Стратегии гениальных мужчин - Валентин Бадрак

Вырвавшись из невидимого плена, Моцарт все так же использовал любую зацепку, чтобы получить новый шанс самоутверждения в музыке. Речь шла в том числе и о физическом выживании, поэтому попытки были с каждым разом все отчаяннее. Вольфганг не стеснялся деликатно задавать вопросы о своем будущем первым особам державы и их приближенным; он использовал для этого любую возможность, которую часто сам и создавал. Например, участием в таких концертах, которые явно не сулили прибылей, но обеспечивали публичность и возможность показать свои таланты императору или богатым вассалам. Моцарт действовал настолько активно, играл настолько искусно и создавал так много новых произведений, что не заметить его было просто невозможно. Часто валясь с ног от полного изнеможения, он не отказал в написании музыкальных произведений практически ни одному из знатных любителей музыки. Даже тогда, когда за это ничего не платили, а заработать на пропитание было непросто. Еще более поразительной была развитая с детства потрясающая способность Моцарта сочинять музыку на ходу, как бы между делом: он умел писать проникновенные симфонии и потрясающие глубиной и четкостью выражения сонаты в дороге, в гостях, где угодно. В бешеной спешке и нечеловеческом темпе, почти не отдыхая и отводя на сон не более пяти-шести часов, Моцарт создавал непревзойденную оперную музыку. Он всегда думал о музыке и о том, что должен добиться в жизни успеха, – эта навязчивая мысль с пяти лет не выходила у Вольфганга из головы. Его мозг был настолько прикован к музыке, что маэстро запоминал сочиненные концерты целиком и часто выступал, не имея перед собой ни единой ноты и пользуясь во время исполнения перед холеной публикой лишь собственной памятью.

Моцарт рисковал. Крайняя степень риска всегда была характерна для гениев, поскольку это та категория людей, для которых любовь к жизни никак не связана с жаждой продлить себе век, а единственно важным делом являлась самореализация. Думая о торжестве своих идей, творцы часто пренебрегают благосостоянием, покоем и даже собственной безопасностью. Именно жажда успеха, признания и удовлетворения в музыке толкнули молодого Моцарта на окончательный уход от своего хозяина. Это был подлинный вызов судьбе и проверка идеи на прочность: когда после нескольких успешных выступлений в Вене архиепископ не позволил своему придворному музыканту выступать перед властной элитой Австрии, и в том числе на концертах, где присутствовал император, Моцарт пошел на решительный и окончательный разрыв с ним. При этом молодой композитор поставил на кон не только благополучие и уют среднего музыканта, а также духовную связь с отцом, но и даже физическую свободу, поскольку реально вполне мог оказаться пожизненным узником деспота. Хотя Вольфганг Моцарт видел большой свет с шести лет, действительно его первым самостоятельным решением был отказ от службы. В это время две чаши были заполнены до критического уровня: во-первых, Моцарт осознал и поверил, что его музыка лучше, чем музыка ВСЕХ существующих в то время композиторов, а во-вторых, он почувствовал, что добровольный отказ от поединка сулит ему забвение. Он четко знал, что не желает повторить жизнь своего отца – талантливого музыканта, не решившегося разорвать кольцо обязанностей и условностей, чтобы с риском для жизни попытаться поймать настоящее счастье.

