Письма русского офицера. Мемуары участников войны 1812 года - Александр Бенкендорф

В то время, когда еще колебались, обсуждали планы и даже сомневались в неизбежности войны, Наполеон появился на берегах Немана, и император Александр своим энергичным и проникнутым верою манифестом укрепил решимость и твердость своего народа.

Подобно Ксерксу, Наполеон поднялся на гору близ Ковны и созерцал у ног своих всю свою необозримую армию. Вид русской территории воодушевил его пыл, и, приветствуемый с энтузиазмом множеством солдат, он устремился в борьбу двенадцатого года, в конце которого от всего этого гигантского полчища суждено было сохраниться лишь одним кровавым следам.

Известие о переправе вынудило отойти назад все войска, наблюдавшие вдоль Немана, и заставило сделать в Вильне все необходимые приготовления.

Отъезд императорской квартиры, всех военных и гражданских чиновников, их жен и множества жителей Вильны, которые по различным соображениям разделяли нашу судьбу, представлял настоящий базар. Остановились и пришли в себя только в Свенцянах, где была расположена гвардия и где собралась вся армия.

Тотчас же по прибытии император потребовал меня для доставки его приказаний генералу Багратиону. Император желал сближения его с армией генерала Барклая, так, чтобы, в случае надобности, он мог с нею соединиться. Он мне сказал, отправляя меня: «Передайте князю, что, верный своей системе, Бонапарт, вероятно, направится по дороге к столице и захочет устрашить Россию, наступая на Москву, но ничто не заставит меня положить оружие, пока неприятель будет в наших пределах».

Я проехал через Сморгонь и Новогрудок и нашел армию князя Багратиона за Слонимом. Передав ему привезенные мною приказания и объяснив движения, которые предполагала исполнить наша главная армия для прибытия на Дрисскую позицию и принятия там боя, я снова выехал в главную квартиру императора.

Я вынужден был уже сделать большой объезд, так как неприятельские партии, руководимые поляками, подвигались из Вильны к Сморгони и старались стать на сообщениях наших обеих армий. Я проехал через Минск и нашел императора в Видзах.

Наполеон вступил без боя в Вильну и был принят там с меньшей радостью, нежели он на это надеялся. Он высказался полякам в неопределенных выражениях об их независимости, но убеждал их вооружаться против России и приносить в жертву отечеству людей, деньги и в особенности слепое повиновение его приказаниям.

Переходя границу нашей империи, он обвинял Россию в том, что она вызвала войну, а нашего посла, князя Куракина, в том, что он объявил ее. Император отправил к нему в Вильну своего генерал-адъютанта Балашева, который должен был ему объявить, что нота князя Куракина не вызывалась данными ему приказаниями и что, если французская армия отойдет назад за Неман, вторжение не будет считаться совершившимся.

Наполеон отвечал, что ему дали дойти до Вильны и, чувствуя себя здесь хорошо, он здесь и останется; что армия князя Багратиона несомненно отрезана и погибла и что без боя он взял уже несколько тысяч пленных.

Император знал результаты, которые будет иметь посылка генерала Балашева, но, не желая изменить умеренности и скромности, которые отличали все его действия, он хотел дать лишнее доказательство их и не оставить своим подданным возможности сделать ему какой-либо упрек.

Наполеон, уделив некоторое время на устройство польских провинций, назначил Вильну главным пунктом расположения своих магазинов и управления своей армии и сделал ее отправной точкой своих операций. Он двинул вслед за нашей главной армией почти все свои силы, назначил корпус для наступления против Витгенштейна и направил короля Вестфальского с целым корпусом маршала Даву с целью отрезать и раздавить князя Багратиона.

Едва возвратился я в Видзы, как император послал меня вторично к князю Багратиону; так как мой путь становился очень опасным, он не дал мне письменных повелений, а только поручил мне объяснить все князю на словах.

Я проехал через Дриссу, Борисов и Минск. Приближаясь к последнему городу, я встретил губернатора и всех чиновников, которые поспешно спасались из него бегством. Они советовали мне не ехать туда, заверяя меня, что неприятель должен немедленно вступить в город. Я не мог, однако, избрать другую дорогу и мне удалось счастливо проехать за час до вступления французов в город. Я нашел армию князя Багратиона в Несвиже и доставил ему известие о занятии королем Вестфальским Минска.

Князь приостановился в Несвиже в то время, как его арьергард под начальством генерала Платова разбил и совершенно рассеял значительные силы кавалерии, которые неприятель выслал для преследования его по пятам. Это блистательнейшее дело, несколько охладившее пыл польской конницы, дало больше свободы движениям князя Багратиона, и он решился постараться предупредить неприятеля в Могилеве.

Я возвратился с этим решением к императору; я вынужден был проехать через Бобруйск, Могилев и Полоцк и присоединился к нашей главной армии в Дрисском лагере. Лагерь этот, расположенный на левом берегу Двины в том месте, где река делает большой изгиб, был избран генералом Фулем: три моста, переброшенные через реку в тылу позиции, являлись единственным сообщением, и только по ним могло быть исполнено отступление; этот лагерь был укреплен с большим трудом, и в нем были собраны огромные магазины. Позиция не представляла ни одного из тех преимуществ, которых обыкновенно ищут в подобных случаях; она не преграждала какого-либо важного пути и не вынуждала противника атаковать ее или приостановить свое движение. Она могла быть обойдена со всех сторон; неприятель мог переправиться через Двину или избрать совершенно другое направление для того, чтобы проникнуть в глубь империи, оставив Двину совершенно на своем левом фланге и направившись всеми своими силами на Могилев. Превосходство его сил не могло его заставить опасаться за свои сообщения в стране, где большинство населения было расположено в его пользу. Недостатки лагеря рисует лучше всего комплимент, сказанный генералом Паулуччи генералу Фулю, который, несмотря на ропот всей армии, продолжал оправдывать выбор этой позиции. Он сказал ему: «Этот лагерь был выбран изменником или невеждой – выбирайте любое, Ваше превосходительство».

Император, слишком скромно еще оценивавший собственные военные способности, поверил в этом отношении голосу своей армии и, к счастью, покинул Дрисский лагерь, предав его общей критике. Армия перешла Двину и направилась небольшими переходами вдоль правого берега к Полоцку, куда неприятель высылал уже свои разъезды, обнаружив свое намерение предупредить нас в Витебске.

Граф Витгенштейн переправился через Двину в Динабурге и уже начинал ту смелую борьбу, в которой с корпусом, уступавшим в численности корпусу противника, он сумел сохранить берега Двины театром своих подвигов, послужить щитом для губерний, соседних с Петербургом, и положить на весы успехов войны столь же значительный, как и славный груз.