Донал Грант - Джордж Макдональд

— Ой, мистер Грант, вы так говорите — ну совсем как мой Эндрю! — вздохнула бедная женщина, утирая грубым передником свои усталые, старые глаза. — Я, конечно, всё для неё сделаю, что надо, но ведь такой — то грех под полу не спрячешь!

— Да как же можно его прятать?! — воскликнул Донал. — Не дай вам Бог и подумать о таком! Пока она жива, об этом все будут знать и помнить, так что придётся ей, бедняжке, это бремя нести. Конечно, Господь Сам даст ей и помощь, и облегчение, но покрывать ничего не станет. Ведь в Его Царстве не бывает ничего тайного да скрытого, разве не так?

— Так, всё так. Не дай Бог, чтобы было по — другому!

Через пару дней вернулись мистер Грэм с сестрой и по просьбе леди Арктуры поселились в замке. За последнее время, объяснила им Арктура, она убедилась в том, что дядя больше не способен управлять её делами. Сейчас он в Лондоне, и сначала она тоже поехала было с ним — в округе так и продолжают думать, что они уехали вместе, — но потом вернулась. Дядя не знает, где она, но ей пока не хочется, чтобы он об этом узнал. Лучше, чтобы до поры до времени место её пребывания оставалось в тайне. На это у неё есть веские причины, и потому она убедительно просит их о личном одолжении: никому не говорить о том, что она в замке. А пока она будет очень признательна, если мистер Грэм как можно более полнее ознакомится с тем, как обстоят денежные дела лорда Морвена и каким образом он до сих пор распоряжался её имуществом.

Вскоре после того, как мистер Грэм начал входить в истинное положение дел, обнаружилось, что большая часть доходов, полученных графом с имения, бесследно пропала. Леди Арктура не захотела дальше вдаваться в подробности, но распорядилась, чтобы больше никаких денег ему не высылали.

Какое — то время от лорда Морвена и вовсе не было никаких вестей, но в конце концов от него пришло письмо, составленное Форгом и подписанное им самим, с требованием срочно выслать деньги по указанному адресу. Мистер Грэм отправил ему ответ, полный уклончивых извинений, но чека так и не послал.

Отец с сыном написали ещё раз, и он снова отказался выполнить их приказание. Граф начал угрожать, но управляющий оставался непреклонен. Его светлость продолжал требовать денег, осыпая мистера Грэма ругательствами и проклятиями, но в замке ни он, ни Форг так и не появлялись. Наконец управляющий написал графу, что не станет посылать денег никому, кроме самой леди Арктуры, на что лорд Морвен ответил собственноручно. Неужели мистер Грэм ничего не знает? Должно быть, он был за границей и потому не слышал, что леди Арктура умерла шесть недель назад и давно похоронена.

Отвечать на это письмо управляющий не стал.

Донал съездил в Глашгар и привёз Дейви назад в замок. Они возобновили ежедневные занятия, и Арктура с удовольствием к ним присоединилась. Прошло несколько недель, и древний замок встрепенулся и зашевелился. Каменщики и плотники трудились с утра до вечера. Стену, за которой прятались окна забытой часовни, сломали, а сами окна с чудесными витражами, даже ничуть не потрескавшимися, хорошенько вымыли и очистили от многолетней пыли и грязи. Проход, пролегавший прямо под ними, снова открыли, и теперь в часовню можно было зайти прямо с парадной лестницы. Леди Арктура распорядилась привезти орган, небольшой, но с особенно мягким и глубоким звуком, и попросила встроить его в галерею. Потом из её спальни открыли проход к узкой каменной лестнице, ведущей вниз, и теперь она могла спускаться в часовню прямо от себя, играть на органе сколько душе угодно, а когда на замок вдруг налетал юго — восточный ветер, слушать, как в звуки органа вплетаются серебристые вздохи и всхлипы эоловой арфы, словно грёзы о дивных мелодиях небесных сфер.

Когда рабочие взялись за кровать, чтобы вынести её из часовни, она почти вся развалилась прямо у них в руках. Остался лишь резной балдахин и вычурная спинка. Балдахин подвесили над камином в самом большом зале замка, а спинку — над камином в гостиной Арктуры. Алтарь переставили на своё прежнее место, как раз туда, где стояла кровать. Донал подробно записал всю историю о том, как они искали и нашли заброшенную часовню, и Арктура поместила её в семейные анналы.