Надолго осев в Вене – наиболее перспективном музыкальном центре Европы, Вольфганг, как искусный полководец, начал длительную хитроумную осаду австрийского двора. Двадцатипятилетний музыкант без труда конкурировал с признанными кумирами, но доказать это императору было вовсе непросто. И еще более сложно было попасть к нему на службу. Хотя надо сказать, что извечная конкуренция пошла творцу на пользу. Более всего музыкальная Европа того времени аплодировала Глюку и Пиччини. Вовсе не считая себя слабее, Моцарт поневоле осваивал ненавистные ему искусства дипломатии и интриги. Что было делать, если его судьба, независимо от уровня таланта, целиком зависела от благосклонности императора Иосифа. Впервые очутившись один на один с миром, Моцарт осознал, что безмятежные времена чудо-ребенка, покорявшего публику грациозной игрой и детской непосредственностью, давно позади. Отец не мог больше помогать ему в столь рискованном предприятии: оставшись на службе у архиепископа, он взял на себя заботы о финансовых проблемах, растущих потрясающим снежным комом. А смерть матери во время отчаянной и безуспешной попытки привлечь к своей музыке парнасских вельмож многое перевернула в восприятии музыканта. Вольфганг стал решительнее, жестче и хитрее. Столкнувшись с суровым лицом Жизни, музыкант заставил себя быть менее принципиальным, более изворотливым и наряду с творческими усилиями больше уделять внимания хитроумным придворным приемам, без которых, как он понял, пробиться наверх в течение отведенных ему лет пребывания на земле было невозможно. Презирая большинство из тех, кто выступал ценителями его творчества, Моцарт был вынужден принять правила социума своего времени: кланяться тем, кто мог быть его заказчиком, и улыбаться тем, кто выступал его партнерами в грандиозных театральных проектах, наконец, посвящать свои произведения бездарным толстосумам и влиятельным, но беспринципным государственным персонам.

Он принял и не без отвращения освоил все правила светского жителя столицы. В душе ненавидя поединки между музыкантами, Моцарт принимал вызов в угоду сильным мира сего. Однажды победив итальянского виртуоза изысканностью и проникновенностью исполнения своих произведений в присутствии австрийского императора и российского наследника престола, Вольфганг заметно усилил свое влияние как композитора и исполнителя. Но, пожалуй, самое удивительное в Моцарте-композиторе было то, что даже достигнув признанного окружающими совершенства, он продолжал изучать музыку и других знаменитых сочинителей не менее проникновенно, чем делал это в пяти-шестилетнем возрасте. Больше всего мастер восхищался Иоганном Себастьяном Бахом и Иосифом Гайдном. И нисколько не стеснялся этого. Он не просто боготворил музыку, созданную до него, а прорабатывал ее в деталях, осваивая при этом новые музыкальные формы и глубже вникая в преимущества тех или иных инструментов. Реализация жизненной стратегии подразумевала непрерывное движение вперед, и он не жалел сил для поддержания оборотов своего внутреннего двигателя. Он продолжал жить только музыкой, и только звуки имели над ним силу.

В силу того что с раннего детства отец нес тяжелое бремя бытовых забот и сам занимался часто весьма запутанными клубками сопутствующих проблем, эта сторона жизни волновала композитора лишь в той ее части, где она была призвана обеспечить сносные условия для творчества. Деньги существовали лишь для того, чтобы соответствовать образу светского музыканта, каким он был обязан являться, выступая среди обескураживающей роскоши дворцов перед знатными персонами и первыми лицами многих государств. Даже женщины, хотя порой безумно волновали Моцарта, не играли особой роли в его творческой жизни. Фактически восприятие им роли женщины было также унаследовано от отца: жена должна быть рядом, безропотно исполняя роль покладистой женщины-избранницы, целомудренной женщины-матери и покорной женщины-домохозяйки. Это позволяло меньше всего отвлекаться от творчества, которое было ВСЕМ. Все, вся жизнь вокруг творца подчинялась только музыке. Он, безусловно, увлекался другими женщинами, но остается большой знак вопроса, заводил ли он настоящие романы. В любом случае, женщины не могли изменить его, как и получить хоть какую-нибудь видимую власть над ним. Кроме того, Моцарт, зависящий от светского общества, слишком бережно относился к своей репутации. Многие исследователи жизни композитора не без оснований указывают, что отношения с женщинами исключительно ради физической близости были ему по меньшей мере противны. Боялся Вольфганг разрушить кропотливо собираемый, словно замысловатая мозаика, образ великого и гордого маэстро. Поэтому жена должна была оставаться единственной женщиной, его бессменным ангелом-хранителем, пронося тепло сквозь года в глубь истории. Даже тот факт, что Моцарт после отказа любимой девушки не слишком утруждал себя поисками, а в конце концов остановил свой выбор на ее сестре, тоже говорит о многом. Но его болезненное самолюбие не позволило потом простить свою первую избранницу – отторжение было мгновенным и сделанным навсегда. Для человека, колышущегося в колыбели вечной великой музыки где-то очень высоко в небесах, уничтожить в сознании нечто мирское оказалось делом несложным.