Древний Рим - Владимир Миронов

Портрет римского сенатора

Что такое власть камарильи – наиболее наглядно и продемонстрировал Рим… Сенат разросся и превратился «в безобразную и беспорядочную толпу – в нем было больше тысячи членов и среди них люди самые недостойные, принятые после смерти Цезаря по знакомству или за взятку». В народе их называли «замогильными» сенаторами». Так сенат вернулся к прежней численности. Эта чиновная рать заботилась лишь о деньгах, своем благополучии. Марциал писал:

Ты шестьдесят поутру обиваешьпорогов, сенатор,Я же при этом кажусь всадникомпраздным тебе,Из-за того, что ни свет ни заряне бегу я по РимуИ поцелуев домой тысячи я не тащу.Все это делаешь ты, чтобы консуломстать, чтобы правитьИль нумидийцами, ильв Каппадокийской земле…………… Нет, лучше, по мне, голодать,Если мне плата – обед, тебе же —провинция плата,Если за то же, что ты, я получаю не то!

Обратимся к событиям конца II в. н. э. и сделаем еще одну зарисовку. Скажем, вот к власти пришел император Пертинакс. Сын вольноотпущенника, он вроде был так близок к простому народу, что дальше некуда. Прогрессивный политик. Выдвинулся Пертинакс во время Парфянской войны и своей карьерой был обязан исключительно служебному рвению. Храбрый и умелый солдат, он был легатом, императорским наместником, проконсулом и вторым консулом вместе с Коммодом. Кстати, и к власти он не рвался, потому что был богат и занимался ростовщичеством, что не к лицу солдату. Но рим-ская армия к тому времени стала уже другой.

Мост Святого Ангела

Начинал он свое правление достойно. Пертинакс разрешил всем в Италии и в других странах занимать невозделанные, необработанные земли, хотя бы они и были собственностью императора. Возделывавший землю становился хозяином. Мало того, даровал тем, кто работал на земле, на 10 лет освобождение от всех податей и вечное владение. Он запретил обозначать его именем императорские владения, сказав, что те являются не частной собственностью царя, а общей народной собственностью Римской державы. Вообще при нем установились свободные порядки. Он сурово карал доносчиков. В обхождении с людьми был скромным и любил равенство. Даже своего сына он не ввел в императорский дворец. Тот оставался в отеческом доме и посещал обыкновенные школы и гимнасии для частных лиц, где все делал наравне с остальными, не выставляя свою значимость. Он отказался от предоставления жене звания Августы (хотя и был назван «отцом отечества»), приструнил преторианцев, установил в их рядах жесткую дисциплину. Тем это не нравилось, они стали роптать. Если Коммод во всем потворствовал им, то Пертинакс держал всех в жесткой узде и не позволял своевольничать. Поэт Ювенал писал о том, как мог распоясаться римский вояка:

Кто преимущества все перечислит…службы военной?Прежде всего назовем вообщеудобства, из коихНемаловажно и то, что тебяне посмеет ударитьШтатский: напротив, удар получив,он сам его скроет.Выбитый зуб показать не осмелитсяпретору либоЧерную шишку, синяк, на лице егобитом распухший,Или подшибленный глаз, что,по мненью врача, безнадежен.

По логике вещей такое поведение вождя должно было вызвать воодушевление народа. Но дело в том, что ему досталось в наследство запустение последних 30 лет. Приходилось закручивать гайки. Иначе нельзя было выйти из той бездны, в которую страну бросили предыдущие правители. Но ведь те правили не одни… Вокруг них была целая банда, которая преспокойно продолжала наслаждаться преимуществами власти и положения после того, как «враг отечества» Коммод был убит. Пертинакс был честным воином. Он даже отказался от пользования имуществом, конфискованным Коммодом, большую его часть вернув прежним владельцам. Может, и наш Пертинакс вернет большую часть имущества Родине!

Военная камарилья

Но ему следует помнить, что случилось с римлянином… Телохранители, люди из ближнего круга прежнего (убитого) императора, его возненавидели. Ведь притом они привыкли проводить время в распутстве и пьянках. Строгий правитель стал для них «несносным и ненавистным». Они мечтали о том, чтобы кто-либо вернул им прежний неограниченный, разнузданный произвол. Эта банда убила разумного и строгого правителя (193 г. н. э.). А ведь этого могло и не случиться, если бы он вовремя избавился от окружения прежнего государя-преступника.