Однако вскоре все с печальной очевидностью стали замечать, что леди Арктура всё больше слабеет и бледнеет. Её хрупкое здоровье не выдержало пережитого ужаса. Теперь она почти всегда выглядела счастливой и довольной, но временами силы внезапно покидали её. Донал вместе с миссис Брукс не на шутку встревожились и с беспокойством следили за ней. Сейчас её главной радостью стал орган, которому она отдавала много больше сил, нежели позволяло её нынешнее состояние. Нередко длинные коридоры и проходы вдруг наполнялись плавными переливами его аккордов, одновременно торжественных и простых, — то ли от того, что маленький инструмент отличался необыкновенной мощностью и проникновенностью звука, то ли от того, что часовня располагалась в самом сердце замка. Донал частенько сидел на крыше, вслушиваясь в дивную музыку, доносящуюся до него из знакомой каминной трубы, внимал мелодиям и гармониям, рвущимся на свободу из под её пальцев, научившихся поклоняться Богу, и радовался, думая о том, что её дух наверняка улетает ввысь на крыльях прекрасных звуков и вместе с ними устремляется к своему истинному дому.

Однажды Арктура, как обычно, пришла поиграть на органе, и музыка завладела ею так безраздельно, что она, позабыв обо всём, бессознательно запела старый гимн «Господь не оставит Своих детей». Она даже не подозревала, что её слушают двое: один наверху, на крыше, а другой — внизу, в часовне.

Ярким солнечным утром спустя двенадцать месяцев после своего отъезда лорд Морвен снова подошёл к замку. Он уже почти считал его своей собственностью, хотя иногда в его душе всё же возникали некоторые мрачные сомнения. Граф окончательно решил уволить управляющего после того, как тот предоставит ему полный отчёт обо всех денежных делах, и кроме этого, хотел повидаться с Дейви. Он подъехал к замку со стороны конюшни и, пройдя оттуда на верхнюю террасу, миновал часовню, но не заметил, что глухой стены больше нет и окна её открыты. Дверь была широко распахнута. Граф вошёл и начал подниматься по лестнице, следуя за непонятными звуками музыки, которые услышал ещё на террасе. Но что это? Лестница привела его к какой — то незнакомой ему двери, которой раньше здесь не было. Это ещё что за новости? Неужели кто — то осмелился переделывать внутренности замка без его ведома? Не может такого быть!

Но граф давно привык к необъяснимым странностям. Он открыл дверь — явно сработанную совсем недавно — и вошёл в тесный и тёмный проход, куда свет падал лишь из небольшого окошечка возле самого потолка. Над его головой уходила вверх узкая каменная лестница. Постойте, постойте! Видел он её раньше или нет? Справа он заметил ещё одну дверь, подошёл к ней, потянул за ручку, и навстречу ему рванулась музыка, которая до сих пор звучала приглушённо, как бы издалека, но теперь полновесной волной обрушилась прямо на него. Поражённый граф стоял, не веря своим глазам: перед ним была часовня, открытая для посторонних глаз и залитая солнечным светом, чистая и как бы умытая. Жуткой кровати не было и в помине, нигде не было ни пыли, ни сырости, и свежий воздух дрожал и нежно волновался от мощного дыхания органа, чьи звуки плавными кругами расходились по всему дому. Ему ещё ни разу не приходилось испытывать ничего подобного! Он часто сомневался и спрашивал себя, реальны ли окружающие его люди и вещи, или его воспалённое сознание только вообразило их существование. Он двигался и действовал в мире, где факты уходили в тень, а их место занимали фантазии и грёзы, и знал, что порой уже не способен отличить одно от другого. Но до сих пор ему ещё ни разу не приходилось видеть, чтобы нечто очевидно явное и нечто совершенно нереальное подходили друг к другу так близко и переплетались так тесно. Картина, представшая его глазам, была чёткой и никуда не пропадала, и он видел её так же ясно, как в дни молодости, когда его зрение было ещё незамутнённым. Однако того, что он видел, просто не могло быть!

С самого дня своего отъезда из замка граф так окончательно и не понял, на самом ли деле произошло всё то, что казалось ему реальностью. Впервые он усомнился в этом, когда не смог найти ключ от дубовой двери. Всякий раз, когда он задумывался о том, что, в таком случае, сталось с его племянницей, он тут же успокоительно отвечал себе, что с ней, вне всякого сомнения, всё в полном порядке. Она сама не захотела выйти замуж за Форга и убралась с дороги как раз вовремя. Всё равно ей никогда не было дела до родового имения! Ох уж эти женщины! Вечно они упрямятся, хотят сделать всё по — своему; а иначе неужели его управляющий стал бы позволять себе подобные вольности с ним, её опекуном? Нет уж, пока он никому не передавал своих законных прав и не поручал вести за неё дела! После смерти Арктуры всё имущество должно было перейти к нему, и если она умерла, замок уже стал его собственностью. Ведь она никогда не стала бы завещать его кому — нибудь другому! Она даже не знала, что имеет на это право! Да и откуда ей знать? Девчонки никогда не думают о подобных вещах. Кроме того, у неё просто не хватило бы на это духу: разве он не любил её как собственную плоть и кровь?