100 великих сокровищ России - Николай Непомнящий

Версия первая — «огненная». Бесценные рукописи сгорели в одном из московских пожаров.

Деревянная Москва действительно полыхала больше, чем того хотели бы археологи и историки. В течение каждых 100 лет в городе было более 70 достаточно крупных пожаров, уничтожавших дома, церкви, людей, утварь. Поэтому о жизни и быте москвичей в XV–XVII веках известно гораздо меньше, нежели о жителях каменных городов средневековой Европы.

Скорее всего, говорят сторонники этой версии, либерея сгорела в 1547, 1571 или 1611 годах. Именно тогда Москва наиболее сильно пострадала от пожаров. «Но позвольте, — возмущаются оппоненты, — если библиотека сгорела в 1547 году, то о каких книгах пишет в 1565 пастор Веттерман и зачем в это время в Россию приезжает большая группа немецких учёных? Что, кроме рукописей, могло заинтересовать профессионалов-переводчиков?» Итак, 1547 год, скорее всего, отпадает.

1571-й… С одной стороны, очень похоже. Во-первых, в 1580–1590-х на все просьбы иностранцев показать книги москвичи отвечают отказом. Правда, никак не мотивированным. Во-вторых, в тот год был один из сильнейших городских пожаров, спаливших Москву почти дотла… Но! Как свидетельствуют летописи, Кремль и его богатства в этом пожаре почти не пострадали: «…в церкви Успения Богоматери сидел митрополит Кирилл с святыней и казною». С казною — значит, с либереей. Тождество этих двух названий сегодня не вызывает сомнений.

Таким образом, остаётся 1611 год. Но и тут у многих историков есть сомнения. Да, Москву подожгли злобные поляки. Да, город полыхал несколько дней и ночей. Да, были умышленно сожжены многие ценные церковнославянские книги. Всё это так. Вот только античные рукописи сгорели в «польском пожаре» навряд ли. Китай-город и Кремль занимали польские гарнизоны. Значит, пожара там не было. С трудом можно себе представить, что шляхтичи нашли в тайниках и специально побросали в огонь ценнейшие рукописи. Гораздо логичней было бы предположить…

Версия вторая — меркантильная. Либерею разграбили поляки. Они вывезли её на Запад и там по частям распродали.

Массового вывоза рукописей за границу быть не могло: как говорится в Библии, «мне отмщение и аз воздам». Большинство интервентов, согласно условиям военного времени и бытовавшим тогда нравам, погибли на российской территории.

С другой стороны, ни одна западная библиотека до сих пор не заявила о том, что в её фондах, возможно, находятся книги из коллекции русского царя. Это странно. За 400 лет хоть одна вывезенная за границу рукопись должна была всплыть!

Версия третья — гастрономическая. Поляки не продали библиотеку. Они её съели.

Действительно, было окружение, был голод. В летописях есть сведения, что шляхтичи так оголодали, что были вынуждены жевать книжные кожаные переплёты. Они размачивали их в воде и жевали… Таким же образом поляки могли съесть и древние пергаменты. Аппетит у них, судя по всему, был прекрасный… Но! Либерею нельзя съесть целиком! Должны были остаться глиняные таблицы, золотые листы, драгоценные камни. Их человеческий желудок ещё, слава Богу, переваривать не научился. Видимо, съеденные книги относились к постельной казне Ивана Грозного и были написаны никак не раньше XIII–XIV веков.

Итак: сгорела, распродали, съели. Ни одна из этих трёх версий не доказывает, что либерея действительно исчезла безвозвратно, а значит — существует…

Версия четвёртая — оптимистическая. Библиотека Ивана Грозного — существует и по сей день!

Согласно имеющимся в распоряжении историков сведениям последний раз либерею видели в 1565 году… Именно тогда, может быть, в 1566-м, её замуровали в подвалы с тем, чтобы достать, когда появятся люди, способные перевести мудрые книги. И такие люди, видимо, появились. Кто они и что, и когда это было, науке, к сожалению, неизвестно. Но в 1822 году некто Дабелов, профессор из Дерпта (ныне Тарту в Эстонии), сообщил, что случайно обнаружил в архиве переведённый… список книг библиотеки великого князя Ивана Третьего. Правда, при этом Дабелов не назвал ни автора списка, ни его датировки, ни названия архива, в котором тот был обнаружен. Находка вызвала определённые сомнения. До сих пор многие считают «Аноним Дабелова» (именно так назвали список) хорошо сделанной подделкой. Особенно много претензий у учёных вызывает стиль переводчика: как же так, вроде бы учёный человек, а пишет на языке полуграмотных подмастерьев?

