы в переходах Вестминстера:

— Суд и казнь!

— Бог и король!

Однако ни в понедельник, ни в другие дни суд не сдвинулся с места. Диалог Брэдшоу и короля то и дело грозил перейти в перебранку. Карл отказывался отвечать на вопрос, признает ли он вину, и требовал указать ему на законные полномочия трибунала, а Брэдшоу повторял о полномочиях, данных народом Англии этой десятой части нижней палаты, и требовал прямого ответа.

Двадцать седьмого января состоялось последнее заседание. Ещё не заняв своё кресло, государь обратился к суду:

— Я попрошу позволения сказать одно слово и надеюсь, что не подам повода прерывать меня.

— Вы сможете говорить, когда придёт ваш черёд. Сначала вы должны выслушать суд.

— Сэр, с вашего позволения, я желаю, чтобы мне дали слово. Непосредственный приговор...

— Вас выслушают, сэр, в своё время.

И Брэдшоу стал говорить:

— Милорды, всем хорошо известно, что арестанта, стоящего здесь перед вами, уже несколько раз приводили в верховный суд, чтобы он ответил на обвинение в государственной измене и в других великих преступлениях, выдвинутых против него от имени английского народа...

С галереи его прервал голос леди Ферфакс:

— В этом не участвовало и половины народа! Где видите вы народ? Откуда известно, согласен ли он? Оливер Кромвель изменник!

Офицер охраны вскричал:

— Солдаты! Стреляйте в неё!

На галерее сделался шум. Солдаты с трудом восстановили порядок. Брэдшоу сказал свою речь. Секретарь прочитал приговор: смертная казнь через отсечение головы. Брэдшоу поднялся:

— Вот мнение, акт и единогласный приговор суда.

Все эти дни члены трибунала молчали, молчал вместе с ними и Кромвель. Теперь, в знак согласия они встали, и Кромвель встал вместе с ними. Король внезапно заговорил:

— Сэр, угодно ли вам выслушать меня?

Брэдшоу остался неколебим:

— Сэр, после произнесения приговора вы не можете говорить.

Король растерялся:

— Я могу говорить, когда приговор объявлен... Как вам угодно, сэр... Я всё-таки могу говорить... Позвольте... Погодите... Приговор, сэр... Мне не дают говорить! Какое же правосудие ждёт остальных?..

Его окружили солдаты. Он вынужден был покинуть залу суда. В переходах Вестминстера снова кричали:

— Суд и казнь!

— Да сохранит Господь короля!

Его провели через сад. Оставшись один, он обратился к слуге:

— Мои приближённые и приверженцы захотят увидеть меня. Я им благодарен за это. Но время моё кратко и дорого. Я хочу позаботиться о душе и надеюсь, что они не обидятся, если я приму только детей. Самая большая услуга состоит в том, чтобы обо мне помолились.

Двадцать восьмого числа к нему допустили епископа Джексона. Епископ хотел выразить ему своё соболезнование, но король его оборвал:

— У нас нет времени на такие занятия. Подумаем о нашем великом деле. Я должен приготовиться предстать перед Голодом, Которому скоро должен буду отдать отчёт. Я надеюсь, что этот переход совершу спокойно и что вы не откажетесь напутствовать меня. Не будем говорить об этих несчастных, они жаждут моей крови и получат её, да будет воля Господня! Я благодарю Господа, я прощаю всех от всего сердца...

И весь день он провёл в тихой беседе с епископом. Двадцать девятого числа к нему привели младших детей: принцессу Елизавету и герцога Глостера. Дети заплакали. Король посадил их на колени, утешил, как смог, разделил между ними свои бриллианты, указал дочери, что читать, чтобы укрепиться в истинной вере, просил передать ей матери, что он всем простил.

День перед казнью Карл провёл в посте и молитве, в день казни встал очень рано, одеваясь, попросил слугу сменить рубашку на более тёплую: был самый конец января, было холодно, он мог задрожать и боялся, что его дрожь примут за страх. Перед самым рассветом к нему привели епископа Джексона. Епископ стал читать двадцать седьмую главу из Евангелия от Матфея. Узник спросил:

— Может быть, вы избрали эту главу потому, что она больше других подходит к моему положению?

Джексон смутился:

— Ваше величество, вы можете посмотреть в календарь: это глава на нынешний день.

В десять часов в дверь постучали. Его вывели в сад. Несколько рот пехоты ожидали с развёрнутыми знамёнами. Они двинулись под бой барабанов. Всю дорогу король перебрасывался словами с епископом. Он говорил с ним о похоронах и о тех, кому поручить заботы о них. Лицо его было покойным.

Его привели в Уайт-холл. Он прошёл обеденной залой, в её стене был пробит выход. Карл появился в этом окне и ступил на помост, обитый чёрным сукном. У плахи с воткнутым топором стояли в масках два палача. Тысячи голов громоздились друг на друга внизу. Серый морозный пар исходил из тысяч. Над площадью поднимался туман. Вокруг эшафота толпился народ, любопытный и праздный, в этот момент одинаково равнодушный к судьбе Англии и к судьбе её короля. Над толпой стоял ровный шум: кто-то смеялся, кто-то говорил о своих делах, о погоде, о холоде, о ценах на хлеб.

Седые волосы приговорённого развевались по ветру. Палач попросил убрать их под шапочку. Он сделал это, снял плащ и крест святого Георгия и попросил палача поставить плаху потвёрже, чтобы ему не было больно, затем прочитал молитву, встал на колени, прошептал несколько слов, положил голову и протянул руки в сторону в знак того, что готов к смерти. Топор сверкнул, голова отделилась от туловища. Палач поднял её и прокричал:

— Вот голова государственного преступника!

Стон прошёл по толпе. Люди, мешая друг другу, бросились к эшафоту, чтобы успеть смочить свои платки кровью: это приносит счастье, согласно поверью.

Тело казнённого положили в приготовленный гроб. Поздним вечером в залу, минуя посты, вошёл человек, закутанный в плащ. Это был Оливер Кромвель. Он долго смотрел на покойника, потом взял в руки мёртвую голову и в тяжёлом раздумье негромко сказал:

— Это тело было сложено хорошо, для долгой жизни.

Гроб с телом стоял в Уайт-холле семь дней. Шестого февраля в полном молчании несколько человек подняли гроб и перенесли на руках в Виндзор, в капеллу святого Георгия.

«Тогда они вошли в церковь для того, чтобы выбрать место для могилы, но когда вошли, то не узнали всем хорошо известного храма, до такой степени в нём всё изменилось. Надгробия были сдвинуты и перемещены, надписи стёрлись так, что трудно было разобрать, кто и где здесь лежит и в каком месте похоронены английские короли. Не было сторожа и никого из служителей. Случайно оказавшийся горожанин показал им склеп, в котором лежало тело короля Генриха VIII и королевы Джейн Сеймур. Устроив могилу как можно ближе к этому месту, опустили в него тело короля Карла без каких бы то ни было церемоний, если не считать истинного горя и слёз всех, кто здесь стоял. На крышке гроба была прибита серебряная пластинка с простой надписью «Король Карл, 1649». Когда гроб был опущен в могилу, на него накинули покров чёрного бархата, поверх которого насыпали землю. На похоронах присутствовал комендант замка. Он засвидетельствовал, что они произведены были как должно, а затем запер капеллу, и без того редко кем посещаемую, и унёс ключ с собой...»

ХРОНОЛОГИЧЕСКАЯ ТАБЛИЦА