Социализм. Экономический и социологический анализ - Людвиг Мизес

Система страхования по безработице создавалась на основании той же логики, что и система страхования по болезни и от несчастных случаев. Безработицу рассматривали как неудачу, обрушивающуюся на человека подобно лавине, накрывающей долину. Никому не пришло в голову, что правильнее говорить о страховании заработной платы. Ведь то, о чем сожалеет безработный, -- не работа, а вознаграждение за работу. Не понимают, что дело вовсе не в том, что "безработные" вообще не могут найти какую-либо работу, а в том, что они не желают работать за ту заработную плату, которая предлагается на рынке труда за то, что они могут и хотят делать.

Ценность системы страхования по болезни и от несчастных случаев потому проблематична, что застрахованный может быть заинтересован в создании или обострении ситуации, с которой связана выплата страховки. В случае страхования по безработице страхуемая ситуация наверняка не может возникнуть, если застрахованный сам этого не захочет. Если бы он не вел себя как член профсоюза, а снизил бы требования, изменил место жительства или профессию в согласии с требованиями рынка труда, то тогда смог бы найти работу. Пока мы живем в реальном мире, а не в стране беспредельной мечты, труд остается редким благом. Иными словами, спрос на труд будет всегда. Безработица -- проблема заработной платы, а не работы. От безработицы так же нельзя застраховать, как, например, от затруднений со сбытом товаров.

Это, конечно, неправильный термин -- страхование от безработицы. Статистически обосновать такой вид страхования невозможно. Многие страны осознали это и отбросили слово "страхование" или, по крайней мере, игнорируют выводы из него. Теперь речь идет о незамаскированной "помощи". Она позволяет профсоюзам поднимать заработную плату до такого уровня, что только часть желающих работать может найти рабочее место. Помощь безработным и есть то самое, что порождает безработицу как постоянное явление. В настоящее время многие европейские страны отпускают для этой цели суммы, существенно превосходящие бюджетные возможности.

Тот факт, что почти в каждой стране существует постоянная массовая безработица, рассматривается общественным мнением как твердое доказательство, что капитализм не способен решать экономические проблемы, а значит, необходимы правительственное вмешательство, тоталитарное планирование и социализм. Этот аргумент делается неотразимым, когда люди вспоминают, что единственная большая страна, которая не страдает от безработицы, -- это коммунистическая Россия. Логическая сила этого аргумента, однако, очень слаба. Безработица в капиталистических странах существует потому, что политика правительств и профсоюзов направлена на поддержание такого уровня заработной платы, который не соответствует существующей производительности труда. Действительно, сколько можно видеть, в России нет широкомасштабной безработицы. Но уровень жизни русского рабочего много ниже, чем получателя пособия по безработице в капиталистических странах Запада. Если бы британские или другие европейские рабочие согласились на заработную плату более низкую, чем в настоящее время, но все-таки в несколько раз превышающую зарплату русского рабочего, безработица исчезла бы и в этих странах. Безработица в капиталистических странах не доказывает неэффективности капиталистической экономики, так же как отсутствие безработицы в России не доказывает эффективности коммунистической системы. Но тот факт, что массовая безработица существует почти в каждой капиталистической стране, есть самая значительная угроза сохранению капиталистической системы. Постоянная массовая безработица разрушает моральные основы общественного порядка. Молодые люди, завершившие обучение и обреченные на досуг, представляют собой "закваску" для большинства радикальных политических движений. Из них рекрутируются солдаты грядущей революции.

