Генерал-адмирал. На переломе веков - Роман Злотников

В общем, я решил сделать ставку на южан. И она полностью себя оправдала. Созданное на мои деньги детективное агентство Юджина Карпентера, выходца из Атланты и бывшего капитана вооруженных сил САСШ, получившего ранение на Кубе и комиссованного подчистую, зарекомендовало себя выше всяческих похвал. Первоначально агентство с многозначительным названием «Юг» специализировалось исключительно на предоставлении охранных услуг, но довольно быстро набрало вес и авторитет, расширило сферы деятельности и сейчас уже стало обслуживать и сторонних клиентов, составив конкуренцию самому Пинкертону.

Выиграв у наших оппонентов войну (пусть и финансовую), мы мало-помалу начали выигрывать у них и мир. В чем нам, кстати, очень помогла свара между англичанами и американцами за контроль над Трансваальскими золотыми приисками. Американцы утверждали, что теперь компания принадлежит им, поскольку созданный под это дело консорциум владеет девяносто семью процентами акций. Англичане же заявляли, что никакой такой компании Трансваальские золотые прииски не существует, поскольку не существует государства, давшего этой компании права на разработку недр.

Свара, постепенно разгораясь, тянулась около года, до того момента, когда американский управляющий, посланный в Трансвааль, был подло убит англичанами. После чего ситуация взорвалась, и у наших американских недругов образовалась такая головная боль, что им стало не до нас… То есть англичане-то утверждали, что американский управляющий был убит бурами. Но американцы как-то выяснили, что пуля, прикончившая его, была выпущена из «ли-энфилд». И англичане так и не смогли внятно объяснить, с какого бодуна бурам именно в этот один-единственный раз вздумалось стрелять из говенной английской винтовки вместо своей привычной и куда более точной, надежной и удобной «руски». Короче, невнятным объяснениям англичан никто в САСШ не поверил.

В общем, все шло более или менее хорошо… Ну, я так считал до сегодняшнего дня, пока Канареев не доложил мне о том, что Эшли убили.

Хотя сегодняшний день у меня был заполнен до отказа, я спустил все свои дела, фигурально выражаясь, в унитаз, провалявшись в спальне и яростно страдая от непереносимого желания напиться, понимая, однако, что пока этого делать нельзя. Сначала следовало запустить процесс реакции на этот вызов, явно брошенный лично мне. О наших взаимоотношениях с Эшли Лоутон было известно очень небольшому кругу людей, но я был совершенно уверен, что уж наши-то противники информацию накопали.

Совещание того, что можно было назвать «антикризисным штабом», я собрал в семь часов вечера. Вопреки тому что в прийти в себя мне так и не удалось. Я даже не ожидал, что смерть Эшли произведет на меня такое впечатление. Не мальчик уже, дважды не мальчик и во всякие любови не очень-то верю. Да и не жена она была мне и не мать моих детей, а вот поди ж ты… По-этому началось совещание не совсем адекватно. Когда я задал вопрос, что мы будем делать, Канареев твердо ответил мне:

— Всё, что вы только пожелаете.

— Всё? — криво усмехнулся я, почувствовав, как внутри снова поднялась волна глухой ярости.

— Всё, — твердо ответил Канареев.

И, окинув взглядом сидевших за этим столом, я увидел, что их глаза смотрят на меня спокойно и прямо.

— Всё… — вновь повторил я и глухо скрипнул зубами. — Вот дьявол, сейчас мне очень хочется, чтобы убили всех — Рокфеллера, Херста, Лееба, Моргана, Вандербильта, Куна и еще сотню человек, в надежде на то, что среди тех, кого прикончат, точно окажется тот, кто отдал приказ убить Эшли. И тот, кто молчаливо одобрил это. И тот, кто знал, что такой приказ существует или хотя бы догадывался, но ничего не сделал, чтобы остановить их. И тот, кто сам хотел сделать это, но не успел, или испугался, или пожалел денег, но хотел, сука, хотел! — Я оборвал себя и шумно выдохнул.

Все молча смотрели на меня.