Впрочем, это скорее придирки, нежели серьёзные доводы. Современные учёные пока не нашли оригинал списка. И вряд ли в ближайшее время найдут. (Прибалтийские страны совсем не приветствуют копание русских в своих национальных архивах.) А значит, про «Аноним Дабелова» ничего нельзя сказать наверняка. Тех, кто верит в существование библиотеки, его подлинность заботит не особо. И правда: какая разница? Ведь в списке перечислена только малая толика имеющихся в собрании произведений. Во-первых, переводчик просто не мог запомнить все названия. А, во-вторых, некоторые рукописи он вообще не сумел перевести: месопотамскую письменность учёные расшифровали только несколько лет назад.

В общем, «Аноним Дабелова» — штука, конечно, интересная. Но для поисков библиотеки совершенно бесполезная.

В конце XIX века известный московский историк Забелин опубликовал доношение, направленное в 1724 году в канцелярию фиксальных дел пономарём Кононом Осиповым. Осипов писал о подземных тайниках Кремля, в одном из которых дьяк Большой казны Василий Макарьев якобы видел груду сундуков. Сундуки были старинные с наваренными замками, пыльные, и было их великое множество. Конон Осипов обещался в точности указать местонахождение тайника, если Сенат повелит начать раскопки. Дело дошло до царя Петра, который благословил начало работ. В XVIII веке уже было известно, что либерея Ивана Грозного входила в государеву казну, так что содержимое сундуков сомнения ни у кого не вызывало. Быть может, Пётр надеялся найти в подземельях что-нибудь ещё, но об этом история умалчивает.

Когда император умер, раскопки прекратились, но Конон Осипов, который намного пережил Петра, на этом не успокоился. В царствование Анны Иоанновны он второй раз пишет письмо в Сенат, описывая несметные богатства кремлёвских подземелий. И Анна Иоанновна клюёт на наживку. Раскопки в Кремле возобновляются, но, как пишет в своей истории Карамзин: «Рекрутами рвы накопаны, а поклажи никакой не найдено». Последующие 150 лет никто поиском книг Ивана Грозного не занимался. Интерес к московским тайнам возродился лишь в конце XIX века. В 1894 году раскопки возглавил сиятельный князь Щербатов. И… опять ничего.

К сожалению, и Конон Осипов, и Щербатов не смогли докопаться до конца. Начатые ими раскопки не были завершены потому, что на пути землекопов встали деревянные столбы, поддерживающие здание Цейхгауза (Арсенала). При тогдашнем уровне развитая техники обойти их не представлялось возможным, и власти решили, что лучше свернуть раскопки, нежели подвергнуть Арсенал опасности разрушения.

В начале XX века в Москву с далекоидущими планами поехали немцы. Памятуя о том, что именно их предкам Иван Грозный намеревался доверить перевод античных рукописей, немецкие учёные решили, что они-то библиотеку точно найдут. И если не в кремлёвских подземельях, то в каких-нибудь старых архивах точно. Профессор Маттеи получил добро на исследование фондов провинциальных библиотек и столичных ведомств. Искал он долго и усердно и, в конце концов, стащил из архива Министерства иностранных дел манускрипт Гомера. Трогательная забота о русской культуре. За Маттеи приехал профессор Эдуард Тремер. Тремер оказался человеком честным: ничего не крал, скорее наоборот: уезжая, указал русским на наиболее вероятное местонахождение царской библиотеки — Теремной дворец. Именно там, на древних, нижних этажах, по мнению профессора, вот уже много веков пылятся бесценные рукописи.

В 1914 году учёный-востоковед Игнатий Стеллецкий получил от царского правительства разрешение на археологический осмотр двух кремлёвских башен, но приступить к нему так и не смог — началась Первая мировая война.

После революции, и ещё десять лет спустя, до библиотеки Ивана Грозного никому не было дела. Учёные из числа неблагонадёжных спасали от амбиций пролетариата собственные книжные собрания. Никто не знал, заинтересуют ли тайны прошлого новую власть, постановившую с этим прошлым бороться. За кремлёвскими стенами бушевала накликанная Горьким буря… И только Игнатий Стеллецкий мирно продолжал работу над рукописью «Мёртвые книги в московском тайнике». В 1933 году он написал письмо (вы не поверите!) Сталину: «По долгу совести советского учёного и гражданина довожу в лице Вашем до сведения советского правительства о нижеследующем. Советская наука, в частности — история материальной культуры, не отстающая в общем от действующих темпов социалистического строительства, не является, однако, свободной от всяческих „Белых пятен“, каковыми надо признать, между прочим, вопросы: