Герман Геринг — маршал рейха - Генрих Гротов

Автоколонна, отправившись в темноте раннего, дождливого и туманного утра, была в пути несколько часов, сопровождающая охрана менялась четыре раза, но никто не спрашивал, что было в грузовиках. С рассветом они подъехали к Мюнхену и сразу направились на окраину города к крематорию, владельца которого предупредили о прибытии трупов «четырнадцати американских солдат». Трупов на самом деле было только одиннадцать, но так сказали затем, чтобы усыпить возможные подозрения персонала крематория.

Крематорий окружили, и с солдатами и танкистами оцепления была налажена радиосвязь на случай какой-нибудь тревоги. Всякому, кто заходил в крематорий, не разрешалось выйти обратно до конца дня.

Гробы были распечатаны, тела проверены американскими, британскими, французскими и советскими офицерами, присутствовавшими при казни, для уверенности, что их не подменили по дороге. После этого немедленно началась кремация, которая продолжалась весь день.

Когда и с этим делом покончили, к крематорию подъехал автомобиль, в него положили контейнер с пеплом, и он отправился куда-то в сельскую местность. По-прежнему шел дождь.

Час спустя пепел хозяев «третьего рейха», среди них Германа Геринга, был высыпан на повороте какой-то сельской дороги в мутный поток дождевой воды, бежавшей по придорожной канаве.

Эпилог

Незадолго перед тем как убить себя, Герман Вильгельм Геринг предсказывал, что через полвека его будут помнить как великого человека за тот след, который он оставил в истории, потому что к этому времени немецкий народ осознает, что все, что он совершил за свою жизнь, он делал ради великого германского рейха.

Этот срок недавно прошел, а Германия, да и весь мир сильно изменились за это время. Однако до сих пор немцы так и не собрались возвести ему памятники или называть в его честь улицы и площади; более того, их до сих пор не оставляет комплекс вины за злодеяния нацизма. Вместе с тем в послевоенной Германии наблюдалось одно любопытное явление. Со временем, когда немцы узнали правду о «третьем рейхе» и о людях его возглавлявших, отзываясь о Геринге, они явно отделяли его от Гитлера, Гиммлера, Геббельса и остальных «монстров» в ужасной галерее этого режима. Молодое поколение говорило о нем с неким чувством стыда, что, мол, человек с его происхождением и способностями оказался замешанным в такой банде, а также с сожалением, что он не сумел повлиять на ход событий в лучшую сторону. Военное же поколение по-прежнему вспоминало его с симпатией, уважением и восхищением.

В этом плане характерен один случай. Где-то в 60-е годы состоялись съемки фильма о воздушной войне в 1940 году под названием «Битва за Британию», и режиссер дал указание немецкому актеру, который исполнял роль Геринга, немного сыграть на публику и сделать образ рейхсмаршала смешным. На это актер ответил, что лучше вообще уйдет из фильма, чем пойдет на это. Когда об этом разговоре узнали другие немецкие актеры, они тоже пригрозили покинуть съемки, если из Германа Геринга сделают комического персонажа.

Эти люди не были ни старыми нацистами, ни неонацистами. Это были немцы всех возрастов, и одни играли летчиков люфтваффе, другие — офицеров штаба, третьи — авиамехаников. В жизни они были разными по своему мировоззрению и политическим взглядам, однако все были едины во мнении, что среди нацистских лидеров Геринг отнюдь не был таким, над кем можно потешаться, напротив, к нему следует относиться серьезно и с сочувствием — в том числе из-за разительного очарования его личности и финала, к которому привели его идеалы и амбиции.

Как его будет судить история?

Можно надеяться, что теперь, когда все факты о нем стали доступны, никто больше не будет думать о Геринге как о клоуне, разряженном хлыще, наркомане, военном преступнике или просто как о еще одном нацисте. Нет, все это в нем было, но вместе с тем его личность гораздо шире.

Герман Геринг обладал человеческими качествами, которые могли сделать его выдающимся и просвещенным лидером в бурлящей Германии межвоенных лет. Заложенные в нем черты окрепли за время пребывания на Западном фронте в годы первой мировой войны, когда и друзья и противники признавали его храбрость, благородство и способности лидера. Он, обладал неистощимой энергией, напором и организаторским талантом. Кроме всего прочего, в нем жила огромная любовь к своей стране и решимость увидеть ее вновь возрожденной после тяжелого поражения. Не может быть сомнений, что присоединиться к Гитлеру в начале 20-х его подвигнул пламенный идеализм.

Как же после этого он позволил вовлечь себя в коварные заговоры, расовые преследования и дикий террор, вошедшие в программу национал-социалистов в 30-е годы? Он не имел личных причин для вражды к евреям и знал, что у спекулянтов, наживавшихся на послевоенной нищете Германии, нет национальности, однако без возражений присоединился к неистовому антисемитизму Гитлера. От природы он был добрым и великодушным человеком и отдал бы свою жизнь, чтобы защитить ребенка или животное, но при этом мирился с ужасными жестокостями, проявляемыми по отношению к миллионам людей, и знал, как справиться с угрызениями совести.

История, вне всякого сомнения, признает, что Герман Геринг был человеком выдающихся дарований и добился значительных успехов. Он создал германские люфтваффе и сделал из них грозную силу, которая, не исключено, могла выиграть для Германии вторую мировую войну в 1940-м, если бы ее использовали так, как он планировал. Он упорно и отчаянно пытался предотвратить войну на Западе в 1939 году и не допустить войны с Советским Союзом в 1941-м. Он был в высшей степени мужественным человеком и встретил войну, боль и в конце — смерть с максимумом выдержки.

Но главной его победой было то, что он сумел лишить судей удовольствия лицезреть свое тело болтающимся на виселице.

Но за всем его бесстрашием и вызывающим поведением скрывалась одна слабость, один недостаток, который не позволяет считать Германа Геринга действительно великим. Это не его тщеславие, от которого, в конечном счете, страдали многие великие люди. Это не его безграничное и не ведающее жалости честолюбие, так как именно оно привело многих великих лидеров на самый верх. Это не вычурность его одеяний, вызывавшая такое озлобление у его современников, — в наши дни больше презрения вызывает серость. Это даже не его нероновская способность играть при виде горящего Рима на кифаре, правильнее в данном случае сказать, поигрывать драгоценностями и болтать о картинах, в то время как Германия погружается в пучину поражения, потому как чем он мог помочь, когда этот процесс уже начался?