Увидев, что народ молчит (и никто не осмеливается мстить за кровь государя), заговорщики тут уж окончательно распоясались, заявив, что они готовы продать высшую власть в стране любому, «кто даст больше денег, и с помощью оружия беспрепятственно привести его в императорский дворец». Новый цезарь Юлий устроил пир у еще не остывшего трупа. С тех пор, отмечает Геродиан, «впервые стали портиться нравы воинов, и они начали ненасытно и постыдно стремиться к деньгам и пренебрегать подобающим уважением к правителям». Так римская политическая и военная элита стала почти открыто торговать властью за деньги.

Главная клоака

Многие из этих опасных и губительных черт развивались в римском обществе с достаточно давних времен. Нельзя назвать какую-то точную временную точку: мол, до этого времени держава была крепка, а вот отсюда стала разрушаться. Такие процессы, как правило, носят длительный характер. Могущество Рима уже делало его алчным, презрительным, самовлюбленным, грубым, жестоким… В людях развилась страсть к господству, тирании, богатству и корыстолюбию. В обществе стали проявляться все симптомы разложения: элита роскошествует, армия развращается и изнеживается, молодежь мыслит только об удовольствиях и богатстве, корысть овладела всеми, мужчины и женщины забыли скромность и стыд, грабежи, разбои, преступления, разврат становятся обычным явлением. Элементы разложения и падения нравов золотой молодежи видны у Катилины, которого сопровождала «свита из пороков и преступлений». Об этом говорил Саллюстий. Хотя творцом теории упадка, вероятно, был Посидоний. Интересно то, что если Полибий считал, что любое государство подчинено неотвратимым органическим законам становления и уничтожения, то Посидоний видел в ином причины краха и падения нравов. Пока существовала мощная внешняя угроза в лице Карфагена, пока римскому обществу грозила большая опасность, римляне еще держались. Но как только карфагенский фактор (metus punicus) перестал существовать, напряжение национальной пружины ослабло. Народ стал на путь порока. Честолюбие, богатство, страсти заняли место долга, совести, мужества, ответственности. Попытки Катона восстановить нравы предков (mores maiorum) ни к чему не привели. В Риме возобладали «губительные гнусные новшества».

Если позволить себе сравнение, то вся система власти в Римской империи всё более походила на зверинец с дикими, вечно голодными львами, которые живут в одной большой золоченой клетке. Стоит ли удивляться, что фортуна раньше или позже должна была отвернуться от Рима. Аристотель писал: «Самонадеян тот, кто уверен в своем превосходстве и в том, что ничего дурного с ним не случится». Если жизнь перестает цениться, если негодяи и их прихвостни стали первыми лицами, а угнетение народов переходит все мыслимые и немыслимые границы, если блудницы продают себя у стен храмов и на святых площадях, если в стране благоденствует лишь кучка царствующих господ, их окружение и лишенные принципов политические проститутки, конец этой деспотии близок.

Известно высказывание философа Сенеки, где говорится о пройденных Римом «возрастах»: детстве при царях, отрочестве, длившемся с изгнания царей до конца 2-й Пунической войны, когда, набрав силы, Рим «стал юношей» и, распространив свою власть до таких пределов, что уже не с кем стало воевать, обратил свои силы против самого себя. Это и стало началом его губительной болезни, началом его слабости и неизбежной в этом случае деградации. Рим, терзаемый внутренними беспорядками, вновь вернулся к правлению одного, как бы «впав в детство». Утратив свободу, которую защищал Брут, Рим быстро стал стариться. Он уже не мог себя поддерживать иначе, как опираясь на костыли в лице своих правителей. Костыли имперской власти оказывались ненадежными.

Мессалина на бегах колесниц в цирке

Вероятно, в жизни всех стран случаются периоды взлета и падения. Вопрос в том, от чего зависят те или иные фазы развития, что стало истинной причиной позитивных или, напротив, роковых и трагических перемен? Может, прежде всего дело в том, что «мы становимся непохожими на своих предков» (Ливий)? Налицо нравственное вырождение правящего класса Рима. Э. Роттердамский в «Воспитании христианского государя» абсолютно справедливо заметил: «Если истинно сказал Гомер, что не дело спать целую ночь государю, которому вверено столько тысяч людей, на котором лежит груз стольких дел, если не без этой мысли Вергилий придумал таким своего Энея, откуда, спрашиваю, ты взял, что государю можно проводить дни напролет в праздности, даже терять большую часть жизни на игру в кости, пляски, охоту, шутов и еще более вздорные пустяки? Государство разрушают заговоры, терзают войны, оно полно разбойников, неумеренный грабеж толкает простых людей к голоду и петле. Слабых (людей) угнетает неправедная знать; продажные чиновники поступают не по закону, а как им захочется, и среди этого, словно на отдыхе, государь забавляется игрой в кости. Нельзя дремать тому, кто находится у кормила…»