В этом трагизм нашей ситуации. Друзья профсоюзов и политики пособий по безработице честно верят, что нет другого способа поддерживать приличные условия жизни масс, чем политика профсоюзов. Они не видят, что в длительной перспективе все усилия удержать заработную плату на более высоком уровне, чем диктуемый предельной производительностью труда, ведут к безработице, а пособия по безработице только увековечивают ту же безработицу. Они не видят, что помощь жертвам -- пособия по безработице и общественные работы -- ведет только к проеданию капитала, а оно со временем отзовется дальнейшим снижением уровня заработной платы. Ясно, что при настоящих условиях нет возможности уничтожить одним ударом пособия по безработице и другие, менее важные способы помощи безработным, например общественные работы. Одна из неприятнейших черт государственного вмешательства та, что очень трудно повернуть процесс в обратную сторону: отказ от вмешательства создает проблемы, которые почти невозможно разрешить удовлетворительным образом. Сейчас величайшая проблема интервенционизма -- как найти выход из лабиринта интервенционистской политики. Ведь то, что делалось в последние годы, есть лишь попытка замаскировать результаты экономической политики, которая привела к снижению производительности труда. Теперь необходим в первую очередь возврат к политике, которая бы обеспечивала рост производительности труда. Это предполагает, конечно, полный отказ от протекционизма, от налогов на импорт и импортных квот. Нужно восстановить условия, при которых труд мог бы свободно перетекать из отрасли в отрасль, из страны в страну.

Не капитализм несет ответственность за зло постоянной массовой безработицы, а политика, которая парализует работу капитализма.

Либерализм устранил государственное производство товаров и государственную собственность в народном хозяйстве. Почтовая служба была едва ли не единственным исключением из общего правила, что средства производства должны находиться в частных руках, а все виды хозяйственной деятельности должны вестись исключительно частными лицами. Защитники этатизма преодолели массу трудностей, чтобы обосновать целесообразность национализации почтовой и тесно с ней связанной телеграфной службы. На первое место они выдвигали политические аргументы. Но при обсуждении всех за и против государственного контроля почты и телеграфа обычно смешивают две вещи, которые следовало бы рассмотреть раздельно: вопрос о единстве сети услуг и о передаче этой сети государству. Никто не отрицает, что почта и телеграф являют превосходные возможности для объединения, и даже при полной свободе неизбежно образование трестов, что приведет фактически к монополиям, охватывающим по меньшей мере определенные края. Ни в каких других предприятиях преимущества концентрации не видны так ясно. Но из признания этого никак не следует, что именно государство должно получить законную монополию на предоставление таких услуг. Легко показать, что государственное управление неэкономично, что оно медлительно в деле расширения сети распространения писем и посылок и что нужно преодолеть немалые трудности, чтобы понудить его к улучшению деятельности. Но и в этой сфере огромный прогресс был достигнут по инициативе частных предпринимателей. В основном частным предприятиям мы обязаны развитию широкомасштабной системы телеграфа: в Англии телеграфная сеть была национализирована только в 1869 г., а в США она до сих пор в руках акционерных компаний. Подводные кабели большей частью принадлежат частным предприятиям. Даже немецкий этатизм колебался, не "освободить" ли государство от сотрудничества с частными предприятиями при прокладке подводного кабеля. Либералы того времени также защищали принцип полной свободы в оказании почтовых и телеграфных услуг и с немалым успехом вскрывали недостатки государственных предприятий [457*]. То, что, в конце концов, эти отрасли не были денационализированы, следует приписать только тому обстоятельству, что обладатели политической власти нуждались в почте и телеграфе для господства над общественным мнением.

Армейские власти, которые повсюду достаточно неприязненны к предпринимателям, признали их превосходство, передав им заказы на изготовление оружия и снаряжения. Значительный прогресс военной техники начался с момента, когда, частные предприятия взялись за производство вооружений. Государство не могло отрицать, что предприниматели производят лучшее оружие, чем государственные служащие; доказательство этого на полях сражений было столь убедительным, что просветило даже самых упрямых сторонников государственной промышленности. В XIX столетии государственные арсеналы и верфи почти полностью исчезли либо были преобразованы в простые склады, а их место заняли частные предприятия. Защитники этатизма в парламенте и в литературе, требовавшие национализации оружейной промышленности, мало преуспели даже в период расцвета этатистской идеологии перед первой мировой войной. Генеральные штабы хорошо понимали преимущество частных предприятий.