— Но я не могу, не имею права, — чуть отдышавшись, продолжил я. — Поэтому нам надо решить, что мы действительно можем сделать и как это сделать так, чтобы то, что мы сделаем, не пошло во вред ни нам, ни стране. То есть, во-первых, мы должны точно, слышите, совершенно точно установить, кто действительно убил Эшли Лоутон. Сбором информации займетесь вы, Викентий Зиновьевич, и вы, Яков Соломонович. И искать будете с двух сторон. Викентий Зиновьевич будет рыть землю в поисках исполнителей и их связи с заказчиками своими привычными методами, а Яков Соломонович оценит, кто понес от действий леди Лоутон и наших наибольшие потери, а также кто в деловом мире был настроен к ней наиболее негативно. Вполне возможно, в конце концов эти заходы с противоположенных сторон приведут к одной точке. А если и нет, я не сомневаюсь, что они дополнят друг друга. — Я сглотнул и продолжил: — Далее, кроме непосредственно виноватых в смерти Эшли Лоутон, которые заслуживают самого сурового наказания, мы, несомненно, выявим и некоторое количество тех, кто тоже виноват, но не настолько, чтобы заслуживать смерти. Мы возьмем на заметку и их. И сделаем так, чтобы они тоже пожалели о том, что оказались как-то замешаны в этом деле. Потому, Яков Соломонович, помимо всего того, что вы будете делать в САСШ для розыска людей, замешанных в гибели Эшли Лоутон, постарайтесь подготовить почву и для этого. — Я скрипнул зубами, а затем, развернувшись, подошел к кувшину с водой, стоявшему на столике в углу кабинета, налил стакан и залпом выпил, слыша, как мои зубы стучат о стеклянный край. Это помогло мало, ну да хоть как-то… — Далее, мы должны решить, как именно накажем тех, кто заслуживает самого сурового наказания. Что это будет — пуля, нож, яд… Как ее убили?

Канареев вскочил, будто юный подпоручик перед полковником.

— После окончания спектакля она вышла из «Форти-Сикс-стрит», одного из бродвейских театров, и подошла к двери своего автомобиля. В этот момент к ней приблизился довольно хорошо одетый мужчина, достал револьвер и трижды выстрелил в упор. Свидетели сообщили, что слышали, как он кричал нечто вроде «трансваальская сука» и «русская подстилка»… — Тут Канареев осекся, увидев, как изменилось мое лицо.

Я несколько мгновений крепился, затем не выдержал и глухо зарычал. Все сидевшие за столом побелели. Ну еще бы, таким они меня никогда не видели. Да я сам, блин, себя таким никогда не видел!

Слегка успокоившись, я быстро свернул совещание, повелел всем присутствующим подготовить предложения в рамках уже изложенного мною, и вернулся в спальню, где меня ждала литровая бутыль шустовского коньяка. В тот вечер я вылакал ее в одно рыло.

Утро началось хреново. Литр коньяка на нос да почти без закуски — в моем возрасте все-таки очень и очень много. Но дело было даже не в этом. Во-первых, меня разбудили. Представьте себе, каково это — быть разбуженным при таком похмелье. И во-вторых, меня разбудил не кто-нибудь, а сам государь-император, который приехал с женой, дабы выразить мне свое самое горячее сочувствие… Сей факт привел меня в еще более дурное настроение, поскольку явно свидетельствовал о том, что в моем окружении есть стукач. Причем на достаточно высоком уровне. Ибо наблюдать мою вчерашнюю неадекватность мог только близкий круг людей, а доступ к информации о ее причинах имел еще более близкий. Кроме того, столь быстрое появление государя в моем дворце со словами соболезнования означало, что стукач рядом со мной стучит на самый верх. То есть если и не лично Николаю, то как минимум тому, кто имеет право внеочередного доклада императору. И не то чтобы я так уж этому поразился — ну ясно же, что, если секретная служба государства не имеет возможности негласно контролировать фигуру, подобную мне, это не говорит ни о чем ином, кроме как о полной некомпетентности подобной секретной службы. Да и не сказать, чтобы контроль меня так уж сильно напрягал. Наоборот, я считал его даже полезным. Николаю и так наушничают про меня все кому не лень, начиная с Витте и заканчивая бароном Фредериксом, а если почитать «прогрессивную» прессу… Так что поступление из моего окружения более-менее правдивой информации о моих действиях и их настоящих мотивах было скорее благом, чем недостатком. Но все-таки иметь стукача в самом ближнем круге — это не «комильфо», совсем не «комильфо»…